Надстандартные отношения

Мне, кажется, еще крупно повезло. Несмотря на то, что живу я в восьмиэтажном доме обыкновенного пражского микрорайона, с большинством соседей мы способны, без гримасы принуждения, вполне дружелюбно поздороваться. Соседка по лестничной площадке посылает своего сына одолжить у меня то пару яиц, то стакан сахара или таблетку аспирина.

Мне, кажется, еще крупно повезло. Несмотря на то, что живу я в восьмиэтажном доме обыкновенного пражского микрорайона, с большинством соседей мы способны, без гримасы принуждения, вполне дружелюбно поздороваться. Соседка по лестничной площадке посылает своего сына одолжить у меня то пару яиц, то стакан сахара или таблетку аспирина. А наша недосушенная скатерть, умчавшись однажды под руку с разгулявшимся ветром, знала, где ей пристать - беглянка была обнаружена соседями тремя этажами ниже и стала поводом для завязавшейся впоследствии с ними дружбы. Но, судя по отзывам с мест обитания моих знакомых, дружба с соседями должна рассматриваться как надстандартные отношения. Странно, что это обозначение, сунувшись из мира холодной политики в житейский мир, все еще кипящий страстями, не было им катапультировано обратно. Почему-то все чаще мне вспоминается дом моего детства, где в теплые дни пенсионеры собирались перед подъездом на партию шахмат, соседки взаимно делились рецептом праздничного пирога и молниеносно сообщали друг другу, что 38 размер югославских сапог в ближайшем магазине уже разобран. Коллективное начало сего сосуществования порой обнаруживало и менее миловидное выражение своей физиономии. Одна из регулярно наведывавшихся к нам соседок, как оказалось позже, писала в местное Гороно анонимные доносики на маму с риторическими вопросами: - Где обыкновенные педагоги берут средства для приобретения фортепиано и книг не наших авторов?.

Тут бы и расквитаться с прошлым, да разменять протянутый им сентимент с большим количеством нулей на несколько вытрезвляющих фактов, да повстречалась мне вчера осунувшаяся соседка. - Вас что-то давно не было видно, - полувопросительно заметила я.

- Да муж умер два месяца назад, а собака - за ним, вот я редко из дому выхожу, - ошеломила меня соседка. В доме моего детства не могло случиться, чтобы человек умер, и никто из жильцов об этом не знал, а, зная, не пришел соболезновать семье усопшего и спросить, не надо ли чего. И я начинаю смутно догадываться, что планка соседских отношений в моем детстве стояла, выражаясь языком моих знакомых, на исключительно надстандартном уровне. А что остается нам, исключившим эту исключительность из своих будней? Смириться с самозванством стандарта, который демонстрирует равнодушие к жизни, но, расшаркиваясь при каждом новом знакомстве, представляется ее нормой?