Второе «предательство» Франца Кафки
С поселившимся в Чехии художником украинского происхождения Михаилом Щиголем мы не раз беседовали о его картинах, включая повествующий о насильственной ликвидации мужских монастырей в Чехословакии в 1950 году цикл «Крестного пути». Пытливый исследователь своего нового культурного окружения ищет с ним общий язык и его находит. В прошлом году автор отметил свое 70-летие, вдогонку которому в пражском Танцующем доме раскинулась выставка его картин - переплетение достоверно узнаваемого и фантастического, гротескного и трагического, открытий и откровений. Циклы, выдержанные преимущественно в черно-белой гамме, далеки от фотографического реализма и строгости линейного рисунка.
Михаил Щиголь родился в 1945 году в Челябинске, в 1970 году закончил Киевский институт архитектуры. Работал в Киеве, сотрудничал с архитектором и художником Борисом Лекаром вплоть до 1990 года, вместе с ним реализуя архитектонические и скульптурные проекты и путешествуя по СССР. Непредвиденные обстоятельства его жизни, обусловленные также личной трагедией, сложились так, что в 1990 году Щиголь оказался в курортном городке Железнице у Йичина. Три года жизни отданы им и Праге, с 1999 года художник поселился в Железнице.
Самообман помогает нам двигаться дальше
Ваши Работы на этот раз экспонируются в пространстве «Танцующего дома», который, на мой взгляд, привносит в образный ряд выставленных картин особый ритм и динамику. Как это ощущается вами?
— Вся эта выставка ощущается мной как этапная, и по многим причинам. Во-первых, мне исполнилось 70 лет, а я глубоко убежден, что настоящий художник начинается после семидесяти. Конечно, я был в этом убежден и после пятидесяти, и после шестидесяти. Но вот сейчас у меня ощущение, что впереди меня ждет что-то интересное в смысле моей художественной деятельности, и мне очень любопытно, что будет потом. Во-вторых, уже само размещение выставки в «Танцующем доме» носит для меня характер символический, потому что 17 лет назад у меня была выставка в «Танцующем доме», это была первая выставка. И в то же время это было связано с тем, что я подружился с автором этого дома, архитектором Владимиром Милуничем, и он пригласил меня с этой выставкой. Я не оригинален, потому что много художников живут с ощущением, что они становятся лучше и лучше — это, конечно, самообман, но он помогает нам двигаться дальше, начинать снова и снова и искать какие-то новые пути.
Цикл «Ночные прогулки», навеянный посещением Йичинской области и изначально запланированный для показа, не поместился в экспозиции. Возник он в рамках международного пленэра, который Михаил Щиголь организует для некоторых европейских художников, тем самым продолжая традицию путешествий и исканий с Борисом Лекаром, зародившуюся еще в Украине.
— На выставке остались три цикла. Oдин, самый значительный — это «Дневники Франца Кафки» в двух вариантах: один камерный, а второй — большие работы, 1,50 м, чуть ли не монументальные. Потом там экспонируется цикл работ «Ателье» и еще один очень близкий мне цикл, который называется «Приключения бумажного кораблика».
Бумажный кораблик как стойкий оловянный солдатик
— Меня очень тронуло несколько работ из этого цикла, и, в частности, «Воспоминания о Гражданской войне», где путешествие бумажного кораблика ведет по водному пути, oбозначенному распятиями. Я всматривалась в картину, чтобы понять, внемлет ли там Иисус — он там почти на первом плане, на светлом фоне, призыву к воскрешению. Что для вас здесь было первоочередным?
— Целый этот цикл — своеобразный. Бумажный кораблик в моей жизни, наверное, самое большое и единственное открытие. Мой отец, когда мне было четыре года, у меня на глазах взял кусочек бумаги и ритуальными движениями, которые были завораживающими, сложил его несколько раз, и из этого кусочка бумаги, который не может плавать, вдруг появился бумажный кораблик. Для меня это было как чудо. Я сейчас понимаю, что я тогда впервые столкнулся с тем, что творческий процесс преображает мир. То есть этот творческий процесс создания кораблика изменил свойства материала. Это такое очень стойкое детское воспоминание, и до десяти лет я считал, что изобретатель бумажного кораблика — это мой папа. Я потом понял, что это, увы, не так, но такая связь, тем не менее, существовала. А потом, примерно двадцать лет назад, я впервые нарисовал бумажный кораблик на своей картине. И с тех пор я пробую разные варианты и обнаружил удивительную вещь, что бумажный кораблик, попадая в ситуацию пространства картины, может играть самую разную роль — от роли какого-то живого существа, символа какой-то такой первозданности, чистоты до чуть ли не свидетеля катастроф.
Эта картина, которая называется «Воспоминания о Гражданской войне», не носит религиозный характер. Там, на этом полотне, вода, и в этой воде огромное количество распятий, на которых висит не Христос, а просто люди, которые были уничтожены в этой Гражданской войне. А бумажный кораблик там играет роль, по сути, новой жизни, нового какого-то человечка — мальчика, девочки, который только начинает свою жизнь и который в течение своей жизни сталкивается с тем, что перед ним была целая история. История, не всегда наполненная приятными вещами. Вот эта конфронтация — то, что меня там интересовало.
— Мне показалось, что временами это кораблик выступает в роли некоего стойкого оловянного солдатика...
— Спасибо... Я очень всегда ценю, если зритель мою работу интерпретирует по-своему, не так, как я ее комментирую. Потому что для меня это свидетельство того, что зритель включается, входит в пространство, начинает смотреть и включает свой душевный опыт, и вот это для меня самое важное. По сути дела, картина начинается тогда, когда с ней встречается зритель, способный ее увидеть и в нее войти.
Создание художественного мифа
Напомню нашим слушателям - ранее мы говорили о цикле ваших работ, который касался дневников Франца Кафки. складывается впечатление, что у вас, когда вы начинаете работать над образом, это всякий раз выливается в многоэтапный процесс. Так произошло с ключевой для чешской истории личностью полководца Валленштейна — в данном случае вы признавались, что выступаете в качестве создателя художественного мифа. А в случае Франца Кафки вы также становитесь создателем определенного мифа?
— Вы знаете, похоже, что да. У меня вообще этот процесс достаточно длительный и, как правило, это начинается с личного контакта, а в случае с Кафкой — это результат пятилетней и достаточно доверительной дружбы, которую я прожил с ним. Конечно, это не реальная дружба, он все-таки умер достаточно давно. Это было связано с тем, что в мои руки попали дневники Кафки, и я их читал. Это такое странное чтение — там нет сюжета, нет какой-то линии, это куски эмоций, которые он там запечатлел, не рассчитывая на то, что кто-то это будет читать. Мы, конечно, знаем историю всемирной литературы и то, что писатель Франц Кафка мог бы вполне реально и не существовать в этой культуре, если бы его не предал Макс Брод, его друг, который пообещал Кафке уничтожить его рукописи, но не уничтожил. Мы, конечно, очень благодарны Максу Броду за это.
Ну, а у меня сейчас, признаюсь, такое ощущение, что я чуть ли не повторил предательство по отношению к своему другу Францу Кафке, потому что я его дневниковые записи перевел в такую визуальную форму в виде своего рода аллегорий и метафор и сейчас, по сути, на этой выставке опубликовал. Это не совсем красиво, но у творчества, у художников какие-то другие правила, чем обычные нормы морали. Я немножко стыжусь, но в то же самое время горжусь, что я нашел в себе отвагу это сделать,
— завершает свой рассказ Михаил Щиголь.
Выставка его работ продлится в «Танцующем доме» до 14 февраля.
