Андрей Кроб: Свое мужество Гавел должен был искать, но всегда нашел его

Андрей Кроб: Свое мужество Гавел должен был искать, но всегда нашел его

В гостях у Радио Прага побывал Андрей Кроб, диссидент, режиссер и соратник Вацлава Гавела. Уже долгие годы его связывают узы дружбы с Вацлавом Гавелом, а ранее - и с его первой супругой Ольгой. Мы попросили его рассказать о том, как судьба свела его с будущим чешским президентом.

- Так как я постоянно находился в особенной атмосфере, был ею пропитан, я, конечно, оказался среди диссидентов. Я был среди тех первых 220 человек, подписавших Хартию-77. Мы стали выпускать самиздатовский видеожурнал Хартии, и он выходил вплоть до революции. Во время революции мы печатали и распространяли специальные выпуски, в которых предоставляли оперативную информацию чешской общественности, которая почти ничего не знала о том, что происходит - о Праге, о том, что творится в Праге. Что я этим хочу сказать? Что я определенным способом был очень близок диссидентской деятельности Гавела.

- Господин Кроб, сегодня уже никто не оспаривает роль Вацлава Гавела в чешской истории. В чем, по вашему мнению, заключается ее исключительность?

- Мои ощущения, связанные с этим, в том числе и с революцией - он объединил людей с самыми разными взглядами - так как там были католики, коммунисты-реформаторы, антикоммунисты, - он их объединил и сосредоточил на одну-единственную цель. Не сказал бы - к свержению, это было бы неточно, но к какому-то бою, наверное, за соблюдение принципов, которые касались прав человека, и против несвободы. Он сформировал движение, был очень важным человеком для формирования этого движения, которое здесь противостояло этой несвободе, этому тоталитаризму. И играл в нем важную роль, думаю, даже решающую.

- А лицу, играющему главную роль, предназначалось соответствующее внимание тоталитарного режима...

- Конечно, подтверждают это и суды, которыми он прошел, и многократные тюремные заключения, которые чуть не отняли у него жизнь. Я хорошо помню, как его перевозили из этих тюрем с огромным страхом, чтобы он не умер как заключенный, поэтому его быстро перевозили в обычную больницу еще до истечения срока заключения. Потому что эти его проблемы с легкими начались, конечно, уже тогда, там, в тюрьмах.

- К большинству людей, вне зависимости, воспринимали ли они Гавела как философствующего драматурга или независимого политика, образ президента проникал посредством СМИ, то есть был в определенной мере заретуширован. Вы были одним из немногих, кто обходился без посредников в общении с Гавелом. Каким Вы его видели?

- Я воспринимал его как очень мужественного человека, героя, который, однако, свое мужество должен был найти внутри себя и «выдать на гора». Это не был фанатик. Это был человек, и думаю, таким он и остался, - человек со своими сомнениями, с таким человеческим, гуманным отношением ко всему, что происходило вокруг него. Он никогда не был настолько уверен в себе, чтобы о нем можно было говорить, что он герой. Повторюсь, свое мужество он должен был искать, но всегда нашел.

- В сентябре 1989 года в интервью журналу «Спорт» Гавел заявил, что никогда не хотел и не хочет стать политиком. Через несколько месяцев после этого заявления он становится президентом. То есть, готовность все-таки была?

- Он когда был в тюрьме, получал много приглашений переехать за океан, но он отказался, он выбрал тюрьму, и в Америку не переехал. Он предпочел остаться здесь, а не жить в Америке как хорошо обеспеченный политический беженец. Я помню, как в Градечке, мы сидели за столом и разговаривали. А он пытался оценить свои действия, свои шаги. И, говоря об эмиграции, задумался: «Не знаю, что об этом скажет народ...» А я отвечаю: «Вашек, так ведь тебя народ-то и не знает...» Но он свои обязательства, свое отношение к народу предвидел уже в те времена. Нам казалось, что он «выпячивает грудь». Но, оказывается, не выпячивал... Если мы сегодня об этом начнем размышлять... Он своему народу очень-очень хорошо служил. И хотелось бы верить, что и народ это сумел оценить.

- Что касается разных намеков, нападок в его адрес. В Чехии это было всегда. Я думаю, что это такая общая черта, что человек в его положении есть и будет мишенью для разных нападок, несправедливых обвинений. И причины - в низких чертах человеческого характера. Но я на это не обращаю внимания. Я знаю цену этому человеку и отношусь к нему с большим уважением.