«Тема страданий чешских монахов является и темой Соловецких островов»
Сегодня мы продолжим повествование о передвижной выставке под названием «Горит дождь», знакомящей чехов (с весны экспозиция предстанет также перед посетителями немецких галерей) с операцией по насильственной ликвидации мужских монастырей в Чехословакии.
Говорит директор Отдела документации и расследования преступлений коммунизма Полиции Чешской Республики Павел Брет.
—На всех членов мужских монашеских орденов в ночь с 13 на 14 апреля 1950 года было совершено нападение, в результате чего они были интернированы в сборные лагеря. Одним из таких лагерей стал и монастырь в Желиве, это городок на юго-востоке Чехии.
В ходе операции, пoлучившей название Akce K, в Чехословакии было ликвидировано 219 монастырских домов. 2376 монахов различных орденов были интернированы в лагерях. Фактически, все их имущество было
конфисковано. Что касается недвижимости, она формально была конфискована позднее. Часть культурного наследия народа была уничтожена: многие уникальные архитектонические памятники, в которых находились монастыри, были обречены на опустение, распад и разрушение, редкие рукописи и издания были уничтожены, церковная алтарная мебель попросту раскрадена.
Посетитель выставки не только вчитывается в неумолимый язык фактов, но благодаря эмоциональному вторжению в строгий архивный ряд картин эпопеи «Крестного пути» получает возможность проникнуться духом событий, происходивших шестьдесят лет тому назад.
Крестный ход тоталитарного режима
Автором художественного цикла является чешский художник украинского происхождения Михаил Щиголь. Ему и слово:
— Они выгнали всех монахов из монастырей, собрали в нескольких концентрационных лагерях и в течение двух ночей в целой Чехословакии попробовали забрать их веру, по сути дела, их Бога.
— Я знаю, что вы не могли не откликнуться на эту тему - каково вам было, видя перед собой такой, как мне кажется, неподъемный камень – задача обязывала ко многому …
— Дa, это действительно так. Мне было предложено участие как живописцу, который должен был создать эмоциональную часть этой выставки, где были документы и есть документы, создать художественную чуть ли не эпопею, Крестный ход тоталитарного режима. Эта выставка почти год путешествует.
Я несу эмоциональный и душевный опыт из того пространства, где тоталитарный режим прошел большой путь
— По мере погружения в эту проблематику, какие факты в наибольшейн степени повлияли на ваше воображение и, может быть, послужили мостиком к ассоциациям, которые позже отразились в этих картинах?
— Я попытаюсь это сформулировать. Конечно, то, что я происхожу из пространства России и Украины, и то, что я каким-то образом несу эмоциональный и душевный опыт из того пространства, где тоталитарный режим прошел большой путь. Я родился в это пространство диктаторского режима в 1945 году. И я не видел проблемы в том, что я живу в этом режиме. Сейчас это представляется парадоксом - не может человек родиться и быть нормальным человеком, если он родился в диктаторский или фашистский режим; это должно на нем отразиться, и отразиться пагубно.
Но вместе с тем, каким-то феноменальным образом, огромное количество людей, которое рождалось в то время, в совершенно изуродованном обществе, вырастали. Возможно, потому, что ребенок рождается свободным и с осознанием своего внутреннего достоинства, это позволило многим людям не просто родиться в это время, но еще и вырасти, и попытаться понять, где они растут, попытаться понять, где настоящие ценности.
Выставка расчленена на части, документирующие спуск ликвидационной лавины.
Павел Брет:
— Крестный или Скорбный путь разбит на четырнадцать остановок, каждая из них является определенным символом и темой. Первая из них — теория политического процесса, вторая — процесс над служителями церкви, третья — интернационные и сборные лагеря. Выставка знакомит с логистическим обеспечением «Акции К» и планами по ее реализации, включая детали ликвидации монашеских орденов и имена ответственных за ликвидацию лиц. Как раз пятую остановку знаменует картина Михаила Щиголя на тему «Симон Киринеянин помогает Иисусу нести Его Крест.
А потом вернулись из лагерей Шаламов и Солженицын, начал петь свои песни Галич...
Михаил Щиголь признается, что работа над циклом всколыхнула в нем также детские воспоминания 1952 года: на огромной площади, замерзшей и заснеженной, стояли толпы людей и, слушая из радиорепродукторов сообщение о смерти Сталина, плакали.
— Потом, через пару лет, те же люди начинали тихо между собой, не обращая внимания на детей, которые все это слышали, и я в том числе, говорить, что Сталин не был уж таким отцом народа, что было и много жертв на его совести, и иных дел. Я все это впитывал как ребенок еще без оценки, но впитывал как реальность этого мира. А потом вернулись из лагерей Шаламов и Солженицын, начал петь свои песни Галич, и все это, конечно, осталось во мне.
Все это я попытался вложить в живопись на тему страданий чешских монахов и чешских верующих, но в то же самое время эта же тема является
темой Соловецких островов, где в 1922 году, впервые в мире, возникли концентрационные лагеря, — еще по идее Ленина, не Сталина, задолго до Гитлера.
В поиске ключа к открытию предложенной темы, говорит Михаил Щиголь, он сам натолкнулся на вопрос — почему он, в свое время, не избрал путь диссидента?
— Конечно, я был очень молодой, и не был еще к этому подготовлен, но это тоже моя попытка ответить на этот вопрос, и, может быть, с каким-то опозданием заявить и о свой позиции. Но это опоздание, поскольку речь идет о живописи, вполне уместно, потому что живопись всегда отвечает на эти вопросы с опозданием, это не журналистика».
— Это как поэзия и вообще литература…
— Да, как поэзия.
Стихотворение пастора евангелической церкви Мартина Нимёлера, одного из известнейших в Германии противников нацизма, стало и эпиграфом к выставке под названием «Горит дождь». Примечательно, что протестантский теолог вначале придерживался твёрдых националистических убеждений, поэтому поддержал приход Гитлера к власти, однако позже его взгляды претерпели коренные изменения; он публично подверг фюрера критике. Стихи Нимёлера читает историк Павел Брет.
Oни сначала пришли за коммунистами,
но я не сказал ничего,
потому что не был коммунистом.
Потом они пришли за членами профсоюза,
я не протестовал,
я не был членом профсоюза.
Потом они пришли за евреями,
я промолчал, не будучи евреем...
А когда они пришли за мной,
не осталось никого,
кто мог бы заступиться за меня.
Это стихотворение —цитата, которое раскрывает суть тоталитарных режимов, полагающихся на устрашение народа и демонстрирующих, какая участь ожидает тех, кто не сможет быть равнодушным к несчастью других,
— подытоживает Павел Брет.