«Развитие Украины угрожало режиму Владимира Путина»
«Владимир Путин живет в XVII веке, где война – бытовое событие», – считает политолог Иван Преображенский.
«И это убеждение не стыкуется с мнением абсолютного большинства, в том числе политических оппонентов Владимира Путина внутри самой России, напуганных двумя большими войнами людей XX века, и не представляющих себе, что такое большая война молодых людей XXI века, для которых война – это абсолютное табу. Они просто не представляют себе, как здоровый и нормальный человек способен начать военные действия только потому, что его что-то не устраивает, а не из-за того, что его пытаются убить».
– Вы ожидали такого разворота событий, как вторжение в Украину со стороны России?
– К сожалению, да, но, вероятно, не в таких масштабах. Насколько последних недель я придерживался мнения, что речь должна была идти об авиаударе.
Нападение на Украину было неизбежно. Дело было только в сроках: либо сейчас, либо в конце весны, либо начале лета. Но это состоялось раньше, чем мне казалось. С моей точки зрения, речь должна была идти о демилитаризации Украины, об уничтожении украинской промышленности, попытке смены режима, но, возможно, это могло быть отложено.
Сейчас мы видим, что речь идет непосредственно о попытке смены «карающей системы» в Украине. О попытке не агрессии, но и не оккупации в чистом виде.
– Установления протектората?
– Промежуточный вариант, полупротекторат, попытка установить пророссийскую власть, но при этом иметь возможность после этого покинуть страну. По крайней мере, военные части должны выйти. Видимо, Владимир Путин рассчитывает на то, что пророссийских сил в Украине достаточно для того, чтобы они могли удержаться при сохранении российских войск по внешнему периметру Украины. Хотя существует риск полной оккупации, в будущем – полной аннексии юга Украины, и уж точно будет захвачен коридор через Мариуполь на Крым, и кусок территории, прилегающей к Крыму, где проходят днепровские каналы, по которым вода идет в Крым.
Они заняли эту часть территории в первый же день, там была большая танковая колонна, которая именно для этого и формировалась. Она заняла его, и дальше, видимо, должна двинуться частично на Днепро и частично на Киев.
– Это возможно? А где же европейские лидеры? Или они не хотели до конца верить в войну? Верили, что будет только риторика, угрозы, давление, но никто не верил, что будет прямая агрессия – война?
– Во-первых, я не пытался следовать никаким инсайтам и сливам информации, а пытался реконструировать ситуацию по тем признакам, которые мы видим. А видим мы военную подготовку, причем мы видели ее не в течение нескольких месяцев, а последних лет. Политическую подготовку к полному единению России, к выдавливанию любого рода инакомыслия, к укреплению власти Владимира Путина.
Большинство почему-то считало, что это делалось ради одной цели – укрепления власти Владимира Путина. Но само по себе укрепление власти не может являться конечной целью. К этому выводу я пришел еще в 2020 году. Именно тогда, весной 2020 года, еще до голосования о принятии новой путинской конституции у меня появилась мысль, что все это делается для подготовки масштабной войны, главным направлением которой станет Украина, хотя могла бы стать и Беларусь.
Дальше мы увидели, как развивалась ситуация в Беларуси. Было понятно, что Беларусь и так попала под российское влияние без всякой войны.
Соответственно, оставалась только Украина.
Когда в декабре 2020 года была выдвинут ультиматум, то первое время мне казалось, что, возможно, Кремль действительно рассчитывает на получение каких-то выгод. Как сейчас мы видим, многие люди в окружении Владимира Путина надеялись на то, что удастся втянуть его в переговоры, получить только за счет этого какие-то внешнеполитические дивиденды, и, таким образом, избежать войны. Но Владимир Путин явно принял свое решение задолго до этого и не собирался его менять.
По тому раздражению, с которым он накинулся во время совета безопасности на главу Службы внешней разведки за одно только слово «переговоры», было понятно, что за этим стоит фраза: «Вы и так меня склонили к этим переговорам, и мы потратили кучу времени совершенно зря. Сейчас у нас этого времени нет, мы начинаем операцию, что бы вы ни думали».
Так, собственно, события после этого и развивались.
Почему люди не хотели в это верить – это понятно.
Мы имеем дело с двумя совершенно разными ментальностями. Владимир Путин живет в мире XVII века, где война не просто является продолжением политики, а является обычным бытовым событием, которое ничем не выделяется – здесь воюем, а здесь яйца продаем.
А для абсолютного большинства, в том числе и политических оппонентов Владимира Путина, даже внутри самой России, для людей XX века, напуганных двумя большими войнами и помнящих о них, или, тем более, для молодых людей XXI века, которые вообще не представляют, что такое большая война – для всех них война – абсолютное табу, она не может быть продолжением политики.
Они в принципе не представляют себе, как это здоровый, нормальный человек может начать военные действия потому, что его что-то не устраивает, а не потому, что его пытаются убить.
– Какой довод у Путина? С чего вдруг нужно начинать войну?
– Путин считает, что это – последнее окно возможностей.
Сейчас Европа все еще сильно зависит от России энергетически и экономически, и этим надо пользоваться, пока не поздно.
Это – с одной стороны.
С другой стороны, Россия смогла провести программу перевооружения, о которой давно, но, к сожалению, лишь очень немногие аналитики, разбирающиеся в российской армии, говорили, как о главной опасности.
С 2008 года Россия смогла создать одну из самых мощных армий в мире и главное, наиболее боеспособную, ведущую постоянные боевые действия уже в течение восьми лет. Соответственно, есть эта армия, есть экономическая зависимость, есть слабая пока еще Украина, которая стремительно укрепляется.
Через два года такая операция, скорее всего, в принципе стала бы невозможной, мы видим это по тому, насколько успешно по многим направлениям украинские войска даже с тем небольшим количеством современного оружия, которое они получили от Запада, оказывают сопротивление.
Соответственно, это надо было предотвратить, потому что развитие Украины, усиление Запада и ослабление России угрожало лично режиму Владимира Путина.
Вот тут мы снова приходим к «личному режиму».
Мы не говорим о России в целом или ее безопасности, а, как совершенно правильно написал генерал Леонид Ивашов (хоть он и из национал-патриотического лагеря), речь шла о том, что Путин пытается подменить те проблемы, которые существуют в Российской Федерации, внешними проблемами, и решить свои внутриполитические проблемы за счет внешнеполитических. Его цель – укрепить свой режим на ближайшие пятнадцать лет, сделав его безальтернативным.
Как это можно сделать? Загнав Россию в изоляцию и при этом уничтожив конкурентов, которые могли бы угрожать стабильности внутри России.
Такой конкурент на постсоветском пространстве потенциально был один – Украина.
Если Украина, как заявлял Владимир Путин, будет демилитаризована, деиндустриализована и денуклеаризована, то есть лишится возможности пользоваться ядерной энергией и производить ядерное оружие в потенциале, то его этот вариант идеально устроит, и неважно, какой политический режим после этого будет в Украине.
– Вчера или позавчера Владимир Путин проводил встречу с бизнесменами. Я так понимаю, что у российского бизнеса сейчас происходят огромные потери. Это были попытки объясниться с предпринимателями или эта была просто речь царя в духе: «У нас нет выбора?» Взял всех в свою корзинку?
– Это был совет безопасности, только с бизнесменами.
Владимир Путин, как мы знаем, принимал решения в хронологическом порядке. Вначале подписал документы по ЛНР и ДНР, и только потом провел совет безопасности, на котором велел всем своим подчиненным принести, по сути дела, присягу – расписаться в том, что они тоже виновны в начинающейся войне.
Ровно то же самое было с бизнесменами. Владимир Путин не воспринимает российский крупный бизнес, как независимую структуру. Зная о том, как эти люди приобретали свои начальные капиталы (а мы знаем еще и о том, что многие из них являются непосредственно его «кошельками» и инвестируют те деньги, которые он считает своими, скорее всего, а не их деньгами, хотя и в их бизнесе), мы понимаем, что он воспринимает их всех, как держателей некого экономического актива Российской Федерации, которые «назначены» на свои места и в любой момент могут быть сняты, как это произошло с Михаилом Ходорковским.
Поэтому он собрал их, чтобы рассказать, что они должны делать, и чтобы они, как люди, лучше разбирающиеся в экономике, предложили ему методы решения тех задач, которые он перед ними поставил.
Точно также в 2014 году, приняв решение об аннексии Крыма, он собирал экономический блок правительства с одной очень короткой формулировкой: «Крым мы забираем. Теперь скажите мне, как это сделать наименее проблемно для российской экономики».
– То же самое, полагаю, относится и к депутатам Думы, которые все единодушно одобрили решение?
– Не все единодушно одобрили. Примерно пятьдесят человек избежали этого голосования. Самым мудрым, по всей видимости, был Владимир Жириновский, в болезни которого я все больше и больше сомневаюсь. Пятьдесят человек не голосовали вообще.
Все было проведено очень красиво: ровно четыреста голосов. Поскольку Госдума давно в России ничего не решает, почти никто из экспертов даже не вспомнил, что в Госдуме вообще-то четыреста пятьдесят депутатов.
И если в 2014 году при аннексии Крыма два мандата не были распределены, но голосовали все имеющиеся четыреста сорок три депутата, из которых один был против, три воздержались, а все остальные были «за», то в этот раз уровень поддержки гораздо ниже. Проголосовало четыреста депутатов, а пятьдесят человек уклонились от участия в голосовании, в основном якобы по причине здоровья.
Кого-то, возможно, сам Кремль вывел из-под этих санкций, потому что было понятно, что против всех голосовавших санкции введены будут.
Пока Кремль рассчитывает использовать еще имеющиеся на данный момент дипломатические рычаги для сдерживания Европы, чтобы она не смогла солидаризироваться против российской агрессии, и для этого использовать все международные институты. Соответственно, нужны депутаты, которые смогут туда ездить. Этих депутатов они сохранили. Они не находятся под санкциями, потому что не принимали участия в голосовании, а значит, смогут ездить на международные мероприятия, защищать там агрессивную милитаристскую позицию России.
– Как далеко все-таки пойдет Европа? Или, как сегодня сказал один украинец, «продадут нас»?
– Я думаю, что продавать не будут, потому что не покупали. Это Украина считала, что она защищает интересы Европейского союза и Запада в целом. В Европе отнюдь не все так считали, мягко говоря. Это с одной стороны. То есть такой ответственности за Украину, как кажется самим украинцам, на плечах европейцев нет. Они ее, действительно, объективно не несут.
С другой стороны, в Европе есть самостоятельный кризис, который непосредственно увязан с происходящим. С моей точки зрения, это кризис экзистенциальный. Кризис непонимания того, зачем дальше Европе нужен Европейский союз, и как его развивать.
Это старый кризис, который в Кремле учитывают, очень любят рассуждать на тему того, что из-за него Евросоюз и распадется.
В реальности это означает кризис лидерства.
Германия, страна, которая не может быть политическим лидером Европейского союза – она стала сначала экономическим лидером, а потом присвоила себе права политического лидерства.
Еще недавно политическими лидерами Европы были три страны: Великобритания, Франция и Германия на равных. Великобритания вышла из ЕС, Франция экономически значительно ослабела, и эту роль взял на себя Берлин.
Но Берлин не был инициатором создания единой Европы, в отличие от Франции. Берлин не является международным экономическим и финансовым центром, в отличие от Великобритании. Берлин – это, как говорят сами чехи про Чехию, «монтажный цех».
Германия – огромная промышленная держава, и именно благодаря этому она находится на первом месте в ЕС. Но это не значит, что это государство может принимать стратегические решения за всю остальную Европу. Оно не понимает, куда вести Европу, зачем, и у него серьезный кризис из-за отношений с Россией. Россия – стратегический партнер Германии с 70-х годов XX века, у немцев – старая, устоявшаяся политика в отношении России, немецкая дипломатия очень немобильна и ей очень трудно перестраиваться.
Раньше говорили, что Германия – это мотор Европы, так вот сейчас Германия – тормоз Европы, который надо постараться как можно быстрее отключить, если мы говорим об интересах Украины и об интересах безопасности внутри Европейского союза.
Германия – страна с травмой в области безопасности из-за того, что было совершено нацистами в XX веке. Такая страна не может решать вопросы безопасности, потому что основой ее политики является пацифизм.
– А Америка?
– Америка пока не может заставить что-то делать Европейский союз, но готова максимально участвовать. Однако Америка тоже находится в ситуации, когда она только что вывела войска из Афганистана. Неудачная многолетняя операция, триллион долларов, потраченных в никуда, армейское оборудование досталось талибам – Америка не готова снова рисковать, плотно входя в Украину. К тому же мы понимаем, что Владимир Путин недвусмысленно намекнул: в случае какого-либо реального военного вмешательства он готов точечно применять ядерное оружие.
Если Украина сможет продемонстрировать, что российская армия не настолько сильна, как хотелось бы Владимиру Путину, или Россия долгосрочно несет большие потери (то есть война затянется, а не будет недельной), то тогда у Украины есть большие шансы.
Во-первых, помощь со стороны Запада стремительно возрастает. Мы видим, что даже Франция, которая раньше не оказывала поддержки, начинает ее оказывать. Добиться поддержки от Германии тоже, скорее всего, удастся в течение ближайших дней, может быть, и отказа на эмбарго на поставки оружия в Украину. В этом случае шансы Украины дальше продолжать отбиваться повышаются, а заодно растут шансы на более-менее равноправные переговоры с Кремлем. Понятно, что Кремль все равно будет действовать в рамках своего ультиматума, но, скорее всего, не настолько жесткого.
Для Украины сейчас самое главное – сохраниться, минимизировать человеческие жертвы и сохранить хотя бы относительную независимость, чтобы можно было в дальнейшем проводить самостоятельную политику.
– Соответственно, в Киеве нужно сохранить ту власть, которая имеется сейчас, а не получить донецких или луганских «кукол».
– Ну, или Олега Царева в Крыму, который тоже «кукла», только днепропетровская.
Украине нужно сохранить легитимную власть, которая была выбрана абсолютным большинством украинцев и пользуется его поддержкой.
