Свет Вифлеемской звезды дарует надежду при любом режиме
Рождество – традиционно праздник покоя, уюта и домашнего тепла. Задумываются ли сегодня о его духовной составляющей люди, попавшие в колею так называемой «покупательской лихорадки»? О временах, когда Рождество проходило в Чехии под эгидой другой крайности, мы беседуем со священником Милославом Фиалой.
«В годы социализма Рождество в семейном кругу проходило так же, как и раньше. То есть, люди, например, наряжали елку. В верующих семьях и в семьях, симпатизировавших христианской культуре, люди устанавливали дома рождественский вертеп – нарисованный или вырезанный из бумаги. Семьи отмечали этот праздник для себя, без выноса на общественность, поскольку это было запрещено. С материальной точки зрения, в то время, конечно же, многих вещей не было. Однако дух христианских традиций, которые веками передавались у нас из поколения в поколение, сохранился и победил даже мрачный лик тоталитаризма».
Разумеется, «на людях» празднование религиозного праздника выглядело иначе. В своих попытках нейтрализовать религиозную составляющую коммунистический режим действовал последовательно: традиционного младенца Иисуса – символ чешского Рождества пытались заменить Дедом Морозом. За этим стояла попытка перевернуть мышление чехословацкого человека, отвернуть его от западной культуры празднования Рождества, и повернуть к традиционным восточным символам. Дед Мороз приезжал в торговые центры и в школы, но, можно сказать, что замысел «советификации» удавался лишь частично – в ортодоксально коммунистических семьях. В большинстве своем эти нововведения игнорировались, или «засовывались под шкаф», как что-то лишнее, ненужное, незначительное. Что же касается религиозной составляющей Рождественского вечера, в Чехословакии ситуация была куда мягче, чем в Советском Союзе.«Костелы были по-прежнему открыты. Конечно, была попытка сократить количество традиционных рождественских месс в католических и протестантских храмах. Тем не менее, если священник не сидел в тюрьме или не преследовался, то богослужение могло проходить. Тем не менее, в средствах массовой информации – по радио, телевидению или в прессе, а также в театрах или иных культурных заведениях старались минимизировать исполнение рождественских кантат, которые бы напоминали о традиционной культуре с Вифлеемской звездой. Напротив, они заменялись советскими частушками или иными произведениями, которые бы отвечали тогдашнему материалистическому режиму».
Во время прохождения рождественской мессы, пожалуй, трудно было скрыть собственно повод происходящего. Как с этим мирился режим?
«В то время я уже сам был священником в одном крупном городе на востоке Чехии. И богослужения тогда проходили под неустанным государственным присмотром. Священник или проповедник всегда должен был следить за тем, что он говорит. Он не мог делать слишком сильный акцент на трансцендентность, на сверхъестественный аспект христианской веры. Скорее, нужно было подчеркивать, чтобы люди трудились и радовались в пределах дозволенного. На богослужении не мог упоминаться мессия в прямом смысле слова, поскольку на каждой мессе присутствовал сотрудник службы безопасности, или «мент», как мы их называли, разумеется, в гражданской одежде. Он записывал все, что выходило за рамки государственных норм».Католические богослужения продолжали проходить и при том, что у 400 из 2100 священников, служивших в Чехии и Моравии, было отобрано государственное разрешение на исполнение обязанностей священнослужителя.
«Оставшиеся были запуганы или же должны были быть конформистами. Они не могли себе позволить евангельскую открытость или попытку пробудить в людях надежду не из этого мира, а которая приходит от Бога, или же имеет сверхъестественный характер – ничего из этого не было дозволено. Как только священник начинал слишком часто повторять эти базовые тезисы христианства, его незамедлительно переводили в какую-нибудь деревню, где на лавочках сидели две бабушки, и его слова не играли никакой роли, или же у него отбирали государственное разрешение на исполнение обязанностей священнослужителя, и он шел на производство. Это была дилемма, в которой все мы колебались. И это была душная, удушающая атмосфера того времени, которая сохранилась на целых 40 лет».
- За что отобрали государственное разрешение на исполнение обязанностей священнослужителя у Вас?
«Я работал в Градце Кралове, городе со стотысячным населением. Там, помимо богослужений, разрешенных государством, была необходимость учить детей основам религии. А поскольку в школах это делать было невозможно, обучение осуществлялось в семьях. Собирались дети из нескольких семей, и занятия поочередно проводились по домам, куда приходил священник. Так мы и учили. Разумеется, тайно, так что это либо продолжалось, либо рассекречивалось, и наступал конец. Подобные занятия проводились и среди любознательных студентов ВУЗов. Эти группы тоже собирались на разных квартирах, чтобы это не раскрылось слишком быстро. Таким образом, существовало несколько возможностей, как церковь могла делиться христианскими основами сотрудничества и добрых межчеловеческих отношений, а также отношения к Богу. Такие вещи просто не могли звучать в костеле. Проходили и так называемые домашние семинары, когда из тюрьмы возвращался профессор философии или теологии или родственных дисциплин. Это была своеобразная форма домашнего обучения для кругов интеллигенции».Как очевидно из вышесказанного, деятельность отца Фиалы не осталась незамеченной для Службы госбезопасности. Однако, и лишившись государственного разрешения, он не прекращал религиозную просветительскую деятельность.
«Еще одной возможностью распространения информации был церковный самиздат. Я сам принимал в этом активное участие на протяжении тех лет, когда у меня было отобрано государственное разрешение, и я 15 лет работал рабочим на строительстве пражского метрополитена. Там мы распространяли нелегальную прессу христианского или политического содержания. Затем она развозилась по точкам, из которых пресса доставлялась уже адресатам. В последние годы перед революцией некоторые из нас уже имели возможность сотрудничать с Радио Свобода в Мюнхене, или с Голосом Америки, а также с Радио Ватикан. Это была возможность распространения информации, но также возможность даровать надежду из принципов катехизиса, из Библии или же из основных принципов христианства».
- Однако, из того, что Вы рассказали, вытекает, что коммунистическая идеология, в сущности, не отрицала существования Бога. Иначе, на каком основании было возможно проведение богослужений и вообще функционирование костелов?
«Например, теорию Дарвина мы во многом принимали во внимание. Однако, это лишь частичный взгляд на проблему – проблему возникновения вида. Что касается библейского аспекта, разумеется, Адам и Ева – это мифологические представления авторов Книг Моисея. Разумеется, христианство верит в Творца, который оказывает влияние на все сферы человеческой жизни. В остальном – как это ни назови – Большой взрыв или как-либо по-иному, сущность того, что человек вышел из Божьей мастерской, она остается. Говорить об этом, разумеется, было запрещено, и горе священнику, который об этом начинал говорить в присутствии широкой общественности. Конечно, тогда в дело вмешивалась и социалистическая наука во главе с Лисенко, пытаясь по-своему трактовать вопросы бытия. Если изучение религии и разрешалось где-то, это сопровождалось различными ограничениями. В таком случае режим требовал, чтобы говорилось о естественном отборе по Дарвину, и ни о каких вмешательствах руки Божьей речи быть не могло».Безусловно, и в духовной жизни проходили параллели с жизнью политической. 1950-е годы прошли под знамением жесткой диктатуры, когда контролировалось абсолютно все. В 1970-е годы можно было вздохнуть немного глубже, тем не менее, по-прежнему отбирались государственные разрешения на исполнение обязанностей священнослужителя. Теологические факультеты, если и функционировали, то находились под неустанным контролем. В 1980-е уже ощущалось, что назревают перемены, ослабление режима ощущалось и в репрессивной политике.
- Вы упоминали, что на богослужениях всегда присутствовал человек из Службы госбезопасности. А довелось ли Вам встретить верующего «кэгэбэшника»?
«Пожалуй, я затрудняюсь ответить однозначно. Я прошел через 15 допросов у Службы госбезопасности, и всегда люди, работавшие там, были в большей или меньшей степени серьезными адептами режима. Так что узнать об этом там было невозможно. Но, так как я также сидел в тюрьме, то там был один из надзирателей, который был очень открыт по отношению к нам, верующим. Он мог все что угодно пронести наружу, а также обратно. Однако, весьма быстро лавочка прикрылась, потому что узнали о его слишком уж доброжелательном отношении к политзаключенным. Пожалуй, это был единственный случай такого рода. Уже позже, после 1989 года, когда я работал на Чешском радио, а затем и пресс-секретарем Конференции католических епископов, к нам приходил и передавал нам определенную информацию из дел, которые еще не были в открытом доступе, один бывший высокопоставленный чиновник из Службы госбезопасности. Впоследствии он уже открыто сотрудничал с демократическими государственными органами, а нам, то есть католической церкви, передавал материалы сотрудничестве кого-либо из священников с КГБ. Но это были уже другие отношения в другой ситуации».
Вернемся ко дню сегодняшнему. Секуляризм чешского общества широко известен. Однако если отправиться в канун Рождества в костел, можно и не попасть вовнутрь – столько народа приходит туда в этот день. Мы попросили отца Фиалу рассказать, приспосабливал ли он свои богослужения в период тоталитаризма и неверующим?«Наша католическая служба, как и у протестантов, имеет определенную структуру, так что с этим особо ничего не поделаешь. Но важна была сама речь, чтобы она не состояла лишь из повторений суровых моральных поучений, но чтобы сам священник попытался понять порой сложные ситуации тех, кто пришел в костел в период тоталитарного режима. Чтобы своей речью он мог дать надежду и силу и неверующим в их жизненной борьбе. Мы не использовали слишком много религиозной христианской терминологии. Случалось и так, что больше половины присутствовавших были неверующими, которые просто соскучились по поэзии Рождества, выставленных вертепов и прочего. Так что когда священник приспосабливал все это их миру и их потребностям, и среде, в которой они жили, все получалось в лучшем виде. Люди приходили в костел и уносили оттуда теплое ощущение того, что еще существует такая организация, которая способна привнести в материальный мир и этот культурный хаос свет и тепло Вифлеемской звезды. Эти богослужения, к злости и неудовольствию коммунистов, были очень посещаемы людьми всевозможных взглядов».
- Наверное, это бессмыслица, чтобы кто-то из представителей госаппарата посетил костел?
«Там было полно легавых! Когда я был на допросах, там мне зачитывали отрывки из моих проповедей, которые записывали сотрудники службы госбезопасности. Один раз я или мои знакомые, которые присутствовали на службе, насчитали на богослужении целых трех легавых. В то время они не могли вести аудиозапись, поскольку это было бы слишком заметно, поэтому они записывали на бумагу, а потом относили, куда следует. Потом нам это читали с возгласами: «что Вы этим имели в виду? Вы развращали! Вы – ватиканский шпион!» и так далее. То есть из отрывочных фраз они выстраивали так называемое «преступление».
Наверное, если заглянуть в прошлое, можно осознать, как повезло современным людям, которым не нужно ни от кого скрываться, а можно в свое удовольствие наслаждаться предрождественской атмосферой со всеми ее приятностями. Но, есть в современном мире и другая крайность, которая ежегодно становится головной болью добропорядочных граждан – так называемая «покупательская лихорадка», которую ежегодно поддерживают многочисленные фирмы своими рекламными компаниями уже с начала ноября. Конечно, для духовного человека эти вещи наблюдать совсем нелегко.«Мало того, что существует сама покупательская лихорадка в торговых центрах, кроме этого, руководство этих центров ко всей этой суматохе и неразберихе включает рождественские колядки, и совершенно не задумывается о том, что это несовместимые элементы. Колядка – это рождественское песнопение в честь кого-то или чего-то. Колядки – это чешский национальный элемент, например, у немцев или иной западной культуры такого нет. Таким образом, получается, что это профанация этих песнопений, когда они погружаются в атмосферу шума и суеты. Еще одна вещь – это суеверия, которые сохраняются до сих пор – литье олова, предсказание судьбы, бросание башмака, которое особенно распространено в Моравии, чтобы узнать, выйдет ли девушка замуж в этом году или нет. Всем этим суевериям очень способствуют коммерческие уловки, которых везде море. Это злоупотребление тем, что перед Рождеством люди слегка навеселе, хотят покупать, веселиться. Все это является абсолютной противоположностью благой вести настоящего Рождества».
Кстати, в настоящее время не многие и задумываются о том, откуда, собственно, взялся младенец Иисус в качестве символа Рождества, в качестве того, кто приносит подарки чешским детям?
«Младенец Иисус стал таким символом, который можно использовать как раз для иллюстрации того, как Бог хочет вступить и вмешиваться в историю человеческого общества. С другой же стороны, этим можно злоупотребить или прийти к неправильному пониманию сути. Некоторые люди думают, что раз фигурка младенца Иисуса – это фигурка ребенка, то христианство – это религия инфантилизма, которая не касается жизни. В то время как этот ребенок – символ того, как Бог входит в жизнь людей, приносит им покой. И здесь уж ищите, как хотите, но такой внутренний покой нигде в ином месте современный человек не найдет, как не нашел человек прошлого, и как не найдет человек будущего. Мы не смотрим на поэзию Рождества как на вершину. Это лишь символическое средство для того, чтобы человек остановился в этой гонке и осознал, кто он, как он очутился на Земле, и какой смысл несет его жизнь. И иллюстрация этого библейского события – это импульс к тому, чтобы серьезнее задуматься над жизненным путем».Пасха, Рождество – это главные церковные праздники. Не возникает повода усомниться, что для священников это наиболее напряженное время. В завершение нашей беседы я поинтересовалась у отца Фиалы, посещает ли его после таких праздников чувство, что наконец-то можно вздохнуть с облегчением?
«Разумеется, что в период Адвента, в Рождество и после Нового года у священников больше всего работы. Каждый день что-то происходит, и богослужения каждый день отличаются друг от друга, они должны быть приспособлены к этим дням, чтобы донести до людей определенную информацию. Для этого необходима хорошая подготовка и гармония с тем таинством, которое происходит в период Рождества. Так что, в любом случае – это непросто. В то же время, если священник это принимает с открытостью и верой, его это наполняет и возвышает, потому что весь его труд, который проходил в течение года, обретает выход в эти праздничные дни. Это становится заметным на лицах и в душах прихожан, что становится таким тихим вознаграждением за все его годичные труды. Поэтому священник испытывает не облегчение от того, что это завершилось, а благодарность к Богу за то, что он, священник, мог помогать своими малыми силами вносить радость в человеческие сердца. Все мы делаем ошибки, и делаем это не идеально, но все мы ощущаем моральное удовлетворение, без этого никак. Иначе бы я давно уже все бросил, и ушел восвояси».