«Когда мой отец писал Сталину, Мейерхольд был уже мертв»
Композитор, писатель, философ, телеведущий… Еще Яна Буриана называют самым пражским из чешских бардов, классиком авторской песни. И сегодня в паузах между путешествиями и десятками концертов ему, по собственному признанию, некогда думать о пенсионном возрасте. В Петербург Ян Буриан приехал впервые, что стало поводом поговорить о русской литературе, драматических узлах истории ХХ века и сегодняшних судьбах демократии.
С «Радио Прага» Ян Буриан побеседовал после своего творческого вечера, который состоялся недавно в Генеральном консульстве Чехии в Санкт-Петербурге.
– В России только что отметили 220 лет со дня рождения Пушкина. Что значит это имя для вас?
Ян Буриан (26.3.1952)– автор более 400 песен; выступал вместе с бардом Иржи Дедечеком. Сын Яна Буриана Иржи под псевдонимом Грегори Финн играет в известной рок-группе Republic of Two.
– Моя мама играла Татьяну в спектакле по «Евгению Онегину», который поставил мой отец Эмиль Буриан. Мне кажется, что в 1950-е годы этот спектакль привозили даже сюда, в Петербург. Эта роль Татьяны отразилась на всей моей жизни – мне на тот момент было пять лет, и тогда я впервые попал в театр. Так что это было начало моего знакомства с Пушкиным, которого я потом, конечно, изучал и в школе.
– Известный эпизод из жизни Эмиля Буриана – организованное им коллективное письмо чешских театральных деятелей в защиту Всеволода Мейерхольда. Как мы помним, в июне 1939 года знаменитый режиссер, создатель «биомеханики», был арестован и после пыток в начале 1940 года расстрелян. Что связывало с ним вашего отца?
– Когда 1930-е годы Мейерхольд побывал в Праге, мой отец с большим успехом уже участвовал в театральных фестивалях, был знаком с Таировым, то есть имел представление о театральной жизни всей Европы. Отец во многом опирался на систему Станиславского, написал о ней немало теоретических работ. В Мейерхольда он буквально влюбился, они стали друзьями. В моем архиве хранятся фотографии, на которых они запечатлены вместе. Когда Мейерхольд исчез в застенках, а его жену Зинаиду Райх убили прямо дома – из зависти или по другим причинам, то отец в своем знаменитом театре «D34» организовал петицию, вероятно, на имя Сталина, чтобы он выпустил Мейерхольда. К тому времени Мейерхольд был, вероятно, уже мертв, но в Праге об этом не знали. Последствия этого письма сказались спустя много лет, после войны, – ведь отец был членом компартии. Думаю, это ускорило его кончину – он умер в возрасте пятидесяти пяти лет.– В межвоенные годы жизнь вашего отца – и личная, и творческая была тесно связана с левыми идеями – он был членом авангардного художественного объединения «Деветсил», молившегося на Маяковского. В 1923 году, когда ему исполнилось всего девятнадцать, вступил в компартию Чехословакии, однако, как многие художники, считался там «белой вороной»?
– Проблемы у моего отца появились еще до войны, поскольку ультралевое крыло коммунистической партии Чехословакии под руководством Юлиуса Фучика нападали на него еще тогда – они, собственно, атаковали авангардистское искусство как таковое.
Эмиль Франтишек Буриан (1904–1959)– режиссер-авангардист, драматург, композитор, поэт, публицист. В 1933 году основал в Праге театр «D 34». В годы Второй мировой войны прошел концлагеря, включая Дахау. В 1948 г. был избран в Национальное собрание от компартии. В 1958 г. побывал в СССР.
– Вы бывали в Москве, но в Петербург попали впервые. Что вы ожидали здесь увидеть, и каким этот город оказался в действительности?
– Я ехал в город огромной культурной традиции. Вообще, чеху всегда сложно ездить в Россию – после всех исторических событий, оккупации и т.д. Когда произошло вторжение в Чехословакию 1968 года, мне было шестнадцать лет, и это кардинально повлияло на мою жизнь. Однако мне очень интересен город, в котором жили Хармс, Шостакович, Шагал, мировые деятели культуры, атмосфера этого города.
– Даниил Хармс умер здесь в тюрьме от голода, «Седьмая симфония» Дмитрия Шостаковича посвящена блокаде Ленинграда, а Марк Шагал создавал декорации для большевистских революционных шествий по Дворцовой площади. Сложный город…
– Да, это очень сложный город, и говорить о нем, прожив тут два дня, было бы слишком самонадеянно – пока только я впитываю в себя его воздух. Меня поражает архитектура городского центра, но не менее поражает архитектура спальных районов, которые мне кажутся просто гигантскими. Совершенно не могу представить, как там жить, – я бы сошел с ума! Меня поражает, с одной стороны, богатство, а с другой, грязь, замусоренные пригороды. При этом мне страшно нравится, что у этого города есть собственная атмосфера, поэзия. Однако и с первого взгляда видны те контрасты, которые здесь безусловно присутствуют.
– Вы говорите о противоречиях, которые имеют и политическую составляющую. Как вы оцениваете возможность диалога между Россией и Европой? Ведь конфликт зашел уже далеко.– Это не означает, что мы должны поворачиваться друг к другу спиной, напротив, нам нужно пытаться друг друга понять. Одновременно это не значит, что мы будем идти на политические компромиссы – мы входим в Евросоюз и должны действовать соответственно. При этом нам, конечно, нужно стремиться к предотвращению между нами конфликтов.
– Вы приехали в Петербург практически одновременно с российским президентом Владимиром Путиным. Если вы встретите его на улице, что вы ему скажете?
– Возможно, Путину имело бы смысл сказать, что большую опасность, чем Европейский союз, представляет экспансия в Россию китайского капитала, и, возможно, врагов ему следует искать не среди нас, а где-то в другом месте. Во-первых, их у нас не так много, а во-вторых, враждебность исходит не от нас, ведь ЕС не хочет ни подчинить себе Россию, ни как-то ей навредить. Наоборот, скорее, этого боимся мы, поскольку знаем, что наша страна находится под прессом путинской пропаганды, уничтожающей наши ценности. Мне бы хотелось, чтобы это прекратилось. Когда проходил чемпионат мира по футболу, в Россию приехало множество европейцев, которые весело выпивали с русскими, и было понятно, что они не хотят никакой войны, никаких конфликтов, что мы можем находить общий язык.
– В Кремле знают, что у них в Европе есть надежный друг – президент Чехии Милош Земан. И благодаря федеральным каналам, он в России пользуется популярностью.– Ничего хорошего в этом нет. Это как если бы в Чехии самой популярной фигурой русской истории оказался Хлестаков из «Ревизора». У нас есть множество причин, почему нам должно быть стыдно за Милоша Земана, почему нам хочется, чтобы он больше не занимал эту должность и не позорил нас по всему миру. Это связано не только с Россией, но в целом с его политикой и восприятием окружающей действительности.
– Некоторые наши слушатели с восхищением пишут, что в Праге в знак протеста против политики премьера и президента на улицу вышло более двухсот тысяч граждан. В Москве, которая больше чешской столицы в десять раз, сто тысяч собрал один-единственный митинг на Болотной площади почти восемь лет назад. То есть в этом Прага служит примером. Вы в телеинтервью поддерживали пражских манифестантов. Как в целом вы сейчас оцениваете ситуацию в Чехии?
– Я не думаю, что политику делают только люди, вышедшие на площадь. Разумеется, это – неотъемлемая составляющая, и важно демонстрировать свой протест, но, с другой стороны, нам следует менять ситуацию с помощью инструментов, которые предоставляет нам демократия, – совершенствовать наш подход к политике, активнее участвовать в выборах, проявлять больше гражданской активности, что очень важно. Если мы не будем обращать внимание на то, что наша демократия находится под угрозой, то проиграем и с изумлением обнаружим себя в той же ситуации, что и в Венгрии или здесь, в России.– Вернемся в Петербург. Можно ли ожидать, что после этой поездки чешская публика услышит вашу песню об этом городе?
– Песни о своих путешествиях я не пишу, но обязательно напишу об этой поездке рассказ, потому что у меня уже накопилось множество интересных впечатлений. Сегодня я просидел несколько минут у могилы Достоевского – уже одно это достаточный толчок для размышлений. В этой стране родилось столько незаурядных людей, которые их родина частично «экспортировала» за границу, а частично – в Сибирь, и лишь некоторые выжили… Они настолько притягательны, что сопровождают тебя всю твою жизнь. Так что я надеюсь, что это поездка меня внутренне обогатит, – и это уже происходит. Так что, возможно, появится рассказ. Однако гораздо важнее все увидеть собственными глазами, и мне здесь безумно интересно.
– Поскольку русскую литературу вы знаете, возможно, лучше, чем сами русские, – даже Аркадия Гайдара в детстве читали – я задам классический вопрос: кто вам ближе – Толстой или Достоевский?
– Я предпочитаю Чехова.