Богема
В 1965 году, в брненском журнале Host do domu («Гость в дом»), много лет спустя после смерти выдающегося чешского поэта Франтишека Галаса был опубликован текст его стихотворения «Анна Ахматова», которое он написал в 1947 г. в Ленинграде.
«Для Франтишека Галаса Ахматова была черной лебедью Невы»
В 1965 году, в брненском журнале Host do domu («Гость в дом»), много лет спустя после смерти выдающегося чешского поэта Франтишека Галаса был опубликован текст его стихотворения «Анна Ахматова», которое он написал в 1947 г. в Ленинграде.
Уже тогда Ф. Галас понимал значение Анны Ахматовой (перед этим прозвучал доклад Жданова, который громил Ахматову и Зощенко и знаменовал собой начало гонений на самых одаренных представителей искусства и культуры...) Для Галаса Ахматова была черной лебедью Невы, так он ее назвал. Литературовед и переводчик Олег Малевич прочел это стихотворение, перевел его с чешского языка на русский и послал Анне Андреевне. Через некоторое время в квартире Малевича раздался телефонный звонок, в телефонной трубке он услышал голос Ахматовой. Она пригласила переводчика к себе в квартиру на улицу Ленина, где она тогда жила.
Говорит богемист Олег Малевич:
«Я уже заранее знал, что встречаюсь с одной из самых великих русских поэтесс и, вернувшись домой, эту беседу от слова до слова, насколько мне позволяла память, записал. Я прочел свой перевод, но Анна Андреевна хотела услышать звучание оригинала и когда его услышала, сказала: «Замечательные стихи». Кроме того, мы обсуждали судьбу ее творчества на чешском, то есть издание ее стихотворений на чешском языке. Она возмущалась, что в некоторых странах русскую поэзию переводят прозой, к примеру, во Франции, и нам обоим было понятно, что даже самые простые стихи Пушкина не звучат в переводе на французский язык. «Я вас любил, любовь еще, быть может...» - ну, самые простые, бытовая лексика, как будто бы запись телефонного разговора. А это - высочайшей пробы стихи, величайшей простоты стихи. Как это передать? Это практически недоступно никому. Много сюжетов, связанных и с Пастернаком, и с Цветаевой, возникло в этом разговоре. В частности, я рассказывал Ахматовой, как ее переводили и что о ней писали в предисловиях к этим изданиям или в предисловии Богумила Матезиуса. Об этом Ахматова узнала и полемизировала с Матезиусом по поводу того, какая же Цветаева акмеистка. Это был один из сюжетов, связанных с Чехией».
- Ахматова никогда не встретилась с Франтишеком Галасом? Имела ли продолжение эта история с посвящением стихотворения Ахматовой?
«Нет, она не встречалась с ним».
- И между ними не завязалась переписка?
«Нет, но у нее возникла очень оживленная корреспонденция с Марией Марчановой, которая готовила большой очередной сборник - один из этих сборников был опубликован. И вот и мое воспоминание о встрече с Анной Андреевной, и переписка Ахматовой с Марчановой были опубликованы в ахматовском сборнике, который, по-моему, вышел, в самом конце прошлого или в начале этого года. Сборник был подготовлен одной из работниц нашей публичной библиотеки, хранительницей фонда Ахматовой в сотрудничестве с Канзасским университетом США, фактически также по материалам Страговского отдела (Страговского монастыря, - прим. ред.) и рукописного отдела Российской национальной библиотеки».
Silvestrovska noc - единственный перевод И. Бродского с чешского языка
И еще один сюжет, связанный с Чехией. Когда Иосиф Бродский вернулся из ссылки, то прогрессивные издатели Московского издательства художественной литературы хотели его поддержать и предложили ему перевести некоторые произведения с чешского на русский. Речь идет о Валентине Аркадьевне Мартимьяновой и Ирине Ивановне Ивановой, которые готовили очередное издание Витезслава Незвала на русском языке. Олег Малевич был составителем этого издания. Перевести «Сильвестровкую ночь» и некоторые поэмы В. Незвала из сборника Basne noci («Стихи ночи») было поручено Й. Бродскому. Вспоминает Олег Малевич:
«Получили готовые переводы и все увидели, что Бродский перевел это в свой творческой манере, которая прямо противоположна манере Незвала. У Незвала каждая строфа - это законченное предложение, и никаких поэтических переносов, у Бродского же - сплошные переносы, enjambement. И вот, мы не знали, что делать. Я пригласил Бродского к себе и рассказал ему, что вот - несоответствие творческих индивидуальных поэтик. Можете вы что-то сделать, чтобы это устранить? А он сказал, что ничего не может сделать. Потом Бродского выслали за границу. Его переводы, естественно, не были опубликованы. Только позже, когда выходило «Собрание сочинений И. Бродского», эта Silvestrovska noc («Сильвестровская ночь») вышла в его переводе. Конечно, это замечательный перевод, но это - совершенно другой Незвал.
- То есть возникло в принципе произведение совершенно другого ряда...
«...другой поэтической школы, но не менее гениальное».
- Переводил ли Бродский что-нибудь еще из произведений чешских авторов?
«По-моему, нет. Это единственный его перевод с чешского языка».
- Помните ли вы, как он реагировал на ваше удивление?
«С улыбкой и с таким выражением, что ничего, так сказать, не могу сделать, я сделал все что мог. Это обычно у поэта. Когда поэт выразил себя в собственном творчестве или в переводе, это уже нельзя изменить. Это сделано, и все, законченная форма, абсолютная»,- заключает Олег Малевич.
