Ильф и Петров – пересадка в Праге
Литература давно поселилась в чешской столице, мостовые которой помнят многих писателей, и немалую их долю составляют русские. Историк и культуролог Евгений Деменок открыл для «Радио Прага» еще одну увлекательную главу литературного путеводителя по Праге – о том, как здесь побывали авторы «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка».
– Прага известна тем, что она была и остается перекрестком, точкой, в которой сходились судьбы многих русских писателей, художников, политиков. Однако на пражской «литературной карте» ХХ века, где крупными буквами выведено: «Марина Цветаева», «Максим Горький», «Владимир Маяковский», «Нина Берберова», имена Ильфа и Петрова не встречаются. Как я понимаю, именно вам принадлежит это открытие. Как вы натолкнулись на информацию о том, что писатели здесь бывали и даже оставили об этом заметки?
– Это произошло совершенно случайно, я узнал об этом от Александры Ильиничны Ильф, дочери писателя. Сама она называла себя «дочерью Ильфа и Петрова», поскольку всю жизнь занималась наследием обоих писателей, публикацией архивов, дневников, вырезанных цензурой отрывков. Каждый раз, приезжая в Одессу, она дарила свои книги, выходившие в Москве, Клубу одесситов. Среди них были и дневники ее отца. Ильф, будучи человеком чрезвычайно скрупулезным, считал, что необходимо записывать все происходящее каждый день и даже два раза в день, потому что все моментально забывается. Он, кстати, пытался приучить к этому и Петрова, но у него не получилось. И листая эти дневники, я обнаружил, что писатели побывали в 1935 году в Праге по пути в США, куда отправились писать «Одноэтажную Америку». Их маршрут проходил через Варшаву, Прагу, Вену и Париж, и из Нормандии они отплыли в Соединенные Штаты. В Праге они провели всего один день.
– Вероятно потому, что они оказались здесь транзитом, город не оставил в их книгах какого-то более существенного следа… Мы помним, что Ильф и Петров принадлежали к тому избранному кругу советских писателей, которых выпускали за границу, – привилегия, которую они потом «отрабатывали». Как известно, в 1927 году здесь с пропагандистской миссией побывал Маяковский. Хотя Ильф и Петров приехали существенно позже, на тот момент Чехословакия еще не признала Советский Союз, при этом советское присутствие здесь ощущалось достаточно сильно.
– Полпредом СССР тут служил Сергей Сергеевич Александровский, с которым писатели познакомились. Именно он вскоре подпишет документ об официальном признании Чехословакией Советского Союза. Ильф и Петров приехали в страну незадолго до этого события, в сентябре 1935 г. Ильф в своем дневнике оставил запись: «Вокзал со статуей сидящего Масарика. Утром у Туманова. Поездка с ним. Американский буфет. Возвращение. Знакомство с С.С. Поездка к "У Шутеры". Цеховые дворы. Часы Апостолов. Венеция и владычество янычар. Синагога. Две подписи. Терраса в Баррандов. Снова возвращение. Вечер "У Флеку". Завтра в 6.25 с вокзала Вильсона уезжаем в Вену».
– Вы побывали в местах, упомянутых в дневнике?
– Придя в пивную «У Флеку», я почувствовал себя буквально детективом, который идет по следу. Правда, думаю, в Праге можно найти места и посимпатичнее, чем эта пивная. Интересно, было ли там лучше в 1935 году.
– Какой еще «пражский розыск» вы проводили?
– Мне стало интересно – кто же такой С.С., и я выяснил, что им как раз и был Сергей Сергеевич Александровский. В своей статье, опубликованной в пражском журнале «Русское слово», я рассказываю о его драматической судьбе: «В 1938-м – внезапный отзыв в Москву, в "резерв" Наркоминдел. В первые дни войны Александровский пошел добровольцем на фронт, попал в плен, в немецкий концлагерь в Борисове, под Минском, бежал, в 1943 году арестован и в августе 1945 года расстрелян по приговору Особого совещания при НКВД СССР как немецкий шпион».
Также я начал искать у Ильфа и Петрова не только реальные, но и литературные «пересечения» с Чехией. Выяснилось, что их немало, начиная с ресторана «Прага», превратившегося позже в столовую «Моссельпрома».
– Вряд ли даже до революции там была чешская кухня…
– Возможно, до революции она там как раз присутствовала. Судя по всему, это заведение и в советское время не потеряло свой уровень, раз его так рекламировал Маяковский, а Киса Воробьянинов именно туда отправился с барышней Лизой, где успешно прокутил деньги, которые вскоре понадобились для покупки стульев.
Настоящий сын лейтенанта Шмидта жил именно в Праге
Если вспомнить второй знаменитый роман – «Золотой теленок», то там фигурируют «дети лейтенанта Шмидта». При этом у настоящего лейтенанта Шмидта был всего один сын – Евгений Петрович Шмидт-Очаковский (вторая часть фамилии была псевдонимом). И выяснилось, что из России он эмигрировал именно в Прагу.
– Через Константинополь – как большинство русских офицеров?
– Через Галлиполи. Вообще, мы часто задаемся вопросом, как Ильф и Петров могли высмеивать героя революции, лидера Севастопольского восстания Петра Шмидта. Ведь роман «Золотой теленок» вышел в 1931 году, и это уже было опасно. По одной из версий, писатели знали о том, что сын Шмидта стал белым офицером и эмигрировал. Такая ирония судьбы – отец, возглавивший мятеж на крейсере «Очаков», сын – белый офицер, воевавший за Врангеля, ненавидевший большевиков, благодаря «Русской акции помощи» оказавшийся в Праге...
– В этом как раз нет ничего удивительного. Многие бывшие революционеры не любили большевиков. В Чехословакию эмигрировали, например, видные эсеры.
– В Праге Евгений Петрович Шмидт написал книгу о своем отце, которая вышла в 1926 г. в издательстве «Пламя». Она была переиздана в 2006 году в Одессе. Первое издание, вероятно, можно найти в пражской Славянской библиотеке. Я читал одесское издание – это интереснейшая книга, с массой фактов. Что касается представившегося сыном лейтенанта Шмидта Остапа Бендера, то, как известно, он назвался Николаем и не мог вспомнить, как зовут его родного отца, сообщив, что во время восстания на «Очакове» был ребенком. При этом Евгению Шмидту на тот момент было шестнадцать лет, и он был на крейсере вместе с отцом.
В первой экранизации «12 стульев» Воробьянинова играл знаменитый чешский актер Власта Буриан
Еще одно пересечение – первая экранизация романа «Двенадцать стульев» состоялась именно здесь – это был совместный чешско-польский проект.
– Что привлекло внимание чешских кинематографистов к этому произведению?
– Думаю, его авантюрная составляющая, ведь это классическая авантюрная история. Фильм снимали два режиссера – чех Мартин Фрич и поляк Михиал Вашинский, а Кису Воробьянинова играл Власта Буриан. Сценарий, конечно, пришлось переделывать, поскольку такое понятие как «национализация» здесь было еще неизвестно. Они сделали сюжет более приключенческим – парикмахер Фердинанд Шуплатка получает письмо из Варшавы, в котором говорится, что там скончалась его богатая тетушка, оставившая ему все наследство. Приехав туда, он находит пустой дом, где есть только стулья, которые продает антиквару, торговец сбывает их дальше, а ночью наследник находит письмо, где сказано, что богатство спрятано в одном из стульев. Вместе с антикваром они начинают поиски, которые заканчиваются фиаско – деньги попадают в детский приют. Финал похож, но вся социалистическая тематика из сценария исчезла. Когда в 1970 году в ЧССР экранизировали «Золотого теленка», то реалии были уже зрителям понятны… Кстати, Ильф и Петров присутствовали на показе первой экранизации «Двенадцати стульев».
– Появляется где-то еще Прага, Чехословакия в наследии Ильфа и Петрова?
– Больше я ничего не встречал. В конце «Одноэтажной Америки» были опубликованы письма писателей женам. Там можно найти небольшую заметку Евгения Петрова о том, что он «бегал по Праге». Более развернуто пишет Ильф, о чем мы уже упоминали. Ему очень понравились здешние сосиски. Было несколько забавных эпизодов, когда они не смогли объясниться, и их вместо отеля «Амбасадор» повезли в посольство (по-чешски «амбасада»). Брат Ильи Ильфа Сандро жил в Париже, они встречались и оба владели французским, так что в заметках Ильф называет обменную контору bureau de change – там они поменяли доллары на кроны. За 10 долларов им дали 235 крон – почти тот же курс, что и сегодня.
– У Евгения Петрова была за плечами классическая гимназия, то есть можно предположить, что за границей они объяснялись не только по-французски, но и по-немецки?
– Думаю, что они говорили не очень хорошо, а в США искали переводчика, поскольку английским вообще не владели, тем более что этот язык не входил в программу традиционного дореволюционного образования.
Возвращаясь к впечатлениям от Праги, остается добавить сюда их гастрономические находки. Ильф писал: «Топичек — жареный в масле и чесноке хлеб, коленка свиная, миндаль, орехи чищеные, редька, нарезанная машинкой, плацки, редиска, отдельно рыбок на зубочистках. (Вообще все называется уменьшительно: бабичка, пивочко, скляничка, хлебичка)».
– Вероятно, он вспоминал строки Маяковского: «Нежен чех. Нежней чем овечка. Нет меж славян нежней человечка: дует пивечко из добрых кружечек, и все в уменьшительном: "пивечко"... "млечко"...»
– Да, Ильф тоже подмечал такие детали.
– Мы понимаем, что с представителями русской эмиграции они вряд ли встречались. Не пытались ли они встретиться с чехословацкими писателями, многие из которых были отчаянными леваками?
– В их дневниках я не нашел таких упоминаний. Думаю, для этого у них просто не было времени. А встречаться с русскими эмигрантами они не могли себе позволить, поскольку ехали с определенной идеологической миссией.
– Вы прекрасно знаете жизнь обоих писателей. Были ли в их биографии вообще какие-либо контакты с русскими эмигрантами?
– В Америке они общались только с просоветски настроенными людьми. Известно, что они побывали там в редакции газеты «Русский голос», редактор которой Александр Браиловский сначала обещал сопровождать их в поездке по стране, однако потом не стал этого делать. В дневниках о каких-либо подобных контактах не упоминается. Я думаю, что, будучи людьми крайне осторожными, они таких знакомств избегали, а если и встречались, то письменных свидетельств не оставляли...
– В 1933-м, за два года до приезда в Прагу, Ильфу и Петрову пришлось принять участие в поездке писателей, возглавляемых Максимом Горьким, на стройку Беломоро-Балтийского канала, где работали заключенные, и им лишь чудом удалось уклониться от участия в написании известной чудовищной книги, по сути, прославляющей ГУЛАГ. Так что Ильф и Петров, безусловно, были людьми запуганными советской властью.
– С «Двенадцатью стульями» произошла почти детективная история – роман моментально разошелся на цитаты, однако положительные рецензии появились лишь спустя год. «Золотого теленка» вообще не хотели издавать.
– Вероятно, этот роман прочитал «главный цензор»?...
– Вначале выпустить его взялось издательство «Земля и фабрика», но отстранили Нарбута, и писателям повезло, что они нашли общий язык с новым редактором Кольцовым, который продолжил их печатать. Однако издавать «Золотого теленка» отдельной книгой категорически не хотели, и за них заступился Горький, в то время как Федин был категорически против. Они ходили по тонкой грани, к тому же политические реалии стремительно менялись. И когда Ильф писал свои дневники, он понимал, что их в любой момент могут прочесть...
