Никита Долгушин: «Смысл моей жизни - делать других людей мастерами».

Имя незаурядной личности балетного театра России Никиты Долгушина - режиссёра, балетмейстера и педагога, появилось на традиционных афишах Национального чешского театра оперы и балета в Праге, где в рамках Дней культуры России в Чехии прошёл балет «Дон Кихот». В рубрике «Разговор напрямую» мы представляем вашему вниманию интервью с Никитой Долгушиным.

Многие режиссёры балета видят в Дон Кихоте грустного, печального человека. В Вашем же балетном спектакле он представлен как весёлый персонаж. Кто для Вас Дон Кихот?

- Роман Сервантеса, которому 400 лет, - это великий роман и весьма драматичный. Но сюжет «Дон Кихота» - это маленький сюжет великого романа. И сюжет этот построен на том, что Дон Кихот, совершенно случайно, помог двум молодым людям обрести своё счастье. Ни они не подозревали, что им кто-то поможет, ни он не подозревал, что в этом мире может сделать что-то доброе. Но Дон Кихот - это тот самый великий герой всех времён и народов, потому что он хочет изменить мир, облагородить его, остановить войны, он хочет прекратить стяжательства, он хочет, чтобы люди любили, он великий мечтатель. Вот почему для меня Дон Кихот, при всей его странности, при всей его комедийности, самый любимый герой. И в спектакле, в балете, который был поставлен в 1869 году, роль главного действующего лица Дон Кихота скатывалась буквально к двум, трём репликам. Он был обыкновенным стаффажем, он был совсем не главный. И я не мог настолько изменить свой спектакль, чтобы превратить Дон Кихота в абсолютно главного героя, потому что передо мной стояла задача сохранить, прежде всего, хореографический первоисточник. Те балетмейстеры, которые бросаются сейчас оттанцовывать Дон Кихота и Санчо Панса и, тем самым, ставя его вровень с главными танцующими героями, только разменивают личность Дон Кихота. Поэтому я не придал ему ни одного танцевального движения. Я вывел его, как бы, на первый план, и привлёк зрительское внимание к тому, что нужно посматривать на Дон Кихота, ибо обычно, в традиционном спектакле, никто на Дон Кихота не смотрит, все забыли, что спектакль называется «Дон Кихот». В нашем спектакле Дон Кихот - не последнее лицо.

У вас на сцене очень много детей. Почему?

- Дети, как известно, цветы нашей жизни и поэтому ребёнок, если он искренен и если он во что-то влюблён, он обязательно украсит. И мне, конечно, хотелось украсить свой спектакль. И когда эти дети бегают и мешают танцовщику, и шалят, и делают выкрутасы, и колёса, и на кулачках дерутся, то это реалистическая окраска бурной площадной жизни. Вы знаете, нынешнее поколение артистов не очень умеет сопереживать задачам режиссёра. Времена МХАТа кончились. Теперь надо всё ставить, всё делать. Нынче режиссёрский спектакль и режиссёрская постановка - это неотъемлемая часть современного искусства. Поэтому мои дети создают градус какой-то напряженной, реалистической, шумной жизни.

Вы были прекрасным танцором, теперь вы балетмейстер, педагог и руководитель. Свой опыт танцора вы передаете молодым артистам. Какие у Вас с ними отношения? Вы общаетесь на равных?

- В вашем вопросе уже заложен ответ, потому что невозможно быть только метром, быть ходячим учебником. До сих пор я продолжаю учиться не только у жизни и у людей, с которыми интересно разговаривать, у которых интересно что-то почерпнуть, но даже у моих подопечных, у моих молодых «идиотиков», которые ничего не знают. Я у них учусь, потому что ничего не знать лучше, чем знать и ничего не делать.

В чём заключается уникальность, неповторимость созданного Вами Театра балета при консерватории им. Римского-Корсакова?

- В некоторой эксклюзивности. Никогда не хотим повторить уже известные спектакли, известные постановки, пусть традиционные, но становящиеся дежурными. Я хочу, чтобы мой театр, пусть скромный, ведь он небольшой, в пять раз меньше по количеству людей, чем в Мариинском театре, но я хочу, чтобы зрители его запоминали. Так оно и есть. К нам приходят постоянные зрители, и они всегда ждут наших следующих работ, потому что знают, что в них будет что-то интересное.

Балет, в первую очередь - это железная дисциплина, это также подчинение замыслу режиссёра, как Вы говорили. Когда начинается этап свободы самовыражения, как танцовщика, так и Ваш, хореографа?

- Это обязательно должно начаться, и к этому я всегда призываю своих подопечных. Но это не может произойти с понедельника. Это должно произойти с течением времени, когда в человеке и труппе, прочно засядет задача и идея, которую нужно выработать чисто технически. Вот тогда можно импровизировать, вот тогда ты в рамках задачи ничего не сделаешь плохого и лишнего, т.е. ты станешь мастером. А это смысл моей жизни - делать других людей мастерами.

Если бы сравнили молодое поколение танцовщиков тех времён, когда Вы сами учились, с сегодняшними студентами и молодыми артистами балетного театра, которые уже смотрят на мир по-другому, у них другие условия жизни, что бы Вы сказали о разнице между ними?

- Не хочу ничего сказать худого о нынешнем поколении, но оно не столь внимательно, как предыдущие поколения. Может быть потому, что мы были «затюканы» идеологически, может быть, мы подчинялись дисциплине и правилам сосуществования социальных позиций, но мы очень внимательно слушали педагога, мы его любили, уважали, и даже обожали. И поэтому мы имели результаты намного быстрее, чем те, которые проходят мимо этих глаголов. Не потому что они плохие люди, они чудные может быть ребята, но они свободно, спокойно, вынимают этот свой мобильный телефон во время уроков, они жуют резинку. Это нонсенс! Некая молитва на уроке - это гораздо более быстрое приближение к совершенству, чем носить фирменную одежду, ездить на Мерседесе и быть крутым в жизни. Молиться надо, молиться!

Вы проводили мастер-класс с артистами Национального чешского театра оперы и балета. Какое впечатление у Вас осталось после этого?

- Впечатление обиды. Я им не додал. За час 15 минут я не мог дать им столько, сколько мог бы им дать за какой-нибудь большой срок. Я не на них обижен, а обижен на себя. Я стенаю, я локти кусаю, что мне не удалось сделать максимум.

Вы получили престижную премию «Золотой софит» за сохранение балетного наследия. Скажите, можно ли его сохранить в наше сумасшедшее время?

- Это наследие не только можно, но и нужно сохранять, потому что каждый культурный человек должен знать свою историю, а некоторые страницы хореографического искусства перелистнуть невозможно, потому что они не зафиксированы. Над ними нужно работать, их нужно восстанавливать, реконструировать и показывать, показывать, показывать. Тогда может зарониться зерно культуры у свободного, бесподобно весёлого существа.