А кого винить? Историю?
Иван Петрович Савицкий - потомок российских эмигрантов первой волны. История его семьи замечательно подошла бы для рубрики «Люди и судьбы». Сегодня этот человек может заниматься своим призванием - историей, писать, публиковать книги. Но когда-то все было иначе. О Чехии и России, о культуре и о людях - в нашем «Разговоре напрямую» с Иваном Савицким.
Иван Петрович Савицкий - потомок российских эмигрантов первой волны. История его семьи замечательно подошла бы для рубрики «Люди и судьбы». Сегодня этот человек может заниматься своим призванием - историей, писать, публиковать книги. Но когда-то все было иначе. О Чехии и России, о культуре и о людях - в нашем «Разговоре напрямую» с Иваном Савицким.
Иван Петрович Савицкий - потомок российских эмигрантов первой волны. История его семьи замечательно подошла бы для рубрики «Люди и судьбы». Сегодня этот человек может заниматься своим призванием - историей, писать, публиковать книги. Но когда-то все было иначе. О Чехии и России, о культуре и о людях - в нашем «Разговоре напрямую» с Иваном Савицким.
ЕП:- Вы прожили всю жизнь в Праге. Кем Вы себя ощущаете, русским? Чехом?
ИС:- Я все-таки чувствую себя русским. Потому что родители были русские. Начал воспитываться в русской культуре... Но чешским гражданином, которым я являюсь уже сорок лет. Кроме того, я очень большой патриот Праги.
- Вы можете это пояснить, как это - русским человеком и чешским гражданином?
- Это трудно. Бывают такие моменты, когда это нужно четко осознавать, например, в августе 1968 года. Тогда я совершенно определенно стоял на стороне чешского народа, Чехии. Кроме того, до 1968 года, я работал в Славянской библиотеке, я старался всячески сближать русскую и чешскую культуру. Тут есть несколько пунктов, где эти культуры сходятся, многое есть, в чем они расходятся. И осознать это схождение и расхождение очень важно.
Вот я недавно читал какую-то новую книгу по-русски о Чехии. Всегда, когда кто-то хвалит одну страну, то он почему-то сразу начинает ругать эту вторую. Когда кто-нибудь хвалит Чехию, - а вот какие мы, русские, мы плохие, мы не знаем, мы не понимаем, мы и знать не хотим. Неправда это. Было очень много русских, и сейчас. И в первую эмиграцию, - люди, которые изучали Чехию, входили в ее культурный мир. И наоборот. Многие чехи, конечно, когда приезжали в Россию, то увлекались ею. Чешские легионеры, очень многие вспоминали ее. Я еще встречался в шестидесятые годы с легионерами, которые с большой теплотой вспоминали о России, хотя их судьбы там складывались очень драматично. Многие прошли через лагеря военнопленных.
Нельзя говорить так: вот это лучше, Чехия или Россия, а это - хуже. Нужно говорить: это неодинаково. И понять, в чем мы сходимся, а в чем - расходимся. Вот моя точка зрения.
- Как получилось, что Ваша семья попала в Чехию?
Получилось это довольно естественным путем. Революция выбросила дворянство из России. В частности, мой дед был предводителем дворянства, отец работал в аппарате МИДа у Врангеля. Оставаться в России было невозможно. Дед с материнской стороны во время революции даже застрелился, считая, что это гибель России. Ну а родители - они были знакомы в России, но опять встретились только в Праге. Так что я уже появился на свет Божий в Праге. Но надо сказать, что родители всегда очень интересовались Россией, были патриотами России. Конечно, были против большевиков, против коллективизации, против многого, но вместе с тем признавали, что большевики сделали и много хорошего: образование, индустриализация, - но, какой ценой? В годы войны отец потерял около 20 килограмм от волнения и переживаний. Он не признавал возможности сотрудничества с немцами. Потом с нетерпением ждал Красную Армии. И дождался. Красная Армия пришла и его увезли в ГУЛАГ. Но это его не потрясло. Он оставался до самой смерти на патриотических позициях...
Когда отец вернулся из ГУЛАГА, он издал в Париже книгу стихов. Стихи были очень патриотические, но все-таки лагерные. Посылалось это нормальной почтой, цензура не дремала, письма перехватывали. Так что потом отца осудили в Чехии, потому что тогда в законодательстве была нерушимая дружба с Советским Союзом на вечные времена, а тец ее нарушил. Его осудили на 30 месяцев. На Западе развернулась целая кампания, подписались видные люди. И отца месяцев через семь выпустили. Он был в Рузыне, и вернулся из тюрьмы очень довольным, там было намного лучше, чем в ГУЛАГЕ.
- А не было у Вас никогда желания эмигрировать из социалистической Чехословакии?
- Знаете, возможность была уже в 1968 году. Во-первых, пока мы не воссоединились с отцом, и он был в ГУЛАГЕ, мы понимали, что эмиграция означает разлуку с отцом навсегда. Потом мне предложили преподавать русскую историю в Австралии, в Аделаиде. Но подумав и зная, что такое эмиграция по опыту родителей, я решил, что все-таки останусь здесь. Все-таки, родина моя - это Чехия. И бросать Прагу ради Аделаиды мне не хотелось...
Но, ... может быть, это была ошибка... Нет, не думаю, что это была ошибка...
- Осталась у Вас какая-то, может быть, обида? Что все как-то так получилось? За родителей? За себя?
- Я действительно все-таки историк. На кого обижаться? Столько всего разного накопилось... Обижаться, на кого? На царскую власть, которая вовремя не сделала реформу...? Или обижаться на эсеров? А отец? Скажем, некоторые говорили, ну зачем ему было печатать еще эти стихи в Париже? Ну, хотелось ему, это понятно. Мне обидно, что я не мог заниматься тем, чем хотел, что печататься стал так поздно... Впрочем, мировая наука от этого ничего не потеряла...
