«Для части украинских беженцев отсутствие жилья и пособий станет катастрофой»
«Люди, которые сейчас останутся без бесплатного жилья, без помощи, окажутся в катастрофичном положении», – считает украинский психолог Светлана Санжаренко. В Чехии меняются правила помощи беженцам: многие с 1 июля лишаться предоставляемого государством бесплатного жилья, изменится и характер выплат гуманитарных пособий.
Так называемые менее уязвимые, то есть взрослые трудоспособные беженцы из Украины, теперь должны заключать договор аренды и самостоятельно выплачивать арендную плату из единой субсидии.
О катастрофической ситуации в связи с внесением кардинальных поправок в закон об украинцах говорит Маша Волынский, главный координатор организации AMIGA, предоставляющей мигрантам психологическую поддержку.
– Сегодня много говорилось по поводу Lex Ukrajina. Со стороны это выглядит катастрофой. Когда мы получили первую информацию, казалось, ничего страшного – просто меняются правила. Но когда слушаешь обсуждение на этой площадки, всё выглядит катастрофичным. А какие у вас первые впечатления от увиденного?
– Возможно, я отвечу как человек, на которого это напрямую не влияет, но мы работаем с клиентами, на которых, конечно, это сильно скажется. Если честно, сейчас мне сложно сказать, насколько большая эта катастрофа. Точно, что это будет катастрофой для многих отдельно взятых людей. Мы не знаем, как какие-то отдельные конкретные части этого закона будут влиять на финансовые выплаты конкретных групп беженцев. Здесь это особо не обсуждалось, но вопрос людей с инвалидностью – очень серьезный. У нас клиенты с инвалидностью. С одной стороны, закон признает их в качестве отдельной группы, которая имеет право получить какую-то поддержку.
– На первый взгляд именно так и выглядит. То есть здесь как раз катастрофа не происходит – по крайней мере, по сравнению с тем, что было в самом начале.
– Да. Другое дело, что сегодня уже 15 июня. У нас осталось полмесяца до вступления в силу изменений к закону, а мы не знаем, кто именно реально получит эту поддержку. Непонятно, достаточно ли будет предъявить украинское удостоверение об инвалидности. Непонятно, что будет с людьми, получившими инвалидность уже после приезда в Чехию. Сейчас уже проясняется, что они такую поддержку скорее всего не получат – по крайней мере, не сразу. На самом деле, остается очень много вопросов, которые Министерство пока не способно разъяснить. Это касается и вопроса с жильем. Не все люди, предоставлявшие беженцам жилье, зарегистрированы. Непонятно, успеют ли они это сделать до 1 июля – информация об этом поступала только последние две-три недели, что очень короткий срок. Зная, как работают чешские инстанции, это может затянуться, а интерес чешских владельцев жилья – просто исчезнуть.
Очень многие беженцы из-за ситуации неопределенности испытывают стресс, чувство тревоги, объясняет Светлана Санжаренко, украинский психолог, из группы проекта «Думка».
– Я психолог и из того, что сейчас слышу от своих клиентов, в частности, в агентстве AMIGA и в других организациях, где я работаю, становится понятно, что люди очень тревожатся. Они боятся, что у них могут забрать выплаты, забрать бесплатное жилье. У них начинается паника, стресс. Те, у кого есть дети, не знают, что делать. Кто-то работает, получая минимальную зарплату, 7–8 тысяч крон. Скажите, можно в Чешской Республике прожить на такие деньги, оплачивая жилье и минимально себя обеспечивая? От себя могу сказать – нет. Я помню, как я приехала, сначала жила бесплатно, потом искала жилье и знаю, сколько сейчас за него плачу. Мне было легче, потому что я начала искать жилье раньше. Люди, которые сейчас останутся без бесплатного жилья, без помощи, окажутся – я поддерживаю использование такого слова – в катастрофичном положении. Многие уже думают вернуться в Украину, потому что там, несмотря на войну, есть хоть какая-то стабильность в плане жилья, родных, какой-то поддержки. Я не знаю, как люди будут выкручиваться. Кто-то более оптимистичен: «Да, мы справимся! Там поживем, там поживем, будем арендовать с кем-то вместе». Но для мамы, которая приехала одна, с одним ребенком или двумя детьми, это очень тяжело.
– Вы знаете ситуацию в разных регионах Чешской Республики? Где ситуация лучше, где хуже? В Праге больше возможностей в смысле работы и жилья, но Прага еще и самая дорогая.
– Прага – самая дорогая, и здесь самая высокая концентрация людей, в том числе беженцев. Чешские политики надеялись, что, хотя все сначала приедут в Прагу, но, узнав, что здесь всё очень дорого, поедут в другие места. Однако, хотя статистики у меня нет, произошло, скорее, обратное. Всё больше людей приезжает сюда их глубинки – они, например, нашли жилье, но не нашли работу. Но поскольку Прага – самый дорогой город, она станет одним из самых проблематичных мест.
– С чем к вам чаще приходят? Какой первый вопрос задают? Что делать? За что зацепиться, когда полная безысходность? Или приходят с какими-то конкретными вещами?
– Чаще всего мы сейчас соприкасаемся с неопределенностью. Она началась с началом войны и продолжается до сих пор. Пусть даже они уже нашли работу жилье, ходят в различные организации – у нас в AMIGA много поддерживающих мероприятий – все равно люди задаются вопросом: «Когда это всё закончится? Когда мы поедем домой? Как научиться в этом жить?»
– Я ставлю себя на место этих людей… Вероятно, я бы постарался найти работу, жилье и жить, пока не думая о возвращении. Но не все думают так. Например, я разговаривал с учительницей английского языка. Она говорит: «Я могла бы пойти работать в школу в том или ином качестве, но не готова выучить чешский до такой степени, чтобы преподавать, и я не готова здесь оставаться. В этом я вижу самое большое препятствие для выживания. Вы согласны?
– Могу сказать о себе – я не хочу учить язык, потому что не собираюсь здесь оставаться. Я работаю, и до определенного момента у меня есть жилье. В моих планах – вернуться в Украину, и я не вижу здесь себя человеком интегрированным.
– А если не получится вернуться?
– Здесь мы как раз сталкиваемся с неопределенностью: работаем до тех пор, пока есть работа, пока есть жилье.
– Еще одна уязвимая категория беженцев – дети. Меня здесь поправили, когда я сказал, что для 15-летних ситуация наиболее опасна. Кто из детей в группе риска?
– Так как я работаю с тинэйджерами, то могу сказать – 12 лет. Дети помладше больше находятся с родителями. Двенадцатилетние – самая опасная категория, потому что у них, мало того что начинается пубертат, происходят гормональные изменения, они еще и оказались вне привычной среды, без друзей, без школы. И хотя многие из них здесь уже больше года, они все равно не могут адаптироваться. Очень маленький процент тех, кто может выучить язык и интегрироваться в чешское сообщество. Большая часть подростков живут мыслями о том, что смогут вернуться домой. Они не хотят общаться с чешскими детьми, либо чехи на них как-то не так смотрят, и дети сразу реагируют. И двенадцатилетние – самые ранимые, потому что это тот возраст, когда ребенок из детства переходит во взрослую жизнь, а там все поломано. Плюс это возраст, когда подростки начинают много чего пробовать – сигареты, алкоголь, отношения. И часто они не находят поддержки дома – а мамы чаще всего уставшие, постоянно следят за новостями, на них лежит вся ответственность. Так что самый травматичный возраст – это от 12 лет до 14–15.
– До какой степени на психологическом состоянии беженцев сказывается разлука с родными?
– Если это была полная семья, папа и мама, то теперь папа остался в Украине, часто на фронте. Ребенок не может отцу даже позвонить. Дети переживают, мамы тоже, поэтому многие и принимают решение вернуться в Украину, чтобы быть рядом с мужем, а ребенок был рядом с отцом, – хотя бы уменьшить это расстояние. Есть и другие семьи, которые очень рады, что здесь оказались – это способ выйти из семьи, из отношений, если они на это не решались до войны.
– Если вам говорят: «Я вернусь в Украину, хотя там бомбят, и неизвестно, выживу ли я нам», вы пытаетесь такого человека отговорить?
– Как психолог, работая со взрослыми людьми, я понимаю, что они в здравом уме, и только им принимать решение, где находиться. С вопросом «Что делать? Оставаться или уезжать», клиенты приходили раньше. Мы рассматривали его на консультациях, потому что это кризисная ситуация. Но я точно не могу склонять человека к тому, чтобы ему уехать или остаться.
– Если бы вам предложили идеальный вариант для украинских беженцев в Чехии, каким бы вы его видели?
– Не знаю, что можно сделать в материальном плане, но было бы хорошо услышать украинцев, узнать, что у них на душе. Мы каждый день смотрим и читаем новости – обстрелы городов, наводнение… Мы ежедневно находимся в стрессе. Чехия и вся Европа много делает, дает немало помощи, делает все возможное, чтобы украинцев интегрировать. Хотелось бы больше эмпатии и присоединения людей Европы. Я понимаю, что они не поймут это так, как понимаем, видим и чувствуем мы, но лично мне этого не хватает.
