Шарлотта и Алиция Масарик: переписка. 1915-1916.
Что достовернее всего может рассказать нам о том, каким был уже ушедший человек? Его письма. Часто в письмах можно проследить не только жизнь их автора, но и целую эпоху. Сегодня мы расскажем вам об одном периоде из жизни Шарлотты Гарриг Масариковой, жены первого чехословацкого президента, и Алиции Масариковой, их дочери.
28 октября 1915 года. Прага. Алиция Масарикова арестована. Ее отец, Томаш Гарриг Масарик, с 1914 года находится в Соединенных Штатах Америки, где работает над осуществлением идеи основания независимого чехословацкого государства. Алиция подозревается в том, что спрятала политические документы и дневники отца и поэтому обвиняется в измене Родине. В мемуарах «Криминал» Алиция позже писала: «Политические рукописи – дневники, письма, заметки – отец перед отъездом за границу спрятал. На случай полицейского обыска он дал матери письмо примерно следующего содержания: «Господа! Я убрал все политические рукописи, семья не знает, где они. Т.Г.Масарик»». Алиция лишь по просьбе отца передала доктору Эдварду Бенешу научный архив.
12 ноября 1915 года. Вена. Алиция:
«Вот я и добралась ... в свой родной город... Я в тюрьме земского суда – об этом лучше не будем говорить – у человека должен быть характер, а я дала себе слово, что не буду жаловаться, но что возьму из данных обстоятельств все, что есть хорошего и человеческого...
Часто думаю о тебе. Ты все-таки права. Нежность – это самая большая сила... И, наконец, когда человек должен сражаться целый день за туалетную бумагу, и видит глубокую задумчивость на лице надсмотрщицы, которая стоит, как Геракл на перепутье, и, в конце концов, решит, что бумаги нет – это уже перестает быть трагедией. – Так что это лишь такая конфетка в моей жизни – человек не должен быть эгоистом, нужно оставить что-то и другим. А теперь, как у тебя дела, моя благородная, дорогая мама? Многовато для одного материнского сердца? Пожалуй, нет. Это хорошо. Все в жизни помогает – в конце концов это лучше, чем такая сладкая водичка, чем такие дачные посиделки многих дам. – Хотя я сейчас совсем не была бы против дачной беседки»
23 ноября 1915 года. Вена. Алиция:
«Милая мама! Двадцатого я была целый день с тобой, и я остаюсь с тобой всегда. 65 лет – и все-таки ты не одна, мама! Я узнаю тебя день ото дня лучше и лучше и ценю тебя безгранично – как Герберт... (Герберт – брат Алиции, который умер в марте 1915 года, оставив после себя дочерей Аничку и Герберту, родившуюся после его смерти. 20 ноября 1915 года Шарлотте Масариковой исполнилось 65 лет. – прим. ЕП) С 20 на 21 ноября мне приснился сон, он был так прекрасен, что я проснулась посвежевшей... Я сожалела, что не могу послать тебе розы (здесь я могла бы перевязать лентой только соломенную подушку и послать тебе ее, но такая роскошь вряд ли была бы мне позволена). Но ночью у меня в руках была целая охапка прекрасных, великолепных роз, и из императорского сада выходили две женщины, несущие в корзине розы. Я выбрала несколько продолговатых, прекрасной формы бутонов и придала их к своим розам. Женщины сказали, что в саду растут невероятно красивые розы, и что я могу попросить у императора разрешения нарезать их. Я шла дальше в сад, и мне открылся среди прекраснейших розовых кустов двор а ля Людовик 14 – великолепный вид – мне дали роз, и я обещала прийти вновь... Я выгляжу здоровой и чувствую себя хорошо... Живу, учусь и люблю всех людей – ничего другого мне не остается... Пиши и думай, что я здорова, сильна и счастлива. Сердечно, сердечно целую...»
5 декабря 1915 года. Прага. Шарлотта:
«Моя Алиция, Уже начали приходить твои письма... Твой сон о розах освежил меня так же, как и тебя. Все вспоминают о тебе, ... и говорят с самой искренней любовью и передают приветы. Дети Герберта повесили за окно чулки для святого Микулаша и получили от своей мамы орехи, фрукты и игрушки... Посылаю тебе сегодня ко дню святого Микулаша тоже немного сладостей. Постоянно думаю о тебе... Бог любит тебя, Алицие, а также то, что ты сама с детства воспитываешь себя в строгой самокритике. Кто бы этого не любил! На сегодня поцелуй, но сердечный...»
14 декабря 1915 года. Вена. Алиция:
«Дорогая мамочка! Письмо – это как сходить в гости. Знаешь, мне кажется, это как сказка, что я вечером могла зайти к тебе в спальню, поговорить, посидеть. И я думаю, что ты меня все еще немного любишь. Я живу понемногу. Не работается, но не могу сказать, что мне скучно. Иногда депрессия – по-другому не получается. У нас только 45-минутная прогулка, а этого мало. Воздух – необходимое условие хорошего настроения. Спокойно жду, надеясь, что мы еще когда-нибудь в тишине и покое встретимся. Часто размышляю о свете и религии. Думаю об Оленьке. (Сестра Алиции, младшая дочь Т.Г.Масарика, которая находилась с ним в США. – прим. ЕП) Необходимо постоянно сознавать божественное... Молиться не могу, только представляю себе Провидение, сливаюсь с Его советами и к своему несчастью не теряю осознание целого. Когда кто-то однажды будет судить меня справедливо, признает, что я, как и все, ошибалась, но стремилась с каждым днем приблизиться к Правде и к Богу. Сегодня я вновь живу. А теперь спокойной ночи, дорогая, дорогая мама»
19 декабря 1915 года. Прага. Шарлотта:
«Моя нежная Алиция, сегодня здесь опять были эти два маленьких ангелочка со своей матерью и передали для тебя два письма. Принесли тебе немного печенья к чаю, но из-за того, что ты не смеешь получать ничего из продуктов, не посылаю его тебе... Это дети, о которых на самом деле очень хорошо заботятся, так что одно удовольствие наблюдать за их детскими личиками, и они тебя любят. Наш Герберт был бесконечно счастлив, когда у него родились двойняшки. Он тогда был переполнен чувством, что иметь за один раз только одного ребенка – это что-то неталантливое, так же, как и двух мальчиков или двух девочек; поэтому думал, что одним мальчиком и одной девочкой попал как раз в совершенство. А Аничка была в конце – вся его жизнь – он очень любил это дитя... Здесь я вижу, сколько ты заслужила и получила бескорыстной любви. Те, кто тебя любит, вспоминают о тебе постоянно и хотели бы в своей социальной работе быть такими, чтобы ты была ими довольна. В новом Доме матери уже родилось два мальчика. Там будет новая белая лакированая мебель. Ты будешь рада. У Герберта есть покой и жизнь. У него тоже было среди нас бесконечно много друзей. Ты знаешь, как он умел радоваться мелочам! Часто говорил, повторял до последних минут своих, что ни один ребенок не прожил такое счастливое детство, как он. Вспоминаешь, как он часто смеялся за столом? Было так комично наблюдать за тем, что он считал комическим, и как весь оживал, смеясь. Так что, милая Алиция, не думать только о грустном в своей жизни, - это была маленькая частица его жизни, хотя и пал он в своих зрелых годах. Но ты все это знаешь, любишь своего брата... А у нас есть его дети, и у Анички очень богатое мышление. У нее очень много от Герберта. Ты всегда о ней заботилась, поэтому, когда она слышит твое имя «Алиция», то всегда реально представляет себе кто это. А теперь спокойной ночи. Я рада слышать, когда ты говоришь, что всем правит Бог, - да, очень, очень рада слышать. Сладко спи. Только ходи на прогулки, тогда тебе не нужно будет принимать бром. Спать с помощью брома не настолько полезно, как сон на свежем воздухе. Но мы должны постоянно помнить, что идет война, что мы не можем иметь все, что хотим, и что точно так же живут миллионы других людей. Так еще раз спокойной ночи, моя Алиция»
22 февраля 1916 года. Вена. Алиция:
«Милая мамочка! Сегодня утром мы были на прогулке, погода стояла холодная и солнечная. Теперь призывают и пожилых солдат из тюремной охраны, и сейчас они отправляются на учения. Женщины во дворе со временем меняются. Я уже отношусь к старшим обывателям – почти. С питанием так: арестованные, у которых нет своих денег, получают только казенную еду. В 6 утра суп, в 10 – хлеб, в 11 опять суп и фасоль или горох, в 6 часов вечера опять суп. Некоторые что-нибудь себе еще докупают. Есть и те, кто сами заботятся о себе. Они покупают себе еду согласно меню: кофе, на обед – суп, мясо, десерт, фрукты. Вечером масло, сыр, яйца, колбасу, примерно так. Я трачу в день на еду 4-5 крон, иногда меньше... Милая мамочка, я так часто думаю о тебе, о той нашей прекрасной жизни, когда мы вместе жили, покинутые всеми. Желаю тебе много сил и покоя, это в тебе есть. Я писала бы тебе чаще, но жизнь здесь настолько однообразная, и внутренняя жизнь тоже не отличается разнообразием. Я слишком нервная, чтобы учиться. Стараюсь как-то занять себя – немного читаю, немного штопаю. Я тебя бесконечно люблю. Твоя Алиция. Вечер: Включен свет. Камера большая и пустая. Одна докторша едет в Германию через Прагу. Собирает вещи! Боже, какое ощущение! Я бы сделала портрет из своего белья, если бы могла поехать к тебе. Всему приходит конец».
22 февраля 1916 года. Прага. Алиция:
«Милая Алиция, ты спрашиваешь, проходят ли в воскресенье филармонические концерты. Да, регулярно, и программа интересная, хорошая. Вчера был Ансорже, солист. Я, само собой разумеется, не хожу, как и раньше не ходила. Последнее культурное событие, что в нашем театре опять были поставлены «Валькирии» Вагнера. Это вызывает большой интерес. Вчера ее давали уже в третий раз. Легендарная Брунгильда, как я ее знаю из Эдды, мне милее всех женских героинь, которых я знаю. Во всяком случае бывала, когда я ею много лет назад занималась. Идет одна по далекому северу, ночью, несмотря на снег и лед, статная и хорошо сложена, первая во всех соревнованиях, уверена в себе – в своей чистой силе, зная, что внешняя сила соперницы будет сломлена прасилой и душевной глубиной Брунгильды... Наряду с этим серьезным искусством расцветают эти ужасные кинематографы... В сегодняшнем весьма посредственном состоянии они только портят души. В настоящих руках кинематографы могли бы принести много добра. А так они только поддерживают бездумный просмотр. Исключения, конечно, есть, но где не бывает потакания низким вкусам зрителей, вместо того, чтобы вести их к возвышенному? Ты спрашиваешь, играю ли я Баха. Уже давно я вообще не играю. Нессиова дает концерт старой музыки с оркестром консерватории. Я, конечно, не пойду. Ты знаешь, милая Алиция, как я живу. Но так как ты меня спрашиваешь о культуре в Праге, я тебе немного ответила. А ты играешь в шахматы? Благородная игра. Смотри, чтобы ты легко могла поставить мне мат! Я рада, что ты не спешишь с работой и спокойно выбираешь себе занятия. Здоровье – самое главное... Спокойной ночи, милая Алиция».
Алиция Масарик провела в венской тюрьме восемь месяцев. Власти хотели таким образом надавить на Томаша Масарика. Но американская и английская общественность не осталась равнодушной к судьбе дочери Масарика, многие знали Алицию лично. Поднялась волна солидарности, в министерство иностранных дел в Вену стали поступать письма и телеграммы с выражениями протеста. В печати постоянно появлялись статьи об аресте Алиции Масарик. Это, несомненно, сыграло свою роль. В июле 1916 года Алиция Масарик смогла вернуться домой, в Прагу, к горячо любимой, больной матери, верным друзьям и ее дорогим обездоленным воспитанникам из приютов для детей-инвалидов, о которых она заботилась до ареста. За восемь месяцев мать и дочь написали друг другу более 200 писем и телеграмм, 212 из которых сохранились до сегодняшних дней. А тогда оставалось еще полтора года до того, как Томаш Гарриг Масарик вернулся в Чехословакию и объявил ее свободной. 28 октября 1918 года, три года спустя после ареста Алиции Масарик, возникло новое независимое государство – Чехословакия.
