У голоса, как и у сердца, нащупывается пульс
Между нами говоря, случайный пришелец, заглянув на «Чешское радио» и схватив на лету обрывки некоторых типичных фраз, вполне логично может предположить, что на одном из гулких этажей его здания находится парикмахерская. «Осталось еще немного достричь», — слышит гость и и следом: «Стриги не стриги — все торчит». Тут уже бедняга инстинктивно запускает пятерню в собственную неподатливую шевелюру и ищет двери с надписью «Выход». Ему не повезло. Услышь он еще такое выражение из нашего арсенала, как «осталось чуть-чуть причесать, и глаз не отведешь» (хотя, в нашем случае, правдивее звучит «ушей не оторвать») — глядишь, пришелец и постучался бы в наши двери.
Да, «стрижкой» мы и впрямь занимаемся, только стрижем не волосы, а фонограммы бесед и интервью. В наших руках — голоса: строгие и размеренные, как стук маятника, а то — спотыкающиеся о незримые булыжники неведомо кем «навороченных» слов. Есть голоса заикающиеся — скольких усилий стоит убедить их владельцев, что вы не намереваетесь выставить их на публичное осмеяние, и «стрижка» сгладит все шероховатости (тут вы поете оду о достижениях современной техники). Наконец собеседники вверяют вам себя такими, какие они есть. И однажды, при работе над очередной рубрикой, маясь над тем, что сокращать, а что подчищать, вы вдруг почувствуете себя кем-то, кто больше смахивает на хирурга, чем на парикмахера. Запись голоса похожа на кардиограмму; у голоса, как и у сердца, нащупывается пульс, учащающийся в волнении и спешке. Иногда кажется кощунственным стричь эту живую материю, хоть и во имя сохранения Целого: все, о чем рассказывает собеседник, предстает одинаково важным и равноценным.
Волей профессии у меня накопилось несколько коробок звукозаписей, уже прозвучавших в эфире и тех, которые еще только выпорхнут на волю, когда придет их время. Нередко случается, что наши собеседники каются в неспособности выразить то, что надо, или удручены тем, что русский язык, который они изучали лет двадцать назад, далек от совершенства. Мы же пытаемся рассеять их сомнения, напоминая, что наши слушатели очень благосклонны, и, в стремлении познать жизнь чеха из уст его самого, простят ему огрехи языкового несовершенства. И так получается, что прежде чем поведать вам о них, мы рассказываем им о вас. В тот момент исчезает ощущение холодного скальпеля, занесенного над трепетнейшей материей, сотканной голосовыми связками и душой. Роль «хирурга» вдруг неожиданно искуплена возможностью посредничества между теми, кто слушает, и теми, кто хочет быть услышанными. Услышанными и правильно понятыми.
