Этого человека с благодарностью вспоминают многие поколения выпускников Карлова университета
В сегодняшнем выпуске рубрики «Портрет» мы позволим себе вернуться к интервью с человеком, которого с благодарностью вспоминают многие поколения выпускников пражского Карлова университета. В течение четырех десятилетий доктор философии Дагмар Брчакова учила студентов-филологов русскому языку. Мне также посчастливилось учиться у этого замечательного преподавателя, но только уже чешскому. Для меня это пример интеллигентного, образованного человека. Она всегда была в хорошем настроении. Не жалела времени и сил, повторяя сложную для меня тему.
В сегодняшнем выпуске рубрики «Портрет» мы позволим себе вернуться к интервью с человеком, которого с благодарностью вспоминают многие поколения выпускников пражского Карлова университета. В течение четырех десятилетий доктор философии Дагмар Брчакова учила студентов-филологов русскому языку. Мне также посчастливилось учиться у этого замечательного преподавателя, но только уже чешскому. Для меня это пример интеллигентного, образованного человека. Она всегда была в хорошем настроении. Не жалела времени и сил, повторяя сложную для меня тему. Вдобавок, раскрывая премудрости незнакомого языка, она успевала не только научить меня падежам и склонениям, но также знакомила с традициями страны и привычками людей.
Среди учеников доктора философии Дагмар Брчаковой была и преподаватель чешского языка Радио Прага Моника Чевелова.
Моника Чевелова:- Доктор Брчакова всегда относилась к студентам, как к коллегам. На экзаменах она никогда не позволяла себе никого завалить. Она всегда старалась заставлять студента думать, рассуждать на заданную тему. И, таким образом, она фактически подводила студента к ответу. И он этого даже не замечал. Но что она никогда не прощала студентам, это была халтура. Не позволяла, чтобы у студентов к предмету было наплевательское отношение. И она всегда знала, о чем она говорит. Я могу сказать, что у нее дар - объяснять очень сложные вещи очень простым языком. Я бы назвала ее знатоком своего дела.
- Пани Брчакова, сколько было политических режимов в Вашей жизни?
- Вы спрашиваете сколько? Я должна это перечислить. Я родилась в 1928 году, во время так называемой Первой республики. Потом пришел Мюнхен, это был 1938 год. Мне было 10 лет. Мы переехали из Карловых Вар; начался второй режим. Потом пришла немецкая оккупация, это уже практически третий режим. После немецкой оккупации было три года надежд и свободы, до февраля 1948 года. После февральских событий начался четвертый режим, который продолжался... Трудно сказать до какого времени. Я бы сказала, что такой границей был 1968 год, когда опять появилась надежда на «социализм с человеческим лицом». К сожалению, эта эпоха опять прервалась, и начался очень хмурый этап «нормализации». Хотя пятидесятые годы были более жестокие, но режим «нормализации», для меня лично, был намного труднее. Поскольку ничего нельзя было делать, полный застой, люди боялись друг друга, и не было никакой надежды. Последний режим, который меня нашел - был перелом 1990 года, после которого началась свобода. Но, тем не менее, я эмоционально и с большими идеалами подходила ко многим режимам... Идеалы мои оказались... Я была разочарована в своих идеалах, хотя и не совсем. Последний режим, после 1989 года, принес мне лично свободу.
- Есть у вас самое яркое впечатление детства? Это была еще Первая республика? Воспоминание, связанное с семьей?
- О своем детстве я вспоминаю с огромным удовольствием. Поскольку семья была дружная, школа была демократическая. Моя семья была не богатая и не бедная, то, что называется средний класс. По сравнению с семьей моего сына, или даже с моей семьей, мы жили скромно. Родители не то чтобы экономили, но к деньгам относились очень рационально. Ничего не выбрасывали, если что-то осталось, то осталось на ужин. Поскольку мои родители никому не завидовали, я даже не знала слова «зависть». Мы приглашали гостей, веселились. Машины у нас не было, дома у нас не было. Но мы ездили на велосипеде, если путешествовали подальше, то ехали на поезде. И время проводили очень приятно. Первый удар - это был удар «мюнхенский». Мы тогда жили в Карловых Варах, и надо было оттуда бежать. Тогда я в первый раз почувствовала, что такое страх. Мы ночью, уже после захвата Карловых Вар нацистскими войсками, переезжали к моим прародителям в Южную Чехию. Ехали мы ночью только с тем, что у нас было в руках. Нас останавливали войска, были личные обыски - к счастью, все прошло хорошо. Боялись мы и во время нацистской оккупации. Но, поскольку я тогда была молодая, мы это чувствовали не так, как наши родители.
1945 год - освобождение, принес нам большие надежды. Тогда я уже поступила в университет. Но я была наивная провинциальная девка, думала, что мир лежит у моих ног, что все впереди, что все, что меня ждет, будет только красивым.
1968 год принес большое разочарование, но мы были тоже наивными. Так что я говорю, что все наши разочарования происходят от этой наивности и чрезмерных идеалов. Это я, конечно, своим детям никогда бы не сказала, поскольку я думаю, что без идеалов жить нельзя.
- Какими были учителя в ваше время? Чем это отличалось от сегодняшнего дня?
- Я должна сказать, что мне повезло. Поскольку я всегда любила школу, мне казалось, что школа любит меня. Что, конечно, было не так. Наши преподаватели, как в начальной школе, так и в гимназии, были настоящими личностями. Большей частью. Если у нас было десять преподавателей, то восемь из них были личностями. Они очень много нам давали. И мы их уважали. Не всех, конечно, над некоторыми мы смеялись. Но это было, главным образом, над теми, которые не очень-то владели своей специальностью. Профессора в университете, большей частью, были также личностями, если не мирового, то, по крайней мере, европейского значения. Прекрасные языковеды, прекрасные литературоведы, и они к нам относились демократически. Они считали нас своими коллегами. Я не могу сказать, что в моей жизни я встретила такого учителя или профессора, который бы меня каким-то образом унизил. Мне просто повезло.
- Огромное количество лет Вы проработали в Карловом университете, в одном из известнейших университетов в Европе. Вы преподавали русский язык. Менялись эпохи, менялись студенты. Наверняка, в разное время, менялось и отношение к русскому языку.
- Сначала приходили студенты, я бы сказала, и по идеологическим причинам. Они воспитывались в семьях коммунистов, и там, разумеется, отношение ко всему русскому должно быть неоспоримым. Но, с течением времени, наши коммунистические верхушки потеряли это сознание. И стали посылать своих детей на более престижные специальности, например, английский, немецкий, не знаю еще какой... Чтобы их дети могли работать за границей. И это был уже фактически крах сознания.
Тогда начали приходить студенты из других семей, и мы были ими очень довольны. Они прекрасно занимались, и все закончили с прекрасным отношением к русскому языку.
Были и такие - из политических верхушек, когда нас просто заставляли, твердо нажимали, что тот, или иной - должен сдать экзамен. Но это за всю мою жизнь 2-3 случая; если принять во внимание, что я работала на кафедре 42 года, то это очень небольшой процент.
После 1949 года на средней школе было отклонение от русского языка. Я это считаю большой ошибкой. Во-первых, потому, что я помню, что после 1945 года нельзя было учить немецкий в школе. Это было воспрещено. Потом было трудно догнать этот недостаток. Боюсь, что и по отношению к русскому языку мы совершили ту же ошибку.
- Как Вы видите сегодняшний день? Как меняются люди?
- Я не знаю, как люди меняются. Мой мир становится все уже и уже. У людей сейчас другие заботы, но с этим ничего не поделаешь, это бег времени. И я не хочу его судить.
