Алексей Келин: «Эмигранты считали, что дом – это Россия»
В нашей первой передаче цикла, посвященного русской эмиграции «первой волны» в Чехословакии, мы встретились с Алексеем Николаевичем Келиным, председателем Координационного совета российских соотечественников в Чешской Республике, русским, родившимся и всю свою жизнь прожившим в Чехии. Сегодня нас ждет продолжение беседы с этим необычным человеком.
Эти строки написала в чехословацкой эмиграции Марина Цветаева. Наверняка, из нашей предыдущей передачи вы уже поняли, что белоэмигранты были людьми, оказавшимися на чужбине, в сущности, не по своей воле. Все они любили Россию, поэтому их не покидала уверенность, что придет время, и они вернутся домой. Однако в тот период они жили в Чехословакии, а потому находились в постоянном контакте с чешской культурой. Сегодня многие «осознанные» эмигранты стараются слиться с местной культурой. Порой это доходит до абсурда, когда даже со своими детьми дома они пытаются говорить на чешском языке. Дети вырастают и начинают стесняться того, что они русские. Как же обстояло дело в семье Алексея Келина?
«У нас дома говорили исключительно по-русски. Даже, когда мы, мальчишками, приходили с улицы и пытались заговаривать по-чешски, отец сердился и потом повесил большую надпись на стене в столовой «В этом доме говорят только по-русски». Когда приходили чешские гости, они читали, пугались и старались что-то произносить по-русски. Тогда он говорил: «Нет, это вас не касается, это только наши домашние законы, семейные». Конечно, отец считал, что чешский язык мы никак не можем потерять, потому что и в школу ходим, и общаемся со сверстниками. А русский язык нельзя потерять, потому что, как все русские эмигранты любили родину, даже, можно сказать, патологически, так, как это трудно представить теперь современным эмигрантам, все считали, что придет время, и мы вернемся домой. Всегда считали, что дом – это Россия, никаких сомнений не было, что в Европе никто из нас не хочет оставаться. Тем не менее, мы вырастали двуязычными, приняли две культуры, поняли, что одна культура другую не может заменить, обе они совершенно разные и идеально дополняют друг друга».
Итак, в эмиграции в Чехословакии оказались люди самые разные. Всех их связывало одно – любовь к родине и надежда на возвращение. Как сказал Алексей Николаевич, любовь к России была патологической. Дома никто из них даже не представлял, что можно так любить родину. В то время многие говорили, что Россия – это лишь трамплин для мировой революции, однако, те, кто встал на ее защиту с оружием в руках так не считали. Они полагали, что спасти свою родину от «красной чумы» является их прямым долгом. Однако, время шло, а «эксперимент» не завершался. И тогда первые эмигранты стали понимать, что назад уже дороги нет, Россия стала чужой страной. Тогда они поняли, что проще жить «под колпаком» и хранить там русскую культуру начала 20 века. Однако, подрастающему поколению уже многое казалось непонятным.
«Новое молодое поколение, которое уже родилось здесь, смотрела с большим недоверием на споры отцов – тогда велись активные споры между монархистами, кадетами и представителями других партий с разными политическим точками зрения на то, почему проиграли Гражданскую войну, почему все так получилось. Молодое поколение создало новую организацию – Национальный Союз Нового Поколения. Потом его переименовали в Народно-трудовой союз (НТС), который существует и по сей день. Эта организация возникла в 1931 году в Белграде. Это единственная организация, которую не удалось «расколоть» КГБ. Русский общий воинский союз был инфильтрирован агентами, а вот в Народно-трудовом союзе всегда была настолько хорошая конспирация, что она работает и по сей день.
В то время никто и не предполагал, что Чехия навеки станет их вторым домом, поэтому эмигранты не старались слиться с чешским обществом. Проявились все те же проблемы, характерные и для сегодняшнего времени, конечно, по другим причинам. Многие не хотели учить чешский язык, считали, что русский язык он мировой, а чешский язык, он похожий, «Нас поймут», - говорили тогда. Сегодня в Чехии еще сохранилась некоторая ксенофобия и настороженное отношение к русскоговорящим. Наверное, многие эмигранты сталкивались с тем, что, услышав их акцент, чехи начинают относиться к ним настороженно. А как обстояло дело в начале 20 века?
«Нет, такого не было. Боялись их напористости, потому что те люди, которые выжили, были действительно очень благодарны, что могут опять работать головой, что они могут свои умственные способности использовать, и чехи побаивались конкуренции, поэтому их немного ограничивали. Но вообще-то отношение было довольно интересное, оно менялось. Сначала был полный восторг на обеих сторонах. Чехи восхищались тем, что русские такие широкие натуры, не мелочатся, очень дружные, веселые и хорошие люди компанейские. А русские смотрели на чехов как на хороших, рачительных хозяев, у которых все организовано, все работает, культура, чистота, порядок.
А потом, когда пригляделись лучше, поняли, что это имеет и свою обратную сторону. На русских начали смотреть как на разгильдяев, которые неорганизованные, не очень обязательные в данном слове, просто безалаберные люди, которые приходят в гости, выпивают за здоровье хозяев и разбивают рюмку о пол, как это было принято в русских высших кругах, а здесь на это смотрели как на дикарство. Ну, а русские на чехов смотрели как на жадных, расчетливых, мелочных и так далее. Со временем все, однако, поняли, что и у тех, и у других есть свои хорошие и свои отрицательные стороны, и как-то стали жить друг с другом, взаимно дополняясь, и никаких проблем и конфликтов не возникало до самого 1945 года».
Правда, как замечает Алексей Николаевич, некоторые проблемы были у русских студентов, так как чешская молодежь в основном была политически ориентирована налево, и некоторые самые радикальные «левые» студенты покрикивали, что вы, мол, палачи мировой революции. Если бы они знали в те времена, как заблуждались.
«Некоторые просто упражнялись в юморе. Есть старая чешская поговорка – «Рыба и гость на третий день подванивают». Ну, а русские ребята, у них ни гроша-то не было, стипендия была маленькая, хотелось что-то еще купить, купить учебники, поэтому они экономили, продавали талоны в студенческие столовые. А на еду они покупали самую дешевую селедку, потому что из своих учебников поняли, что это очень питательно и очень полезно для мозга, и, главное, на этом можно больше всего сэкономить. И слегка, чувствую, несло от них этой селедкой. Но это, скорее, такие анекдоты, а вообще отношения в целом были нормальными».
Но никакой ярко выраженной негативной реакции по отношению к белоэмигрантам в Чехословакии не было. Многие прошли рядами Чехословацких легионов и хорошо говорили по-русски, многие привезли с собой и русских жен. Конечно, были чехи, которые относились к русским критично, к примеру, люди из окружения президента Масарика. На этой почве и сам Масарик разошелся с премьером Крамаржем, потому что последний был явным русофилом, а президент был скептиком. Однако, как заметил Алексей Николаевич в завершение нашей беседы, после 1968 года отношение к русским в корне изменилось, такого при Первой Республике никогда не было. Но это уже совсем другая история.
