Павел Брич: Корейцы слушают Шостаковича и читают русских классиков - дела в мире не так уж плохи
Пожалуй, Павел Брич является одним из немногих современных чешских авторов, который - частично - черпал сюжет из давно ушедших российских реалий. Роман Брича под названием «Patriarchatu davno zasla slava» («Давно погасшая слава патриархата»), по сути, является хроникой семьи Березинко на протяжении почти всего 20-го века. Работа над романом длилась 7 лет и увенчалась успехом: в 2004 г. книга 36-летнего автора была удостоена государственной премии ЧР в области литературы. Критики приметили дарование Брича уже ранее. В 1999 г. он был награжден премией им. Ортена за книгу рассказов «Jsem mesto» («Я город»). В конце октября в издательстве Howard Sidenberg, Twisted Spoon, Praha в свет выйдет перевод этой книги на английский язык. Но вернемся к «Давно погасшей славе патриархата».
Повествование романа начинается с 1917 г., событий в маленькой деревушке у Киева. Дед Павела Брича был белогвардейцем, бежал из Украины от Октябрьской революции, женился в Либерце на судетской немке; читатель окунается в немецкоязычное окружение города Либерец, войну, пору «Пражской весны» 1968 г. и в атмосферу, сопутствовавшую переменам после «бархатной» революции 1989 г. Автор является правнуком патриарха рода, которому посвящает целую сагу, и написал свой роман во многом основываясь на семейных легендах. Сегодня в гостях у русской редакции Радио Прага - Павел Брич.
«Когда мне было лет 10-11, нас через Красный крест разыскивали какие-то родственники из Советского Союза. Я знал, что мой отец - антикоммунист, немец по национальности, и совсем до той поры не догадывался, что мой дед был украинцем, хотя мне и казалось странным, что моя фамилия Брич вовсе не похожа на немецкую, с другой стороны, отца звали Роланд - вполне немецкое имя.
Отец не хотел, чтобы Красный крест сообщил родственникам, где мы живем, он не хотел их видеть, и я очень переживал из-за этого. Тогда он показал мне фотографию, которую когда-то послали его отцу из Украины. На ней были сфотографированы его родственники и земляки, которые, считая дедушку зажиточным человеком с Запада, обращались к нему в письме с просьбой прислать им деньги на колодец. Видишь, - аргументировал свое нежелание отец, -родственники всегда чего-нибудь хотят.
Меня также заинтересовали факты, поэтому я стал разыскивать источник информации. Гораздо больше семейных историй и легенд я узнал от дяди, эмигрировавшего в 1968 г. в Германию, которого я навестил где-то в 1991 г. То, что я услышал, меня очень задело, я сделал кое-какие записи и думал об этом, что и вылилось спустя семь лет в роман», - вспоминает писатель.
«Первая версия романа опиралась, скорее, на вымысел, последующий вариант я старался сделать более реалистичным, однако он приводил к плохому концу, я начал отчаиваться и поэтому вернулся к фиктивной версии. Благодаря этой работе я смог что-то узнать о своих предках».
- Некоторые критики приравнивают ваш роман к классическим произведениям русской литературы. Каково ваше отношение к русской литературе, творчество каких авторов вам интересно?
«Когда я начал писать этот роман - это было где-то в 1993 г., друзья мне одолжили дом на хуторе, я жил практически один в лесу. У меня была потребность настроиться на такую даже не русскую или украинскую, но славянскую волну, я слушал звукозаписи Ивы Битовой, фольклорные мотивы, и читал «Конармию» И. Бабеля. Эта книга меня захватила, и я думаю, что это ощущается в моем романе. Я люблю эмоции - везде, а русская литература эмоциональна, и мне это интересно. Кроме Бабеля, я люблю Достоевского, Булгакова - меня не разочаровало ни одно из его произведений, также Андреева. Я и сам себя отношу к экзистенционалистам, хотя чем старше становлюсь, тем меньше темного во мне. Пушкина тоже люблю».
«Да, я говорил, что если бы я в гимназические годы узнал Достоевского и «заразился» им (исключим то обстоятельство, что педагоги нам насаждали его силой), то я бы, наверное, не смог тогда закончить школу. Не смог бы принять мир таким, в каком виде нам его преподносили. И, возвращаясь к понятию «русская литература» - что считать истинно русской? Бабель был евреем, Булгаков и Гоголь - украинцы. Как раз сейчас перечитываю «Вечера близ Диканьки», думаю, что с большим пониманием, чем раньше».
- Прошло уже два года с той поры, когда ваш роман был удостоен государственной премии. Помогло вам это как автору, возник ли, к примеру, интерес к книге за рубежом?
«Государственная премия способствовала развитию интереса к моей книге, она неплохо расходилась, о ней писали, у меня тоже были встречи с читателями, которые высказывали свои реакции на роман. А что касается заграницы - вышел отрывок из романа на немецком языке в каком-то журнале, вот и все. Да, и еще меня в мае нынешнего года пригласили на фестиваль молодых писателей в Южную Корею. Там богемист профессор Ким заинтересовался моим «Патриархатом» и размышляет о переводе книги на корейский. Он признался мне в том, что корейцев вообще привлекают произведения русской классики, а поскольку он где-то прочитал, что мой роман в русском духе, его это заинтересовало. Познакомившись с корейцами ближе, я понял, в чем дело. Сами они очень сдержанны, холодны, не выражают эмоций и, видимо, нуждаются в каком-то возмещении и восторгаются, когда кто-то эмоции выражает».
После получения государственной премии Павел Брич уехал с семьей из Праги в Яблонец-над-Нисой, где преподает чешский язык в гимназии и воспитывает трех сыновей.
«Собственно говоря, я приблизился к тем местам, о которых рассказываю в романе - к Либерцу, где жила украинско-немецкая семья моего отца. К слову сказать, то обстоятельство, что дед не был немцем, спасло семью от изгнания - их не воспринимали как судетских немцев. Недавно я дописал книгу рассказов«Mala domu»,она вот-вот появится в свет, а также детскую книжку «Волшебный мир Габриэлы».
Корейцы слушают Шостаковича и читают русских классиков. А в Мексике я наблюдал в метро, как читают «Дон Кихота». Значит, дела в мире не так уж плохи, - заключает Павел Брич.
