О жизни одного еврея - О Ладиславе Порйесе
Бог знает, почему меня эта насмешка так задевает, почему меня так оскорбляет, что я не могу носить зеленое сукно как другие рекруты. Откуда же взялась эта извращенная идея перекрасить молью изъеденные формы со времен монархии в столь отвратительный синий цвет, тогда как зеленую форму могут носить воры и дебилы, а почему только я нет?
Бог знает, почему меня эта насмешка так задевает, почему меня так оскорбляет, что я не могу носить зеленое сукно как другие рекруты. Откуда же взялась эта извращенная идея перекрасить молью изъеденные формы со времен монархии в столь отвратительный синий цвет, тогда как зеленую форму могут носить воры и дебилы, а почему только я нет?
Потому что ты обрезанный, подсказывает мне мудро Саша. Ты еще не знаешь, ты балда, что быть евреем во время фашизма самый большой грех?
Это отрывок из книги Иоселе и те другие нашего сегодняшнего собеседника Ладислава Порйеса. Ладислав Порйес родился в Словакии. После того, как он потерял родителей его воспитывали бабушка с дедушкой. Свое детство он провел в восточной Словакии, в городе Михаловце. Рос он как все обыкновенные дети, даже не подозревая, что он чем-то отличается.
- В моей юности я, можно сказать, не знал, что я еврей. Об этом я узнал только тогда, когда меня принуждали носить желтую звезду. Я сдал экзамен на аттестат зрелости, так называемый «абитур» в 1939 году, после чего я уже не мог продолжать свою учебу в университете и пошел учиться слесарем.
На территории Словакии были введены нюренбергские законы. Каким образом введение нюренбергских законов коснулось Вас?
- В 1939 году меня принудили вступить в трудовой батальон молодых евреев, которые родились с 1919 по 1921 год.
На караул! У нас не было никакого оружия, у нас были кирки и лопаты. Наше подразделение называется шестой трудовой батальон, и это то единственное, чем в глазах общественности создается вид, что мы являемся частью армии словацкого государства.
- Сначала это была жесткая работа с лопатой и чеканом, после этого нас разделили в несколько лагерей, их было 6 или 7 на территории Словакии - Словацкого фашистского государства. Там мы работали в очень трудной местности, с чеканом и лопатой мы высушивали болота. Наша норма была сначала 6 вагонеток, очень, очень тяжелого материала, камней.
Потом Вам повысили норму на 12 вагонеток в день и стали угрожать отправкой на фронт.
- Нам грозили, что если мы не выполним норму, то нас пошлют на русский или украинский фронт чистить терен - местность от мин для немецкой армии, для Вермахта и СС. От этой угрозы я убежал. Какой-то доносчик, который меня знал еще с юности, донес на меня, что я дезертир. Военная жандармерия поймала меня и отправила в тюрьму.
Председатель суда выносит приговор: семь месяцев тюрьмы строгого режима в карцере, два раза в неделю усиленной постом и жесткой кроватью. Это ровно столько, сколько требовал для меня прокурор, видимо здесь нет традиции, чтобы взгляды прокурора и судей расходились.
После того, как Вы практически отсидели свой срок, Вас отпустили, но сразу стало ясно, что Вы не можете жить по официальным документам, так как еврейские документы - это билет на поезд отправляющийся в концлагерь.
- Я жил, по так называемым арийским бумагам. Меня звали Порубски, а остальные данные и дата рождения были оригинальными, потому что я боялся, что мог бы перепутать.
В поисках кошер документов пришел Ладислав Порйес в еврейскую общину, где его встретили двое молодых, безусых, веселых парней.
А какие бумаги Вы бы мне порекомендовали? Те христианские или лучше нееврейские? Мужики сходили с ума со смеху: Все хороши, до тех пор, пока Вас не поймают. Потому что когда Вас поймают и надавят, то все, всё равно дерьмовые.
Этот опыт Вы должны были испробовать и на себе.
- На меня вновь донесли. На этот раз это был еврейский мосер – доносчик, которого платила тайная полиция словацкого государства. Меня оттранспортировали в лагерь в Середь, а оттуда в Освенцим.
Поезд тяжело тронулся. Деревянный вагон для скота был переполнен и несмотря на то, что прошло меньше часа, уже было нечем дышать. В ограниченном пространстве с единственной зарешеченной форточкой было набито около сотни человек, старых и молодых, мужчин и женщин, школьников и малышей.
В ожидании самого худшего Вы уже из пересылочного лагеря Середь решили сбежать.
- Когда мы были в Середи, нам удалось запечь в хлеб инструменты и этим сделать дыру в вагоне, но вновь один доносчик, которого немцы назначили командиром вагона донес, что мы пробуем сбежать. Они нас выгнали на перрон, дали новый вагон, загнали нас туда и было по попытке. В Освенцим мы приехали в конце сентября 1944 года и на рампе с нами делали так называемую селекцию. Мы еще были молодые, нас не ликвидировали.
Вы могли бы рассказать какую-то историю, связанную с жизнью в лагере?
- Я попал в лагере в больницу. В один вечер пришел новый СС-врач на контроль больных. У меня из-под одеяла выпали шахматные фигурки, которые мы изготовили из хлеба. Я очень испугался. Новый врач был очень удивлен и спросил у меня, если я играю в шахматы. Я сказал да. - И хорошо играешь? - Да, как-то играл в клубе. - Так оденься и иди со мной. Я пришел в его комнату, он взял клубные шахматы и разложил их, предложил мне сигареты и сказал, чтобы я начал игру белыми фигурами. Я начал Е-4. Он ответил Е-5 и я, потому что был молод и предпочитал острые варианты, сыграл Ф-4, королевский гамбит. Он пиона взял и потом я еще пожертвовал коня. Он попал под очень острую атаку.
А Вы не боялись, что победа могла бы Вам дорого обойтись?
- Я сказал, не плохо было бы выиграть и показать ему, что и низшая раса может победить Herrenvolk – нацию господ. Но потом когда я видел, что он очень нервозен, и я начал бояться, что он мог бы мне отомстить. Я нарочно сделал слабый ход, чтобы ему дать возможность обороны. И, наконец, я ему дал возможность выиграть партию. Он был очень счастливый. Он принес мне консервы - свиную тушенку и половину настоящего хлеба, не такую, какую мы имели, из отрубей.
В ноябре 1944 года, когда в Германии началась нехватка квалифицированных работников, немцы стали использовать для работы и заключенных. Они их возили ночью, боясь русской разведки, не включали даже фары. Русский фронт был очень близко. Эту ситуацию Ладислав Порйес со своим другом использовал, чтобы сбежать.
- Эсэсовец, который ехал с нами в грузовике, начал дремать и мы оба выпрыгнули. Они пробовали в нас во тьме стрелять, но мы легли. Они боялись остановить колонну, потому что в этой ситуации могли бы убежать и остальные. Нам это удалось. Три дня мы шли в направлении, откуда мы слышали канонаду. На четвертый день с утра нас разбудило: Стой, руки вверх! Это уже был русский патруль.
Русские удостоверились, что у Вас нет подмышкой татуировки с обозначением группы крови, как у эсэсовцев и приютили Вас.
- Они нас накормили. Мы отказались от шпика, так как наш весь был между 40 - 45 килограммами. Но они нас принудили выпить стаканчик водочки. Мы были от этого пьяные. Они привели нас в землянку, там мы рассказали командиру о нашей судьбе.
Так Ладислав Порйес стал солдатом армии генерала Свободы.
После войны Ладислав Порйес искал своих родственников. Но не нашел. 18 его ближайших родственников закончили свой жизненный путь в крематориях концлагерей. Его последующая жизнь также не проста, в 1951 году во время антисионистских процессов его уволили с работы. После 3 лет ему позволили работать на радио, но после оккупации Чехословакии войсками Варшавского договора в 1968 году его уволили во второй раз. После чего он работал кладовщиком.