«Когда я возвращаюсь в Чехию, то еду домой»
В Чехии Ольга Байрд-Яценко живет более трех лет, преподает английский в городке Часлав и сознательно не учит чешский, чтобы не потерять первый иностранный язык. Это не мешает бывшей сотруднице петербургского Музея Пушкина продолжать свой «бурный роман» с чешской культурой. Здесь воевал ее дед – генерал Красной армии, однако Ольга Александровна уверена – Россия не вправе диктовать, кому чехи должны воздвигать монументы, и ее не шокирует идея поставить памятник власовцам. Страну она считает своим домом, где ей нравятся люди, архитектура, природа, кухня; и в пенсионном возрасте продолжает заниматься историческими исследованиями – ведь бывших музейщиков не бывает.
«Чехи были первыми иностранцами, которых я увидела в своей жизни»
– Шестнадцать лет я прожила в Англии, но в 2016 году по личным причинам мне пришлось оттуда уехать. Когда я выбирала другую страну, то сразу поняла, что это будет Чехия, с которой меня связывает длинная история. Мой неродной дед, второй муж бабушки, с которым я росла, освобождал Чехословакию – 8 мая 1945 года его дивизия вошла в город Наход. В 1960-е годы, когда мне было около десяти лет, деда разыскали чешские «красные следопыты», и к нам в Петербург (тогда это был Ленинград) стали приезжать чехи. Это были первые иностранцы, которых я увидела в своей жизни. Они мне понравились, эта встреча произвела на меня большое впечатление. Потом появилось движение, когда дети разных стран писали друг другу письма, и я много лет переписывалась с чешской девочкой. В 14 лет моя бабушка решила взять меня в Чехословакию. Это был 1968 год...– Какой это был месяц?
– Август. Мы благополучно приехали, нас встречали наши друзья в Находе, мы ездили по стране, я навестила свою знакомую девочку в Злине (тогда это был Готвальдов). Потом мы приехали в Прагу. Для меня это была первая поездка за границу, я ничего не знала, но бабушка понимала ситуацию – мы улетели из Чехословакии на последнем самолете.
– В город уже вошли советские танки?
– Еще нет, они появились только через два или три дня.
– Операция «Дунай» по вводу войск в ЧССР готовилась тайно. Как об этом могла знать ваша бабушка?
– Не представляю, но все эти годы я помню ее слова: «Ольга, что-то происходит, нам надо отсюда уезжать». Что она заметила, я не имею понятия. Прошло много лет, и когда я уже была сотрудником Музея Пушкина в Петербурге (Ленинграде), мы устанавливали контакты с профильными музеями в социалистической Европе – с музеем Петефи в Будапеште, музеем Мицкевича в Варшаве и музеем чешской письменности в Праге. Я была в составе группы, которая сюда приехала. Это было замечательно – нас встречали коллеги, мы жили в Страговском монастыре, мы ходили по пушкинским местам.– Пушкин никогда не был в Чехии и вообще за пределами Российской империи…
– Да, Пушкин в Чехии никогда не был, однако его родные и друзья здесь бывали. В 1980-е годы уже работали интересные исследователи, искавшие пушкинские следы в Европе. Например, Бочаров и Глушакова, написавшие книгу «Портреты заговорили». В Бродзяны в Словакии попал архив Долли Фикельмон – одной из ближайших приятельниц Пушкина по Петербургу, которая, покинув Россию, жила в Теплице, где мы тоже смогли побывать.
«От Праги кружится голова – настолько она прекрасна»
В 2005 году я приехала в Чехию уже из Англии и застала момент, когда город мыли – отмывали окна, мостовые, красили дома, и это было замечательно. Тогда смывали следы коммунистического прошлого, и я поняла, что хочу жить здесь. Я переехала в Чехию относительно недавно, в 2016 году, но Прага оказалась для меня дороговата, однако каждый раз, когда я сюда приезжаю, у меня кружится голова о того, насколько она прекрасна.Сейчас я живу в маленьком Чаславе, примерно в 70 километрах от столицы. Ближайший город с достопримечательностями – это Кутна Гора. Когда я покупала себе жилье, то приехала посмотреть на Часлав и буквально влюбилась в этот городок. Его население – десять тысяч человек. Нас мало, и за четыре года я поняла, что все друг друга знают. Меня очень тронуло, что город сохранился таким, каким был сто лет назад, – у нас есть средневековый центр и окружающая его эпоха модерна и ар-нуво. После Петербурга мне хотелось жить там, где есть исторические памятники. У нас, например, это потрясающая средневековая церковь XIV века с фресками.
– Готика?
– Ранняя готика. И замечательная барочная ратуша. В нашем городке умер Ян Жижка, и здесь ему поставлен памятник работы Мысльбека. В Чаславе родился композитор XVIII века Ян Ладислав Дюссик (Дусик). Могу напомнить, что в «Войне и мире» Льва Толстого один из героев слышит, как в соседней комнате наигрывают сонату Дюссика. Улица и чаславский театр носят его имя. В городе установлена мемориальная доска на месте, где находился дом, в котором останавливался Моцарт. В Чаславе я чувствую себя как дома, и когда откуда-то возвращаюсь, то еду домой.
– Перед началом нашего разговора вы упомянули, что не знаете чешский язык, не учите его, и у вас есть на то причины. Какие?
– В ранней молодости, в школе и в университете, я свободно владела немецким языком, интенсивно им занималась. Английский я начала учить поздно, после переезда в Англию, и он стал вытеснять немецкий, и сейчас я немецкого не знаю и говорить на нем не могу. Я боюсь, что если начну сейчас изучать чешский, то же самое получится с английским языком. В Чаславе я работаю в частной школе, преподаю английский детям и взрослым, так что если его потеряю, мне придется нелегко. С общением у меня проблем нет, поскольку все мое окружение – англоговорящее, или же ученики, которые хотят знать английский.
– То есть вы живете в своем английском микромире внутри чешского. Однако вы ходите в магазины, в государственные учреждения. Как вы общаетесь в таких ситуациях?– Я живу три с лишним года и знаю, что чешский достаточно близкий язык, так что если я говорю по-русски, меня понимают, а если я знаю какие-то чешские слова, то их использую. Так что купить билет или сделать покупки в магазине я могу.
– У вас есть любимое чешское блюдо?
– Мне очень нравится чешская кухня, но, по моим ощущениям, она немного тяжелая, – нужно себя ограничивать, чтобы не прибавлять в весе.
– Если я попрошу вас охарактеризовать Чехию несколькими прилагательными, какие это будут эпитеты?
– Мирная, честная, красивая, барочная – для меня здесь преобладает не готика, а именно барокко. И открытая миру.
– Вы чувствуете отсутствие границ?
– Да, но это не только Чехия – мы находимся в Европейском союзе. Я чувствую свободу передвижения. Сестра одной из моих учениц работала в структурах Евросоюза в Брюсселе. Когда я спрашиваю детей, куда они ездят, они отвечают, что в Италию, Австрию. Совершенно открытый мир, и это замечательно.
– Вы часто бываете в Петербурге?
– Я была там буквально два месяца назад, была рада увидеть друзей. Это все-таки удивительно красивый город, который я ощущаю родным, я там появилась на свет, но на сегодняшний момент в моей ситуации мне там просто уже больше нечего делать.
«Мне стыдно за Россию»
– Когда в России я говорю, что приехала из Чехии, это не всегда встречает благожелательный отклик. Нередко я слышу: «Вы в Европе делаете нам плохо», «Россия в кольце врагов». Вы сталкивались с такой реакцией?
– Да. Для общения я использую социальные сети и все это вижу в огромном количестве. Честно говоря, мне горько, страшно и стыдно за Россию. Мне очень жаль, что люди настолько легко поддаются на жесткую и грубую пропаганду. Россия не находится в кольце врагов. Я думаю, что нет людей, ненавидящих Россию, и я как русская в Чехии никогда и нигде не встречала к себе недоброжелательного отношения. Конечно, нельзя обобщать, но, думаю, что если кто-то из русских сталкивался с недоброжелательностью, может быть, нужно сначала на себя посмотреть и подумать, почему появляется такое отношение.– Самой острой точкой в отношениях между Чехией и Россией остается «война памятников». Сначала это был вопрос о переносе монумента маршалу Ивану Коневу. Потом глава администрации района Ржепорые решил отметить память власовцов – бойцов Русской освободительной армии, погибших в боях с немцами в дни Пражского восстания. Как вы видите эту ситуацию?
– Во-первых, я полагаю, что Россия не имеет абсолютно никакого права вмешиваться во внутренние дела другой страны и указывать, кому ставить памятники, а кому нет. Это дело Чехии, ее народа, ее правительства. Во-вторых, я думаю, что в России не такое уж большое внимание уделяется академическому изучению истории Второй мировой войны. С моей точки зрения, власовцы – люди, которых жизнь, судьба, исторические условия поставили перед чудовищно тяжелым выбором, и я не уверена, что могу судить, правильный или нет выбор они сделали. В данном случае факт остается фактом: именно власовцы подготовили освобождение Праги, именно они погибали здесь, именно их заслуги есть в этих событиях. Поэтому я всемерно поддерживаю руководителя района.
«Мемориальная доска моему деду, который здесь воевал, остается на своем месте»
– И это несмотря на то, что ваш дед здесь воевал? Ведь в Москве утверждают, что такое решение отодвигает на задний план роль Красной армии.– Моему деду в Находе установлена мемориальная доска на здании ратуши. Прошло много лет, и 1968-й, и «бархатная» революция. Уже живя здесь, я два или три раза ездила в Наход – доска никуда не делась, никто не занимался вандализмом, никто ее не портил, и перед ней лежат цветы, а фотография деда по-прежнему хранится в местном музее. Я уважаю чешскую нацию за то, что она помнит хорошее, помнит и плохое. Боюсь, русские навязывают свое личное отношение, аккуратно обходя трудности. Почему-то когда в России возражают против снятия памятника Коневу, не говорят, что именно он подготовил вторжение 1968 года.
– Когда на монументе появились разъяснительные таблички, об этом сложно было не говорить, но в России участие маршала в подготовке ввода войск отрицают. Однако главный камень преткновения – российская сторона категорически не соглашается с утверждением, что Красная армия вошла в Прагу, когда ее уже покидали немецкие части. Что вы можете сказать об этом как внучка человека, который освобождал территорию Чехословакии?
– Боюсь, ничего не могу сказать, потому что наша семья никогда не говорила о прошлом. Как я сейчас понимаю, они боялись. Когда я была маленькая, то еще не понимала, что нужно спрашивать, а сейчас уже некого спросить. Что касается сегодняшнего российского правительства, то я считаю, что прежде чем не соглашаться, нужно все-таки проанализировать исторические документы. Думаю, они есть в Чехии.
– Чешские историки уже это сделали. Они говорят о кровопролитных боях Красной армии в Моравии, а что касается Праги, то они придерживаются вышеуказанной точки зрения.– Этим событиям уже более семидесяти лет, и пора перестать ломать эмоциональные копья и спокойно заниматься ими исключительно в историческом аспекте. Когда в социальных сетях я вижу «Можем повторить» и «На Берлин», это просто ужасно.
– Вернемся к вашим личным впечатлениям. Перед вами предстала чешская культура – когда живешь в стране, все выглядит иначе, чем на страницах книг. Что вас здесь заинтересовало? Я знаю, что в Великобритании вы состояли в обществе изучения XVIII века.
– XVIII веком я занималась и в России – в Музее Пушкина мне были интереснее его наставники и родители, чем современники и потомки. Я пыталась найти следы лицейского учителя пения, которого звали Людвиг-Вильгельм Теппер де Фергюсон. После многолетних поисков во Франции я обнаружила мемуары Теппера, которые с позволения владельцев перевела на русский язык и опубликовала. Одно из направлений этого большого исследования привело меня к французской художнице, которая оказалась племянницей второй жены моего героя. Она приехала в Россию, работала как портретист.
Портреты заговорили: московские банкиры, построившие школу в Богемии
Недавно коллега из Государственного Эрмитажа прислал мне репродукцию портрета, написанного этой художницей. Я выяснила, что там изображена немецкая жена чешского купца, который в 1780 году переехал из Богемии в Петербург, а потом в Москву. Он основал банк, просуществовавший до 1918 года. Три поколения богемской семьи Ценкер жили в Москве, и меня поразило, что все они помнили о Богемии, постоянно ездили в свою маленькую деревеньку Валтержице, на границе с Германией, – это в районе города Ческа Липа. Первый Ценкер оставил в своем завещании деньги на создание в деревне школы. Он писал, что для развития страны главное – образование, и он хочет, чтобы Богемия шла вперед, хотя практически всю жизнь прожил в России. Его племянник основал эту школу, куда принимали и девочек, и мальчиков. Там построили здание, нанимали учителей, приобрели коллекции минералов – школа считалась лучшей в Богемии.
Чешская картина для московского католического костела
Второй Ценкер собирал произведения искусства, его коллекция хранилась в Москве. Семья была католической, и для московского костела он заказал картину у чешского художника. Она пропала, когда в 1930-е годы громили церкви. Живя в Москве, Ценкер приобрел картину немецкого художника и подарил ее Праге. Сегодня она находится в собрании Национальной галереи. То есть этот человек связывал своим трудом и вкладом историческую и новую родину.– Какие еще культурные переплетения вы отыскали?
– Людвиг-Вильгельм Теппер де Фергюсон тоже бывал в Праге. Он пишет, что приехал сюда в 1796 году и повстречал здесь Бетховена. Фергюсон даже вспоминает смешной случай, как кучер случайно завез их в реку. Теперь я знаю, где жил Бетховен – на доме в районе Мала Страна есть мемориальная доска. Так что сейчас я представляю, где это происходило.
– У вас есть в Праге любимый музей?
– Здесь очень хорошие музеи, и я всегда удивляюсь, что там почти нет посетителей. Как музейщик могу сказать, что здесь проводят превосходные выставки, с очень продуманной концепцией. Постоянные экспозиции я оцениваю чуть ниже – все же многое ушло в Вену, остались второстепенные коллекции, однако иметь Рембрандта – очень достойно. Лучшим музеем Праги я считаю Анежский монастырь – там замечательная коллекция средневекового искусства.
– Кому из чешских исторических деятелей вы отдаете предпочтение? У вас есть свой «любимчик»?
– Я уважаю Рудольфа, хотя его нельзя назвать только чешским королем, это уже Габсбургская монархия. Он был коллекционером, интересовался абсолютно всем. Из архитекторов на первое место я ставлю Яна Сантини – замечательного богемского архитектора итальянского происхождения рубежа XVII–XVIII веков, у которого даже не было определенного места работы: он колесил по стране, создавая исключительные произведения, например, церковь в форме черепахи. Мне очень нравится граф Шпорк, которого считали чудаком, если не сумасшедшим, но, с моей точки зрения, он действовал абсолютно в духе эпохи Просвещения – вкладывал деньги в улучшение жизни народа. То, что он построил в Куксе, совершенно уникально.
«Я помню Михаила Боярского в телеспектакле по сказке Йозефа Лады»
– А какие у вас взаимоотношения с чешской литературой?– Боюсь, у меня достаточно стандартный и поверхностный набор. Первое имя, которое я узнала, – Божена Немцова и ее «Бабушка». Эту классическую книгу мне подарили чехи, когда мне было 14 лет. Это было издание с иллюстрациями Манеса на чешском языке. С тех пор я прочитала ее на русском, она есть у меня и на английском. Конечно, было время, когда «Бравого солдата Швейка» я знала наизусть, а ребенком читала «Озорные сказки» Йозефа Лады. Я прекрасно помню телеспектакль, в котором Михаил Боярский в «Сказке про храбрую принцессу» играл Люцифера. Люблю рассказы Карела Чапека. А вот Кафка – немного не мое, хотя я понимаю значение и уровень его литературы.
– Какие ваши дальнейшие «культурные планы» в Чехии?
– Я интересуюсь страной, в которой живу, и мне хотелось бы оставить свой, пусть небольшой, вклад в культуру. Я благодарна за то, что эта страна меня приняла, я люблю и уважаю ее людей, и мне хочется быть ей полезной.