Пржемысл Рут: Лунатический экскурсовод по Праге
Подготовил Михал Лаштовичка.
Рассказ писателя, литературного теоретика и барда Пржемысла Рута "День смерти королевы Анны" входит в сборник пражских псевдо-легенд или, вернее, пражских апокрифов, «Лунатический экскурсовод по Праге. Пржемысл Рут в нем попробовал создать новый тип пражской легенды – вполне современной, но одновременно соблюдающей историческую традицию города Праги.
Пржемысл Рут родился в Праге в 1954-м году и уже в студенческие годы выступал как аккомпаниатор на авторских чтениях известного писателя и актера Ивана Выскочила. Постепенно он начал сочинять свои собственные песни, и когда познакомился с бардом Яном Воднянским, они вместе создали дуэт авторов-исполнителей.
Одновременно Пржемысл Рут писал стихи и рассказы, которые также читал на сцене в совместных выступлениях с Иваном Выскочилом и с Яном Воднянским. В число этих рассказов входит и рассказ о том, почему был построен известный пражский бельведер, называемый «Бельведер королевы Анны». Перевод Наталии Куфтиной:
День смерти королевы Анны
Начнем с той девочки, которая не знала, когда у нее день рождения. Дело не в том, что она никогда не получала подарков. Наоборот, она не провела ни дня в своей жизни без комплиментов, внимания, поздравительных писем, посвящений, подарков и других юбилейных торжеств. Дело в том, что девочка была принцесса, королевская дочь. Ее звали Аня Ягеллонская.
Она знала раньше других детей, что такое будуар, софа, флакон, интрига и табуретка, умела отличить соусник от жардиньеры, однако отличить будний день от дня рождения она не умела, несмотря на то, что такая возможность предоставлялась ей уже четырнадцать раз.
"Как хотите,"- топнула она ножкой -, "но я буду праздновать каждый день. В конце концов не так уж важно, когда я родилась, а важно то, что я существую." И с момента этого самого важного жизненного решения принцесса проспала все дни, прогуляла все ночи, перепробовала содержимое всех бутылок, полила каждую скатерть, протанцевала до дыр все туфельки и с удовольствием знакомилась со всеми галантными поклонниками.
Среди этих поклонников особого внимания заслуживал некий Фердинанд. Он происходил из хорошей габсбургской семьи, у него были тонкие руки аристократа и он обладал способностью читать чужие мысли.
Во всяком случае так казалось принцессе, так как от волнения она позабыла, сколько наболтатала ему о себе. И тут прекратилась музыка, в то время как хрусталь зеркально отражал огоньки свечей, а паркет отражал прогуливающуюся публику. А глаза Фердинанда отражали взгляд Ани.
"Вы хотите знать свой день рождения? Хорошо. Но предупреждаю вас. Знание сделало меня несчастным, а вас, как мне кажется, незнание делает счастливой". "Разве у меня счастливый вид? Это только теперь, когда я с вами. Признаюсь, я хотя и веселюсь с утра до вечера по поводу того, что я родилась, но одновременно мне по той же причине все время грустно.Я бы с радостью все эти триста шестьдесят пять дней поменяла на один единственный, но настоящий."
Аня хотя говорила о днях, но представляла себе ночи, бутылки и галантных поклонников.
Тогда Фердинанд поцеловал Аню в губы и с уверенностью дегустатора вина сказал: "23-го июля 1503 года".
Принцесса чувствовала себя так, как-будто она заглянула на самое дно своей жизни: у нее закружилась голова.
Совсем не так она почувствовала себя на следующий день, когда горничные одевали ее для ежедневного праздника по поводу ее рождения. Она внезапно поняла, что праздновать собственно говоря нечего, поскольку сегодня 9 сентября. Она "вышла" из кринолина, как тот неудачливый волшебник, у которого полопались обручи, и со злостью заперлась в своей жардиньере. Или в будуаре?
На этом счастье покинуло ее. С каждым днем все меньше было поводов праздновать что-либо. Если ей дарили торт, он казался ей горьким, от подаренных цветов болела голова, а каждое полученное ею письмо вызывало досаду, что оно не от Фердинанда. Такое поведение в течение одного месяца можно объяснить женским капризом, в течение двух месяцев - прихотью феодала, но когда истекло три месяца, это поведение уже невозможно было оправдать ничем. Но Анюта вела себя так с девятого сентября до двадцать второго июля. Все эти дни она жила так, как ей казалось правильным жить в будни: в ссорах, скуке и в слезах.
Кстати, причин для такой жизни было все больше: ухажоры покинули ее, придворные учтивость поменяли на простую вежливость, компаньонки избегали ее. Неудивительно, что приглашения на день рождения, хоть и написанные в стихах, не достигли цели, и 23-го июля противная принцесса сидела на пиру одна-одинешенька.
На торте догорало шестнадцать свечей, серебряные столовые приборы темнели, из шампанского улетели все пузырьки, и на их место в стакан капали слезки принцессы. Очевидно, в этот знаменательный день она выплакала бы свои глаза, если бы за минуту до полуночи ей не подал носовой платочек сам Фердинанд. Аню очень удивило, откуда он так внезапно появился, но мы прекрасно знаем, что и у него была веская причина для того, чтобы запомнить сегодняшнюю дату: ведь одинадцать месяцев тому назад и он почувствовал, что заглянул на самое дно своей жизни.
Переминаясь с ноги на ногу на ковре он весьма неубедительно извинялся за опоздание из-за обязанностей по отношению к какой-то Европе. Он даже не постеснялся назвать ее по имени и на манер всех волокит обещал впредь исправиться.
"Я знаю, Анюта, что по моей вине из такого множества праздничных дней у вас остался только один единственный - сегодняшний. И если вы можете простить меня, я готов все эти будни проводить с вами . Будем страдать вместе." Принцесса подняла ресницы, чтобы посмотреть, действительно ли он такой глупый, или такой дерзкий. Фердинад опустил глаза, как будто хотел поглядеть на слова, сошедшие с его губ. "Вы можете представить себе дом, в котором вы ни на минуту не пожалели бы, что стали моей женой?"
"Нет", правдиво ответила Аня.
"Тем лучше", воскликнул с ликованием Фердинанд. "Я прикажу построить его для вас! В соверешенно новом стиле! В Праге! В знак любви! В честь вашего знаменательного дня!"
Принцесса знала, что такая свадьба может сравниться разве что с воздушным замком, но одновременно она почувствовала, что больше, чем его обещание, ей нужно его присутствие. Если бы она знала, как это сделать, она уговорила бы полночь остановиться на двенадцати часах.
Но проще оказалось уговорить Фердинанда остаться до утра.
Свадьба состоялась в Вене. В Праге был возложен основной камень Бельведера. Супружество было счастливым, хотя в первом же году их ожидало тяжкое испытание. День рождения королевы приближался, а окончание строительных работ в Бельведере все откладывалось. Фердинанд, заикаясь бормотал что-то о недостатке в деньгах, переносил свое обещание на следующий год, и одновременно боялся, что королева перестанет ему верить. Однако Анна продолжала улыбаться, давая этим понять, что она все знает. И действительно: та же сцена повторилась, когда ей исполнилось девятнадцать, двадцать, а затем и тридцать лет, постепенно заменив собой все другие поздравительные акты. Фердинанд представлял аргументы, напоминал, наказывал и выгонял каменщиков. Но лик Европы под его жезлом менялся более резко, чем небольшая строительная площадка на Градчанах. Королева выражала ему сочувствие, но Фердинанд жаждал ее восхищения. Королева восхищалась им, но Фердинанд хотел, чтобы она восхищалась Бельведером. Королева умерла, и Фердинанд горевал из-за своего невыполненного обещания.
Строительные работы в летнем дворце более не имели смысла, Фердинанд потерял интерес к стройке. Забытье он искал в политике, казавшейся ему как будто созданной для этой цели, и сосредотачивал свое внимание на новых событиях. О былом старался не думать.
Но как нарочно, именно политика заставила Фердинанда совершить официальный визит в Прагу. Дорога на Пражский град немилосердно вела мимо летнего дворца королевы Анны. Фердинанду хотелось отвернуться, но стройка светилась новизной и кроме того фонтан в саду издавал чудесные звуки, - он пел!
"Разрешите, Ваше Величество, выразить свое восхищение от Вашего тонкого вкуса, позволившего создать эту драгоценность", - с кривой улыбкой сказал спутник императора. "Настоящий каменный сонет! Вы как Петрарка, увековечили свою Лауру! Жаль, что мадам недожи...."
Фердинанд на ходу соскочил с кареты. Его сердце билось как в молодости, глаза слезились как в старости. Он не знал, как очутился в саду. Опустившись на скамейку, он впился глазами в бельведер и обратился к фонтану со словами: "Аня, это и есть тот дом, в котором ты никогда ни на минуту не пожалела, что стала моей женой? Тебе пришлось умереть до того, как его построили, чтобы такое нелепое обещание вообще можно было выполнить. Прими его от меня хотя бы к этому второму знаменательному дню, о котором нам предварительно ничего неизвестно. Поэтому нам всегда немного грустно".