На Лобном месте: Воспоминания демонстрантов 1968 года
Вопреки всем законам природы «Пражская весна» началась 5 января 1968 года, когда Александр Дубчек стал первым секретарем ЦК КП Чехословакии, а закончилась 21 августа, когда в Прагу вошли советские танки. Весь мир молча наблюдал за трагическими событиями тех дней. Но нашлись люди, которые не могли и не хотели молчать. Свой протест против оккупации Чехословакии они решили выразить в самом центре столицы СССР – на Красной площади.
— Сегодня я хотел бы вспомнить наших друзей, друзей, которые ушли. Первый ушедший — замечательный поэт, самый молодой участник демонстрации Вадим Делоне. Он три года отсидел в тяжелых лагерях, потом вынужден был эмигрировать и умер в Париже. На мой взгляд, самый замечательный участник нашей демонстрации и ее организатор — Лара Богораз. Для меня она была главным вдохновителем диссидентского движения. Несколько лет она провела в очень суровых условиях заключения, занималась тяжелой работой в ссылке в Сибири. До самой смерти она не прекращала свою правозащитную деятельность.
— Следующим упомяну очень тихого человека, замечательного ученого Костю Бабицкого, который никогда ни в чем не участвовал, но как гражданин почувствовал стыд за то, что его страна оккупировала своего маленького соседа — Чехословакию. Дальше я напомню о судьбе Владимира Дремлюги, рабочего, ранее исключенного из вуза, человека очень энергичного, который приехал в Москву специально, чтобы присоединиться к диссидентскому движению. Он получил за нашу демонстрацию четыре года лагеря, там ему добавили еще три, после этого он вынужден был эмигрировать и несколько лет назад умер в Америке. И последний (но не по значению), участник демонстрации — наш друг поэт Наташа Горбаневская, которую в Чехии и в Польше хорошо знают, потому что она была славистом, ее стихи переводились на многие языки. Она опубликовала книгу о нашей демонстрации и по-русски, и по-чешски, и на многих других языках. Наташа пришла на демонстрацию со своим маленьким сыном Осей в коляске. Она не была посажена сразу, успела еще издать «Хронику текущих событий», но потом просидела два года в ужасных условиях психиатрической клиники. Ее заставили уехать, она тоже умерла за границей.
Почему демонстранты выбрали именно Красную площадь? По словам участников, им не раз задавали этот вопрос. На допросе Лариса Богораз ответила следователю, что вышли туда «по традиции» – ведь все обращения к правительству всегда озвучивались перед Кремлем. Лобное место действительно играло важную роль в истории и политике России – отсюда цари обращались к жителям Москвы, здесь объявлялись важнейшие государственные указы, решения об избрании патриарха, войне или заключении мира, здесь останавливались крестные ходы, и отсюда архиерей осенял народ крестным знаменем. И – что немаловажно – оно не было местом казни.
Однако Лобное место – это большое открытое пространство. Пронести с собой плакаты и флаги было задачей не из легких. О том, как демонстранты решили эту проблему, вспоминает Виктор Файнберг:
В момент демонстрации поблизости от Лобного место прогуливались «случайные свидетели» — друзья и знакомые демонстрантов, которые позже на допросе должны были засвидетельствовать «мирный» и «законный» характер демонстрации. Среди них были, например, Майя Русаковская и Инна Корхова. Накануне демонстрации Павел Литвинов попросил Инну стоять недалеко от Лобного места и «смотреть на все, что будет». В результате ее также забрали в кпз, а в последствии она давала свидетельские показания. Жена Константина Бабицкого, Татьяна Великанова, попросила прийти двух своих подруг, Медведовскую и Панову. Кроме того, пришел коллега Бабицкого по Институту русского языка Леонид Крысин и жена Ильи Габая — Галина Габай, с сыном Алексеем.
— Мне был всего двадцать один год, я была очень эмоциональная и веселая девушка и особо не задумывалась о своем будущем. Поэтому если мои старшие товарищи все обдумывали и понимали, что их ждет, то я, видимо, не понимала. Хотя эмоционально для меня было важно участвовать в демонстрации. Когда мы были в «полтиннике», я бродила по коридорам и набрела на камеру, где сидели уголовники. Это были особенные лица, особенные взгляды – как у волков. К этим взглядам добавился особенный запах – запах тюрьмы. И я поняла, что попадаю в совершенно иной мир, который мне не знаком. Потому что, несмотря на то, что мой отец сидел семнадцать лет и мы всей семьей ездили на свидания и передавать передачки, и я видела других заключенных. Но это был совершенно другой тип людей – в основном «кулаки» и религиозные люди. И когда я – ошеломленная совершенно – вернулась к товарищам, увидела Павлу и Лару, которые оживленно о чем-то дискутировали. Мы там довольно долго сидели, потому что никто толком не знал, что с нами делать. И именно тогда Павел с Ларой сказали мне: «Таня, ты не готова».
Как, спустя годы, комментирует решения советского суда и весь советский строй Виктор Файнберг?
— Было бы большой ошибкой считать, что советский режим во всех его проявлениях был связан только с одним жанром — с трагедией. Он действительно был трагичен. Но это был режим настолько нелепый, что в этом было что-то трагикомичное. И это давало какой-то ресурс для тех, кто был его объектом.
