Кирзовый сапог под конем святого Вацлава

Foto: Archiv des Tschechischen Rundfunks

21 августа исполняется ровно восемь месяцев со дня смерти видного российского богемиста Ирины Порочкиной, многие десятилетия исследовавшей культурные и исторические связи между славянскими народами. В посвященной филологу программе («Ты не любишь, когда останавливаются часы…») мы упоминали многие факты ее чрезвычайно насыщенной биографии, не затронув одной из важных страниц. Ирина Макаровна, как и ее муж Игорь Инов, волей профессии оказавшись в августе 1968 года в Праге, глубоко переживали появление на ее улицах советских танков.

Ссоры между славянскими народами – глубоко в сердце

Святой Вацлав на Вацлавской площади  | Фото: Jan Vodňanský,  Český rozhlas
По просьбе ученицы Ирины Макаровны Катерины Айзпурвит сын этой петербургской четы ученых Александр Иванов написал небольшие воспоминания об этих днях. И сама Ирина Порочкина рассказывала своей ученице о впечатлениях, которые ей довелось испытать в те драматичные для Чехословакии дни.

Катерина Айзпурвит:

- Наверное, я не все запомнила, потому что надеялась, что Ирина Макаровна напишет воспоминания, и я это просто прочитаю. Надо сказать, что бескомпромиссность ее как ученого распространялась и на моральную бескомпромиссность. Для нее никогда не стоял вопрос - это подтверждает и ее семья, о вступлении в Коммунистическую партию, это было просто невозможно. Вторжение в Чехословакию было огромным ударом для нее и для ее мужа, и они не скрывали свое негативное отношение к этому. В Чехии многие обращались к Ирине Макаровне «paní profesorko», хотя профессорское звание ей не было присвоено. Она оставалась доцентом и не защитила докторскую диссертацию.

Скорее всего, сугубо по той причине, что не стала членом единственной на ту пору партии?

Ирина Порочкина  (Фото из семейного архива И.М.Порочкиной)
- Я не берусь говорить точно об этих причинах, но, скорее всего, они сыграли, конечно, свою роль. Ирина Макаровна была, мне кажется, немножко человеком из 19 века, таким подвижником-идеалистом, но вместе с тем очень требовательным к себе и другим ученым. Она не терпела, например, ни малейшей фальши. При этом она была очень современным человеком. Я, например, совершенно не чувствовала нашу разницу в возрасте, мы могли часами говорить о политике. Она очень тяжело принимала отступление России от демократии и в последнее лето своей жизни - события на Украине и говорила, что российские власти на долгие-долгие годы и десятилетия поссорили два очень близких славянских народа. Она была человеком, для которого именно славянские связи имели очень большое значение.

Воспоминания Александра Иванова, сына И. М. Порочкиной и И. В.Иванова (Инова)

В конце июля 1968 года мои родители отправились в Прагу для участия в летней школе славистики. Меня прихватили с собой, решив показать единственному сыну страну, с которой была связана вся их жизнь. Мне в ту пору было 13 лет, я уже успел полюбить путешествия на поездах. Первые дни в Праге прошли в бесчисленных прогулках с родителями по их любимым местам. Потом, с начала августа, когда началась Школа, я был уже полностью предоставлен самому себе. Со временем мне надоело сидеть одному в комнате общежития Карлова университета, где нам предоставили жилье на время проведения Школы.

Август 1968 г. в Праге  (Фото: Engramma.it,  Wikimedia Commons,  License CC BY-SA 3.0)
Тогда я, 13-летний мальчик, вооружившись подробнейшей картой города и фразой “Богужэл нерозумиим чески”, принялся изучать город самостоятельно, целыми днями шатался по улицам малознакомого города, возвращаясь в общежитие только сильно проголодавшись или под вечер. Лето, теплынь, в атмосфере города веет какой-то беззаботной легкостью, весельем… Так продолжалось до одной беспокойной ночи в конце августа, когда постояльцы университетского общежития были разбужены посреди ночи громким гулом, доносившимся с неба. Как оказалось, это были самолеты, целая армада стран Варшавского договора, десантировавших оккупационные войска. У меня остались крайне обрывочные воспоминания о последовавших днях. На первых порах – это тревожные голоса дикторов каких-то не занятых и не разгромленных сразу радиостанций, перечислявших страны Варшавского договора, которые ввели свои войска в Чехословакию; также помню многочисленные танки на улицах Праги. Я, конечно, мало понимал суть происходившего, только ощущал тревогу, которая теперь царила в городе. Спешившие по своим дела люди старались проскочить быстрее мимо танков, да меня все время обрывали при маломальской попытке заговорить : ”Mlč!”. Говорить по-русски на улицах оккупированного русскими города было если не опасно, то как-то не к месту.

Еще запомнилась такая деталь: на Вацлавской площади под передней поднятой ногой коня св. Вацлава болтался кем-то привязанный советский армейский кирзовый сапог. Сапог под копытом коня был символом будущей победы чешского народа над силами зла. С началом оккупации Школа славистики прекратила свою работу и через несколько дней мы сели в поезд и отправились восвояси в Ленинград. С самого начала и до конца жизни родители тяжело переживали трагедию 21 августа 1968 года и последовавших за этим днем событий в обожаемой ими Чехословакии.