«Процесс». Ходорковский. Прага.

В пражском центре современного искусства DOX, при поддержке Министерства культуры Чешской Республики, открылась выставка «Процесс». Она продлится до 14 сентября. «Процесс» — история в комиксах о втором суде над Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым. Гигантские трехметровые фигуры героев тех дней и событий не просто рассказывают зрителям о том, что было в 2010 году в Москве, но и заставляют задуматься о настоящем.

Антон Литвин (Фото: Кирилл Щелков)

В чешскую столицу выставку привез Антон Литвин, художник, член российского Комитета протестных действий, он же — куратор «Процесса». В 2010 году, когда «Процесс» увидели в Москве, одним из его авторов был тоже Антон Литвин.

Прошло пять лет, и Антон, как он сам признается, даже не мог предположить, что в 2015 году выставка о суде над Ходорковским и Лебедевым станет снова актуальной и понятной. Причем, не только русским, но и чехам. Кстати, Чехия — первая в мире страна, куда Антон решил привезти «Процесс».

Bad Guys, Good Guys

— Антон, премьера выставки состоялась в 2010 году в Москве. Почему тогда вы решили заняться этим проектом? Как вы его придумали? Какой была цель выставки, кроме как привлечь внимание общественности к суду над Ходорковским и Лебедевым?

Фото: Кирилл Щелков

— Меня пригласил «Ежедневный журнал», а конкретно — его главный редактор Александр Рыклин. Вопроса, над чем работать, собственно, не стояло. Меня позвали в качестве экспозиционера и куратора, работать с конкретным материалом. А конкретным материалом были комиксы Александра Котлярова, которые он делал каждый день в суде по заказу «Ежедневного журнала». Это было во время второго процесса над Ходорковским и Лебедевым. В какой-то момент накопилось такое количество комиксов, что редакция «ЕЖ» решила провести большую акцию, выставку. И меня попросили превратить эту выставку в художественное событие. Мы долго отсматривали весь материал, который нарисовал Котляров, уточняли цитаты, персонажей, характеры, структуру. И получилась та история, которая получилась. В ее основу легла моя идея разделить пространство на две части. В первой части, условно говоря, находятся Bad Guys, во второй — Good Guys. Хорошие парни и плохие парни. Это шутка, которую я сказал корреспондентке из Чикаго. На самом же деле, речь шла о том, чтобы в первом зале были официальные представители — гособвинение, судья, так называемые свидетели и прочий люд, который выполнял политический заказ Кремля. А во втором зале были портреты Лебедева и Ходорковского с цитатами из их речей и ответов. Цитаты с попытками какого-то торжества здравого смысла. Установка на такие две зоны была для меня принципиальна и очень хорошо, что это удалось повторить и в Праге. Больше всего я боялся, что если будет один зал, который невозможно разделить, то получится каша. Все придется смешивать, а, скажу еще раз, принципиальным моментом этой выставки является идея, что диалог невозможен. Поэтому и существуют два зала, два пространства. Вопросы не нуждаются в ответах. А аргументы, приводимые Лебедевым и Ходорковским, не находят слушателя, не находят интереса ни у судьи, ни у прокурора. Потому что каждый решает свою задачу. Одни решают задачу посадить тех и выполнить политический заказ, а другие — остаться людьми и продолжать показывать пример достоинства, чести и благородства.

Стужа, кирпич и продуваемый ветрами пустой цех

Фото: Кирилл Щелков

— Герои, изображенные на картинах, судьи, прокуроры, свидетели — это собирательные персонажи?

— Нет, это все абсолютно реальные персонажи. Они и внешне довольно похожи. Можно поискать в интернете, посмотреть фото, у всех этих людей есть имена и фамилии. Другое дело, что на тот момент они были медиа-звездами, а сейчас их никто не помнит. Тот же судья Данилкин, к примеру. Те люди свое дело сделали и оказались на обочине.

— Как сложилась судьба выставки в Москве? Как вообще удалось ее провести?

Фото: Кирилл Щелков

— Провести ее было довольно сложно. Поскольку мы сразу ставили перед собой сверхзадачу сделать из этого большое событие политического искусства, то мы обратились ко всем самым крупным художественным площадкам. Я не буду сейчас их называть. В Москве их не так и много, всего четыре-пять. От всех мы получили отказ. Естественно, они не формулировали, почему отказывают, но было понятно, что никто не хочет подставляться и получить проблемы на «политическом поле». И единственная площадка, которую нам удалось найти — это был заброшенный на тот момент завод «Флакон». Он называется так потому, что производил в свое время стеклянные флакончики для духов и лекарств. Они предоставили нам в аренду помещение, в котором не было окон, не было света, не было никаких обогревательных приборов и отопления. Март месяц. Совершенно ужасные условия. Высота зала — 30 метров, кирпичная кладка... Но, с другой стороны, это конечно отвечало духу и содержанию процесса. Наверное, показывать все в тепличных условиях было бы странно. И как раз, может, это помещение — еще более точная характеристика всего происходившего, чем рисунки Котлярова — стужа, кирпич и продуваемый ветрами пустой цех. Собственно говоря, именно тогда и родилась идея сделать гигантские фигуры величиной в 3-4 метра, фигуры монстров в виде судьи, прокурора и так далее. Тогда же возникла идея сделать и так называемых горгулий. Это портреты прокуроров, которые сверху с потолка пальцами показывали на людей, как бы держали их под контролем, следили за ними.

Савченко, Пичугин, Сенцов, Немцов

Михаил Ходорковский (Фото: Митя Алешковский, CC BY-SA 3.0)

— В 2010 году, когда выставка проходила в Москве, Ходорковский еще сидел. Тогда восприятие всех картин было, наверное, другим. Сейчас Ходорковский на свободе, живет на Западе. Не кажется ли вам, что из-за этого «Процесс» утратил свою актуальность? Люди знают, что в результате произошел happy end — Ходорковского выпустили. И сейчас, когда видишь эти картины, испытываешь уже не те сопереживания...

— Эта выставка не история Ходорковского, эта выставка не про Ходорковского. Эта выставка — про противостояние людей бизнеса с государством. И про превращение общества в диктатуру. Мы должны помнить, что сейчас тот же Пичугин находится в тюрьме, он приговорен к пожизненному заключению. Пичугин — директор службы безопасности «ЮКОСа». Платон Лебедев хоть и выпущен по УДО, но не имеет возможности покинуть Россию, потому что у него нет загранпаспорта. Еще мы помним, что России предъявлен 50-миллиардный иск по делу «ЮКОСа», это значит, что все еще не закончено. Возможно, это дело станет тем краеугольным камнем, который вытащит эту сумму из-под России. Процессы то продолжаются. Дело не в Ходорковском. Вот пример — Надежда Савченко. Мы помним про Олега Сенцова, не говоря уже о том, что убит Борис Немцов. К сожалению, проблемы, если не сказать жестче, освобождением Ходорковского не закончились. Мы говорим не о конкретном человеке, а о том, что в России творится абсолютное беззаконие и фактически действует кремлевская террористическая организация.

Общество всегда опаздывает

Фото: Кирилл Щелков

— Антон, вы не боялись того, что люди не придут на выставку? Все же молодежь аполитична, тему «Процесса» могут или вообще не понять, или решить, что такого в принципе быть не может. Что все это гротеск, выдумка?

— Конечно, сложно себе представить простого посетителя, который после выставки начнет изучать экономическую составляющую или интересоваться судопроизводством в чужой стране. Но выставка — это очень показательная история о том, как появляется, как рождается диктатура и как общество, более или менее развивающееся в европейском русле, начинает менять вектор своего развития. Или даже не развития, а деградации. И превращается из относительно безопасного и цивилизованного места, во-первых, в диктатуру и тоталитарное общество, а во-вторых, принимает в качестве государственной идеологии бандитизм и грабеж. И хорошо, если благодаря таким безобидным выставкам, люди поймут, что происходит с Россией. Или вот комментарии к комиксам. Они все юмористические. Все друг над другом шутят, иронизируют. В этом и парадокс, потому что никто не верит в происходящее, в этот абсурд. А люди в результате отсидели десять лет. Если представить, что на процесс над Ходорковским и Лебедевым к суду пришло бы не сто человек, чтобы поддержать их, а хотя бы две тысячи или пять, то, наверное, после этого Россия стала бы развиваться по-другому. Не было бы ни Болотной, ни убийства Немцова, ни Pussy Riot. Но все говорит о том, что общество всегда, к сожалению, не готово к действиям диктатора. Общество всегда опаздывает и, возможно в случае с Россией, опаздывает навсегда.

«А видели ли вы лично, как добывается нефть?»

Фото: Кирилл Щелков

— Насколько важны для восприятия выставки подписи к картинам? Тексты, сопровождающие эти комиксы...

— Какой-то текст важный, какой-то нет. Не все работы Котлярова вошли в экспозицию. Некоторые устарели, некоторые слишком детально и буквально описывают конкретные претензии. Налоговые, к примеру. Но есть несколько важных цитат Лебедева, где он указывает на то, что какая-то страница дела напечатана другим шрифтом, в другое время. Не может 178 страница идти за 177, потому что она сделана раньше и в другом месте. Или, например, анализ конкретных английских терминов, которые судья не понимает в силу своего непрофессионализма. А венцом всего этого абсурда является вопрос Ходорковского: «А видели ли вы лично, как добывается нефть?». Идет очевидное выполнение политического заказа для того, чтобы устранить с игрового поля серьезную фигуру. Именно поэтому реплики, еще раз это говорю, для сторон не имеют никакого значения. Они фактически повисают в воздухе и не находят слушателя.

«Смешно? Я потребую очистить зал!»

Фото: Кирилл Щелков

— Как осуществлялся перевод текстов к картинам? Они переведены с русского и на чешский, и на английский. Нужно было не просто передать содержание, но и сохранить стиль, показать абсурд, фарс, юмор... Сложно было все это переводить?

— Довольно сложно. У нас было два этапа. И с чешской, и с английской версиями. Сначала делался буквальный перевод, а затем контекстуальная редактура. Но все равно я чувствую, что перевод немного не так чтобы упрощен, а смягчен. При входе на выставку мы видим баннер, на котором судья Данилкин как бы выкрикивает: «Смешно? Я потребую очистить зал!». А в чешском переводе это звучит примерно так: «Над чем смеетесь?! Я потребую очистить судебное помещение». И это не очень точно, потому что я хотел, чтобы зрители действительно воспринимали это как угрозу «очистить». В том числе и художественный зал или вообще, если говорить метафорично, территорию России.

На чем в России держится власть

Фото: Кирилл Щелков

— Тяжело ли было привезти «Процесс» в Прагу? Я говорю не о технических деталях — транспорте и подобном, а о политике... Не пытались ли власти России сделать что-то, чтобы эти картины не доехали до Чехии?

— К счастью нет, хотя мы готовились к тому, что возможны любые провокации, и Министерство культуры, которое сейчас возглавляет достаточно одиозная фигура, может каким-то образом воспротивиться тому, чтобы выставка отправилась в Чехию. Но, к счастью, обошлось. Это показывает только то, что мы напрасно говорим о тоталитарном режиме в России. На самом деле он абсолютно авторитарен, и никому нет дела до проектов или вещей, которые не приносят деньги. Вся власть в России держится только на воровстве и возможности заработать, а здесь такой возможности не было, с нас нечего было взять. Поэтому это никому не представлялось интересным.

Центр современного искусства DOX (Фото: svajcr, Wikimedia CC BY-SA 3.0)

— В день открытия выставки русские, проживающие в Чехии, пришли?

— Удивительно, но русских было меньше, чем чехов.

— Чем это можно объяснить?

— Это можно объяснить... Интересом чехов к выставке.