Память и любовь, ставшие литературой. 90 лет Ивану Климе
«Я осознал удивительную мощь литературы, человеческой фантазии вообще, ее способность воскресить мертвых и не дать умереть живым», – говорит Иван Клима, отмечающий 14 сентября 2021 года свое 90-летие. Его поколение – это Йозеф Шкворецкий, Милан Кундера, Вацлав Гавел. Прозаик, драматург, сценарист и публицист Иван Клима остается одним из самых переводимых современных чешских авторов, его проза входит в обязательную программу чешской школы.
«Мой безумный век» назвал он книгу своих воспоминаний. В детстве – узник гетто, в молодости коммунист, исключенный из компартии. После подавления «Пражской весны» он отказался от эмиграции, наблюдал, как его книги изымают из библиотек, был диссидентом и правозащитником.
Сегодня Иван Клима считается создателем чешской психологической прозы. «Я не стараюсь ни вспоминать, ни забывать прошлое, но думаю, даже самые страшные воспоминания, если человек сумеет преодолеть их, в конце концов могут превратиться в свою противоположность», – пишет Клима.
Иван, чья настоящая фамилия Каудерс, родился в 1931 году в Праге. О своем еврейском происхождении он узнал только тогда, когда его с братом и матерью отправили в Терезинское гетто.
«Произведения Климы богаты метафорами, философскими раздумьями о жизни и смерти, но чаще всего они подаются сквозь призму мягкой иронии над самим собой и своими героями, в которых, как правило, проступают черты самого автора. Для его художественного метода столь же характерна мистическая образность с ее глубокой и красочной символикой... Жизнь для Климы — нескончаемый маскарад или непрестанное представление эквилибристов над пропастью», – пишет известный российский переводчик Нина Шульгина.
После войны Клима окончил философский факультет Карлова университета (темой его дипломной работы был Карел Чапек), работал редактором. В феврале 1948-го к власти в Чехословакии пришли коммунисты. В 1953 году 22-летний Иван вступил в компартию. Его отец, активный коммунист, был вскоре арестован по обвинению в саботаже.
На съезде союза писателей в 1967 году Клима обрушился с критикой на царящую в стране цензуру и тотальный контроль культуры. Из компартии его исключили. Интересно, что в 1968 году, на фоне Пражской весны, восстановили, а окончательно изгнали лишь в 1970-м.
В 1969 году Клима уехал на год в США преподавать чешскую литературу в Мичиганском университете. Не остался, ибо «писатель должен жить на родине». После возвращения кислород ему перекрыли окончательно – исключили из союза писателей, не печатали. Не переставая писать, он работал санитаром, курьером, геодезистом, дворником. Позже Клима скажет, что разнообразная деятельность и опыт полезны для писателя и назовет один из сборников «Мои золотые ремесла».
В годы «нормализации» – застоя, последовавшего за советской оккупацией 1968 года, Иван Клима был диссидентом и правозащитником, редактором самиздатского журнала «Обсаг». Публиковался в США, Канаде и Великобритании.
После «бархатной» революции произведения Климы вернули чешским читателям. В 2002 он был награждён премией Франца Кафки, а в 2010 стал лауреатом Magnesia Litera.
«Литература должна рассказывать историю и этим быть привлекательна для читателя. Я пишу, главным образом, потому, что меня это развлекает, но также я думаю о том, что это должно развлечь кого-то еще», – говорит писатель.
К биографии Ивана Климы можно добавить, что он страстный грибник и коллекционер старинных карт. Супруга Гелена – публицист, редактор, психотерапевт. Дочь Гана Павлатова – художник-иллюстратор. Брат Ян Клима – физик, прозаик, переводчик.
Среди произведений Ивана Климы: «Час тишины», «Влюбленные на одну ночь», «Судья из милости», «Любовь и мусор», «В ожидании тьмы, в ожидании света», «Любовное лето», «Как не стать убийцей».
«Канатоходцы» (отрывок)
«Был пасмурный и ветреный июльский вечер, когда я на своем допотопном велосипеде марки “Эска” подъехал к деревянной дачке Оты. Дачка стояла в излучине реки, походившей в этих местах скорее на усмиренный ручей. Вода плескалась о каменистые берега, тихонько шумела листва осин. Все вокруг дышало такой безмятежностью и покоем, что вмиг вспомнились мои погибшие друзья. Здесь, на земле, я слышу эти ласковые звуки, а друзья мои на веки вечные объяты тишиной.
Так, верно, проявлялся мой опыт военного времени или склонность к страдальчеству, свойственная моему возрасту: я никогда не мог целиком отдаться удовольствию, радости или даже чувству усталости. Я будто непрестанно осознавал взаимосвязь счастья и отчаяния, свободы и страха, жизни и гибели. Меня не покидало чувство, какое, верно, испытывает канатоходец: как бы самозабвенно я ни глядел вверх, под собой я всегда ощущал пропасть».
(перевод Н. Шульгиной)