Михаил Щиголь переводил на язык живописи откровения Кафки

Чешско-украинский художник Михаил Щиголь прожил в Чехии немногим более 30 лет. Оставил после себя циклы, посвященные знаковым фигурам чешской истории, и картины «Крестного пути», ставшие частью передвижной выставки о ликвидации монастырей в Чехословакии 1950-х.

А также крупноформатные полотна «Дневники Франца Кафки», результат воображаемой пятилетней и достаточно доверительной дружбы, которую художник прожил с  автором «Процесса» и «Замка», большая часть работ которого была опубликована посмертно.

Картины Щиголя, который считал себя «преемником авангардистов без разделения на русскую и украинскую культуру», экспонируются на выставке в Градец-Кралове.

Я приехал в Чехию, как в пространство Гашека и Кафки

Керамика Марины Коломийец, матери Даниэля|Фото: Vladislava Wildová, Český rozhlas

Украинский художник Михаил Щиголь, в творчестве которого ощутимо влияние наивного искусства, русской народной живописи, кубизма, Оскара Кокошки, Марка Шагала, а также Эль Греко и современных экспрессионистов, приехал в Чехию, как он вспоминал, как в пространство Гашека и Кафки еще в 1990 году. С целью найти здесь, прежде всего, помощь для своего сына, родившегося с детским церебральным параличом в начале 1980-х. Это было далеко не единственным испытанием, выпавшим ему в те годы. Когда сыну исполнилось шесть лет, его мать и жена художника Марина Хусидова (в девичестве Коломийец), по профессии художник-керамист, погибла в автомобильной катастрофе.

В Железнице была больница для детей с церебральным параличом, своего рода микрокосмос, открытый детям с инвалидностью и их родителя

Михаил Щиголь после этого несколько месяцев обивал пороги приемных советских врачей, которые не могли облегчить состояние его сына, пока наконец не приехал весной 1990 года в курортный городок Железнице близ Йичина в области Чешского рая. После трех месяцев лечения наступил заметный прогресс, самочувствие мальчика улушилось, поэтому год спустя отец с сыном вернулись в Железнице и, в конце концов, нашли в Чехии свой второй дом. Позже сюда приезжала и бабушка Даниэля Инна Коломийец, помогавшая заботиться о внуке.

Даниэль Щиголь с бабушкой|Фото: Vladislava Wildová, Český rozhlas

«Данику нужна была помощь, а в Железнице была отличная больница для детей с церебральным параличом, своего рода микрокосмос, открытый детям с инвалидностью и их родителям», вспоминал он с благодарностью. В Украине, как он объяснял, у него больше не осталось родственников, поэтому он решил туда не возвращаться.

Михаил Щиголь|Фото: Архив Михаила Щиголя

Летом 2022 года Михаил Щиголь, ставший пытливым исследователем своего нового культурного окружения, умер на 77 году жизни. О его творчестве напоминает выставка в галерее Градец-Кралове Na Hradě, которая продлится до 13 марта. Большинство работ здесь – приглашение в мир «Дневников Франца Кафки», авторского цикла 15 широкоформатных и двадцати полотен меньшего размера. В черно-белую палитру изредка прорываются мелодии других оттенков цвета.

О только что дописанном тогда им в мастерской Железнице цикле работ «Дневники Франца Кафки» мы говорили с Михалом Щиголем и в одну из наших встреч на радио. Серия была выставлена в 2013 году в киевской Галерее 36, чему художник был несказанно рад. Он рассказал, как переводил на язык живописи откровения Кафки своему другу, то есть самому себе. И обнаружил, что Кафка в мире принят в гораздо большей степени, чем в самой Чехии.

— Я думаю, что этому удивляется каждый иностранец, тем более тот, который длительное время живет в Чехии: он полагает, что Кафку считают своим, и вдруг узнает, что писатель здесь, в некотором роде, чужой.

Франц Кафка|Фото: Wikimedia Commons, public domain

— Да, вот что-то такое. Двадцать три года тому назад я приехал в Чехию, имея в виду, что я приехал в пространство Гашека и Кафки, и двадцать лет я тут жил и думал, что так оно и есть. И только когда я начал работать над картинами и когда они появились на свет, я звал своих приятелей – и чешских, и других, и обнаружил, что не все вообще подготовлены, даже чехи, воспринимать эту тему. Может, русские даже больше способны его воспринять. Наверняка больше его способны воспринимать немцы, потому что он писал на этом hochdeutsch. Ну, а русские способны воспринять, потому что были прекрасные переводы на русский язык, и еще потому, что мы его тогда, в 1960-е, читали как писателя, который себя противопоставил этой машине.

— Кафка — мастер отражения многослойного мира, и по мере своего взросления и зрелости, что не обязательно совпадает, читатель открывает для себя новые пласты в его фантасмагориях, которые не являются такими уж утопиями, как время показало. Каким он представал перед вами по мере вашего взросления?

Меня в те годы более всего интересовало в Кафке то, что пишется об эротике

— Ну, я постараюсь быть честным: во-первых, не выдавать себя за какого-то литературоведа или литературного критика — с Кафкой-то я впервые познакомился, когда мне было тринадцать лет. Конечно, меня в те годы более всего интересовало в Кафке то, что там более или менее открыто пишется об эротике, и это было очень волнующее знакомство. Я искал в нем то, что мне нужно было в мои тринадцать лет. Для Кафки это не было основной темой его творчества, но, возможно, как теперь я это понимаю, одной из ведущих тем его жизни.

Второе прочтение Кафки: как справиться с машиной власти и остаться самим собой

— Но потом наверняка, я думаю, поскольку вы еще в то время жили в Украине, это восприятие перекликалось с диссидентской порой?

Рисунки Кафки напомнили мне Эдварда Мунка своей экспрессивностью и выразительностью на грани сумасшествия

— Да, конечно же. Когда мне было двадцать лет, тогда я его уже читал как руководство к тому, как справиться с этой машиной власти, как не потерять себя, остаться самим собой, но без прямой конфронтации, без героических каких-то поступков, и сохранить свою душу. Вот это было второе прочтение Кафки.

— От чего вы отталкивались при работе над циклом «Дневники Франца К», в который входят 24 микроистории, как вы их назвали.

Из цикла «Дневники Ф.К.»|Фото: Архив Михаила Щиголя

— Трудно сказать. Честно говоря, это не было темой моей жизни — есть художники, которые годы или десятилетия мечтают о том, что они напишут какую-то большую тему; они готовятся к этому, читают, делают эскизы и потом, допустим, умирают, так и не написав, и такое бывает. Я же не мечтал о том, что я напишу Кафку, не готовился к этому, это пришло довольно неожиданно — мне в руки попался один из томиков, «Дневники» Кафки, и я его открыл. Там, кроме всего прочего, были иллюстрации его рисунков — их немного, но они каким-то удивительным образом вызвали странную реакцию во мне: я ими восхитился, потому что они напомнили мне Эдварда Мунка своей экспрессивностью и выразительностью на грани сумасшествия.

И я подумал – Кафка ведь не был художник и так здорово все это рисовал, a что, если я тоже попробую? По сути дела, я думаю, что есть какая-то тайна, все-таки есть. Я воспринимаю это так, что я был призван, но не в смысле высокого служения, и спровоцирован на это самим Кафкой,

– рассказал художник в интервью русской службе Radio Prague Internatoional, запись которого сохранилась в нашем архиве.

«Идет дождь»|Фото: Архив Михаила Щиголя

Михаил Щиголь родился в августе 1945 года, в семье украинских родителей еврейского происхождения в Челябинске, куда родителей эвакуировали во время войны. Однако вырос в Киеве, где изучал архитектуру. Позже учился по направлению урбанистика в Московском университете. До 1990 года жил и работал в Киеве, сотрудничал с архитектором и художником Борисом Лекаром, вместе с ним реализуя архитектонические и скульптурные проекты и путешествуя по СССР.

По приезде в Чехию в течение года они с сыном жили в маленькой комнате специальной школы Градец-Кралове для глухих детей, в середине 1990-х годов переехали на несколько лет в Прагу. Щиголь постепенно познакомился с местными художниками. С 1999 года художник поселился в Железнице. В 2007 году, когда была опубликована его монография, удостоился словацкой премии им. Энди Уорхола.

Я горжусь, что являюсь преемником авангардистов без разделения на русскую и украинскую культуру

«Воспоминания о Гражданской войне»|Фото: Архив Михаила Щиголя

Он создавал циклы, посвященные историческим личностям: выдающемуся полководцу Тридцатилетней войны Альбрехту фон Валленштейну, самому известному чешскoму аристократу эпохи барокко Шпорку, которому Богемия обязана подъемом строительства и зодчества. Серии работ Щиголь посвятил художнику и создателю экслибрисов Владимиру Комареку, собору Нотр-Дам и жертвам чехословацкой «Акции К» 1950-х, направленной на установление жесткого контроля над церковью и ликвидацию монастырей – вначале мужских, а позже и женских.

В прошлом году Щиголь глубоко переживал вторжение российских войск в Украину.

«В XXI веке такое недопустимо. Поведение президента Путина носит oчевидный грабительский характер», — сказал он сайту Idnes.cz и напомнил, что целая плеяда русских художников-авангардистов начала XX века была родом из Украины. «Я горжусь тем, что являюсь их преемником без разделения на русскую и украинскую культуру. Это преступление — разделять людей и настраивать их друг против друга», — заключил в одном из последних своих интервью художник.