XIX век. Время войн, восстаний, революций, время поисков чехами своего будущего. Лишенные собственного государства, чешские патриоты делали все, чтобы голос их народа был слышан в грохоте войн и шепоте политических интриг крупных держав. Оставаться с Австрией, которая отказала им в равноправии, которое дала венграм? Броситься в жесткие объятия России, положив корону святого Вацлава на ступени трона Романовых? Германия объединяется, мощь ее растет, и на карте Центральной Европе уже видны трещины, которые перекроят ее границы. Рассказ об отношении чехов с царской Россией в ту непростую эпоху продолжает историк Вратислав Доубек.
Франц Иосиф I, император Австро-Венгрии
В 40-е гг. XIX в. чешские политики относились к России очень плохо — она воспринималась ими как консервативная держава, а будущее чешского народа они видели в рамках Австрийской империи. Однако после революции закончился период потепления в политике, и в 1850-е начался период неоабсолютизма. Именно в это время Людовит Штур — не чешский, а словацкий поэт, филолог и политический деятель пишет работу «Славянство и мир будущего». В этом тексте будущее словаков он видит в единстве с Россией, под эгидой царя, династии Романовых. Это — позиция очень слабого, ищущего покровителя и могучую защиту народа. Чехи пока еще были не в том положении, чтобы следовать их примеру – они верили в свое будущее в рамках Австрии. Однако в 1860-е гг. политика Вены поменялась, и не в пользу чехов. Австрийская политика не пошла по пути создания федерации, предоставления чехам самоуправления, и образ России в чешском политическом сознании начал меняться – тогда много говорили о царе-освободителе Александре II.
Франтишек Палацкий и Франтишек Ладислав Ригер|Фото: Angerer, L.&V., Atelier, Wikimedia Commons, public domain
Однако основным моментом, изменившим ситуацию и даже приведшим к расколу в отношении чешских политиков к России, стал 1863 год – Польское восстание. Внутренняя оппозиция – молодые чешские политики-полонофилы пропагандировали польский революционный путь, однако такие вожди чешского национального возрождения как Франтишек Палацкий и Франтишек Ладислав Ригер выступали за Россию. В последующие годы положение чешской политики еще более усложнилось: в 1866 г. началась австро-прусская война, в 1867 г. был признан австро-венгерский дуализм. На этом фоне чешские политики начали искать другие, альтернативные пути будущего свого народа. В добавок чешская политика попадает в контекст кризиса, развала Австро-Венгрии, когда в будущее державы уже перестают верить, и в Праге начинают разрабатывать своего рода «кризисный сценарий».
Во время войны, в 1866 г., разумеется, не под реальной фамилией, а анонимно, была опубликована одна интересная статья чешского журналиста Антонина Котика. Это — единственный текст в XIX веке, где представлена исключительно сепаратистская программа — программа создания самостоятельного чешского государства. Однако эту политику, разумеется, сложно назвать реалистичной.
Франц Иосиф I в окружении представителей австро-венгерской знати
Уже тогда в европейской и мировой политике развивались идеи, как мы сказали бы сегодня, глобализации – уверенности в том, что в будущем начнут создаваться все более крупные государства, так что средние и малые народы, в том числе чешский, не смогут жить самостоятельно. То есть в случае развала Австро-Венгрии, чехи попадут либо к Германии, либо к России, и тут выбор чешских политиков был на стороне России.
Чехи – парламентеры славянского единства
В 1867 г. в Москву, на этнографическую выставку, приезжает крупная славянская делегация. Приезд чехов организует Михаил Раевский, служивший тогда священником при посольстве России в Вене. В результате в Россию отправляются не только чешские политики, но и журналисты, деятели искусства. Интересно при этом, что главные фигуры — и Ригер, и Палацкий – едут в Москву не прямо из Праги, а через Париж. В столице Франции они ведут переговоры с польской эмиграцией, пытаясь добиться примирения поляков с русскими и выработки общей славянской политики.
Москва, 1867 г.
Это должно было показать активность чешской политики, то, что чехи не только ищут покровительства, а действуют самостоятельно, то есть Ригер и Палацкий выступают в роли своего рода парламентеров славянского единства. При этом русские, разумеется, совершенно не хотели, чтобы чехи комментировали их отношения с поляками, так что эта инициатива не встретила положительного отклика. Тем не менее, чешская делегация получила аудиенцию и у царя, и у министра иностранных дел Горчакова. Чехи были в восхищении от того, что могут вести самостоятельные действия на дипломатическом уровне. Проблема, однако, состояла в том, что чехи искали партнеров для осуществления своей официальной политики. Ни для царя, ни для Горчакова они, конечно, партнерами не являлись, но пока не понимали этого.
Чехия в составе Российской империи?
Ян Вацлик
В 1869 г. Ян Вацлик, пользовавшийся определенным влиянием при царском дворе, представил «Константиновский план», по которому Чешские земли станут частью Российской империи, во главе с королем из рода Романовых. Этот проект был, разумеется, сугубо секретным, а к его созданию были непосредственно причастны Палацкий и Ригер. Когда в Вену приезжает новый посол – славянофил Евгений Новиков, то оба лидера едут в австрийскую столицу, чтобы обсудить с ним этот план. И только в посольском кабинете Палацкий и Ригер наконец понимают, что не являются для российских властей партнерами для переговоров, – для Новикова их политика была абсолютно оторванной от реальности.
Здесь следует снова подчеркнуть, что в то время чешская политика разрабатывает кризисный план, по которому после развала империи Центральной Европы чехи найдут себе пристанище именно в составе России – чешская политика думает о будущем на случай развала Австро-Венгрии. Чешские деятели обсуждали эти перспективы не только с Горчаковым, но и с Францией, с Наполеоном III, поскольку искали свое будущее на фоне объединявшейся Германии. Чешскую политику того времени в целом можно охарактеризовать как паническую, формировавшуюся в условиях интеграции соседней Германии, – поскольку на Чешских землях проживало три миллиона немцев, чехи боялись, что их просто «прибьет к немецкому берегу». Именно эти опасения и служили основной мотивацией восточного вектора чешской политики тех лет.
