Деструктивная независимость
Разговоры о независимости Чехии, - несмотря на то, что в этом году исполняется ровно 20 лет с того момента, как можно действительно говорить о ее автономности от любых режимов, - до сих пор ведутся зачастую на повышенных интонациях, переходя в настоящие горячие споры. Кто-то считает Томаша Гаррига Масарика истинным отцом своего народа, кто-то видит в его действиях проявления национализма, кто-то считает, что положительных моментов приобретения независимости от Австро-Венгрии куда меньше, чем отрицательных.
Как известно, душа нации – это ее культура, а в продолжение нескольких столетий все исконно чешское усиленно заменялось на австро-венгерское. Однако 19 столетие принесло неизбежное – то, что на протяжении многих лет целенаправленно вытеснялось, неожиданно пустило ростки на благодатной почве политических перемен. Движение чешского «будительства» и последовавшее за ним национальное Возрождение оказали влияние на формирование чешской ментальности, но, в виду того, что это происходило весьма хаотично и несистематизированно, результат оказался тоже весьма занимательным. Но об этом чуть позже.
Итак, благодаря поддержке Франции, Великобритании и США в 1918 году была провозглашена самостоятельная Чехословацкая Республика. Со своего основания 28 октября 1918 года вплоть до времени мюнхенского диктата в сентябре 1938 Чехословакия была самым демократичным центрально-европейским государством, пытающимся поддерживать близкие экономические, политические и культурные связи с Францией. Какое же влияние оказали политические события начала ХХ века на социальный климат в чешском обществе?
Так, война стала огромным потрясением, ведь люди привыкли к миру и покою – последняя война была в 1866 году против Пруссии, а потом – снова два поколения, которые о войне не имели понятия, и, прежде всего, о войне в современном понимании – с использованием газа и прочих изобретений современной эпохи. В политическом отношении монархия все больше сближалась с Германией, и немцы, в том числе и чешские, давали явно понять, что после победоносной войны уже не могут считаться с таким положением вещей, как было раньше. Так что когда пришло сообщение, что Австро-Венгрия принимает послевоенные соглашения, - а там еще даже речи не шло о Чехословакии как таковой, говорилось лишь о праве на самоопределение народов Австро-Венгрии, - внезапно проявилось огромное воодушевление, что возникает независимое Чехословацкое государство. Итак, на обломках Австро-Венгерской империи начинают появляться молодые независимые государства.
«Эти независимые государства незамедлительно начинают поиски собственной идентичности, а в чешском случае, что, как я считаю, было роковой ошибкой, чехи были не способны принять тот факт, что Австро-Венгрия распалась вследствие военного поражения и экономических трудностей, а создали миф о том, что, мол, мы против Австро-Венгрии боролись, и наконец-то ее разгромили. Из этого вытекало, что было необходимо удалить все реминисценции на нее. Потому что если мы ставим Австро-Венгрию на позицию оккупирующего государства, а не многонационального государства, в котором все мы жили, то потом мы естественным образом хотим избавиться от всего того, что нам о нем напоминает. Здесь и берет корни разрушение памятников, переименование улиц. Уже в 1918 году началось срывание австрийских гербов и прочих символов монархии. Однако, в Чехии подобные настроения были и ранее. Они приветствовали императора и короля, и подчеркивали, что флаги в Праге красно-белые, а не имперские. И при этом говорили, что так и должно быть, потому что это знамена Чешского королевства, а император является чешским королем», - продолжает историк Иржи Рак.
Итак, прежде чем формировать собственную культуру, чешский народ посчитал необходимым устранить все «инородные» предметы материальной культуры, напоминающие об Австро-Венгерских завоевателях. Одним из таких объектов стал Марианский столб на Староместской площади в Праге. 3 ноября 1918 года на Белой Горе собрались толпы людей, которые почтили память павших. В то время акция по уничтожению Марианского столба уже была подготовлена. С Белой Горы толпы возбужденных граждан под руководством активистов двинулись на Староместскую площадь. Уже за несколько дней до этого были позваны пожарные с Жижкова, которые приехали на машинах с конскими упряжками, и были полностью готовы к тому, чтобы снести Марианский столб.
«Потом имела место история, когда легионеры напали на памятник Францу Йозефу в Теплицах, и это вызвало новую волну недовольств с последующим разрушением памятников. Потом был принят закон Народного собрания о том, что должны исчезнуть все символы бывшей монархии. Это означало не только устранение памятников, но и переименование улиц, переименование лип – потому что высаживание лип в честь императора было обычным делом. Они переименовывались в липы Масарика, Штефаника и так далее», - продолжает Иржи Рак.
После обретения независимости и объединения со Словакией в 1918 году тенденции продвижения всего истинно народного и национального вылились в оригинальное направление с яркими национальными чертами – дужковый кубизм, или рондокубизм. Свое название оно получило по характерному элементу – дуге, ставшему распространенным в отделке зданий. Иногда этот стиль также называется стилем Легиобанка (Банка Чехословацкого легиона) – первой постройки, выполненной архитектором Йозефом Гочаром в этом стиле, народным стилем, народным декоративизмом, чешским ар-деко. Характерным мотивом этого стиля становятся многочисленные скульптуры, чередующиеся с проемами окон, изображающие рабочих, ремесленников, крестьян – одним словом, тех, кто трудится на благо молодого государства, сцены из жизни простого народа. Большое внимание в постройках, выполненных в дужковом стиле, уделялось качеству используемых материалов и их сочетанию. Как уже становится понятным, рондокубизм брал свои корни в направлении живописного кубизма, пришедшего из Франции.
Таким образом, дужковый стиль, в отличие от собственно кубистического, с самого начала носил официальный характер, поэтому в молодой республике в этом стиле строились государственные и общественные здания, министерства и учреждения, здания банковских и других финансовых учреждений, торговых и промышленных обществ, школ и, разумеется, многочисленные доходные и семейные дома.
В то же время, неоклассицизму, особенно, той его ветви, к которой принадлежали ученики Вагнера, бывшие когда-то ортодоксальными архитекторами-модернистами – Энгел, Ройт и Гипшман, а также словенский архитектор Йосип Плечник, который вплоть до 1920-х годов оставался в стороне от актуальной архитектуры, - удалось получить наиболее представительные государственные заказы. Обращение к канонам античной архитектуры, использующим классические ордерные системы, было характерно, как правило, для «официальной» архитектуры и было призвано демонстрировать величественность, стабильность и мощь государственной власти. Пражский неоклассицизм 1920-х годов более всего отвечал стремлению слоя финансистов и высокой государственной бюрократии «консервировать» тогдашнее политическое устройство. Пражские банки, страховые компании, сберкассы и многие другие официальные административные учреждения были построены в этом стиле.
Кроме того, здесь необходимо отметить, что строительство различных финансовых учреждений испытало особенный подъем в первые годы существования Чехословацкой республики. Хотя в довоенные годы в стране существовал ряд крупных чехословацких банков, господствующее положение в экономике страны принадлежало немецкому и австрийскому капиталу, который, помимо прочего, держал под своим контролем важнейшие отрасли промышленности. С образованием Чехословацкого государства в стране был проведен ряд финансовых реформ, входе которых усилилось влияние чешских банков. Поэтому неудивительно, что величественность и монументальность неоклассицистской архитектуры, демонстрировавшей сильные стороны нового правительства, нашла отражение в архитектуре финансовых учреждений, демонстрировавших стабильность и достаток Чехословацкой Республики.
Отождествить неоклассицизм со старым художественным языком классицизма и одновременно найти в его формах новую поэзию и новые творческие потенции удалось, пожалуй, только Йосипу Плечнику, который, помимо прочего, осуществил застройку и приспособление Пражского Града под резиденцию президента Масарика. Ему было отдано предпочтение перед чешскими архитекторами Яном Котерой и Йозефом Бертлом, ректором Высшей технической школы. Возможно, здесь сыграла роль и политическая прозорливость Масарика, который старался наладить политические отношения с южными славянами. Чувствование пространства было очень важным для Плечника. Архитектура для него была делом монументальности, - монументальности, выраженной материей. В пространство Пражского Града, который он, разумеется, представлял священным правековым местом или форумом для общественных собраний граждан, архитектор вносил подобные античным небольшие храмы, колонны и обелиски, навесы, фонтаны, лестницы и перила. Причем всегда награждал их особой стилевой двузначностью «антики, увиденной глазами модерна» и «модерна, увиденного глазами антики». Подобный характер носит и единственная межвоенная постройка Плечника в Праге вне ареала Пражского Града – католический костел Святейшего Сердца Господня на площади Иржи из Подебрад (1928-1932), о котором мы вам рассказывали в одной из наших передач «Моя Прага». Причем морфологию вариантов костела 1922 и 1925 годов можно понимать как плечникову альтернативу «народному» дужковому кубизму архитекторов Янака и Гочара.
«Неблагоприятное влияние на новое чешское мышление оказала ты мысль, что мы Австро-Венгрию поразили в войне. Процесс расхода с австро-венгерской культурой был долгим и болезненным. Зачастую люди вообще не понимали, что произошло, и в какую сторону им двигаться. Внезапно идеи чешских «великанов», таких как Палацкий, Гавличек и других, которые были однозначно за монархию, стали представляться иным способом, и это выглядело далеко не лучшим образом. Например, как это напрямую отразилось в культуре. В те времена в молодой Чехословакии был огромный культ Бедржиха Сметаны, и при этом единственная симфония, которую Сметана написал, попросту не исполнялась. По той причине, что написал он ее к свадьбе императора Франца Йозефа, и в последнем ее предложении цитируется императорский гимн. Исполнять ее было запрещено. Или, например, из монографии Йозефа Манеса исчез его портрет Франца Йозефа, который он рисовал для силезских сословий. Так что культура была странно избирательной. Еще с императорских времен по сей день сохранилась в театрах императорская ложа. Также немногие осознают, что национальная валюта Чехии – крона, а у всех остальных стран, входивших в состав Австро-Венгрии – иные валюты. А корона – это символ монархии».
«Здесь сменилось девять режимов. Еще в конце ХХ века можно было встретить людей, которые застали Австро-Венгрию, Первую Чехословацкую Республику, Чешско-Словацкую Республику, протекторат Чехия и Моравия, Чехословацкую Республику до 1968 года, Чехословацкую Народно-демократическую Республику, Чехословацкую Социалистическую Республику, Чешскую и Словацкую Федеративную Республику и, наконец, Чешскую Республику. За сто лет – девять государственных систем! И каждая основывает свою идентичность на отрицании предшествующей системы. Здесь просто не хватает преемственности. Так что именно отсюда происходит такой менталитет – уж лучше спрятаться. Я не говорю это в плохом смысле, просто люди хотели выжить, спрятаться в частном пространстве, где, в свою очередь, выживали и самые разнообразные мифы», - заключает Иржи Рак.
