Правдоподобные расстояния Ярослава Гутки
В 60-ые годы во всем мире, также как и в Чехословакии, стали очень популярными так называемые барды, то есть авторы - исполнители песен. Имена Булат Окуджава, Владимир Высоцкий, или Боб Дилен знали слушатели повсюду. В Чехии движение авторской песни развивалось также весьма выразительно, его кульминация связана с событиями рокового для Чехословакии 1968-го года. К первому поколению чешских бардов, основоположников жанра, уже почти сорок лет принадлежит поэт, певец и график Ярослав Гутка, которого мы попросили рассказать, что побудило его высказать свои мысли в мысли в песнях.
В 60-ые годы во всем мире, также как и в Чехословакии, стали очень популярными так называемые барды, то есть авторы - исполнители песен. Имена Булат Окуджава, Владимир Высоцкий, или Боб Дилен знали слушатели повсюду. В Чехии движение авторской песни развивалось также весьма выразительно, его кульминация связана с событиями рокового для Чехословакии 1968-го года. К первому поколению чешских бардов, основоположников жанра, уже почти сорок лет принадлежит поэт, певец и график Ярослав Гутка, которого мы попросили рассказать, что побудило его высказать свои мысли в мысли в песнях:
- Я стал бардом почти по ошибке. Первоначально я хотел стать живописцем, и для этого я поступил в среднюю художественную школу. Это было в шестидесятые годы, и у меня там появились проблемы, я провалился как раз по русскому языку. Я не сдавался, я даже стал председателем студенческого комитета школы, так что меня не могли просто выгнать. Однако меня самого все это утомило, я в те времена находился под влиянием американских поэтов бит поколения, и хотел также писать стихи. Школу я сам покинул и вскоре встретил будущих коллег Владимира Файта и Гвездоня Цигнера, и они меня уговорили писать поэзию с музыкой. Я решил купить гитару и вместе с ними начать сочинять песни. В 1966-м году я закончил свой первый репертуар, и год спустя мы его вместе с Володей Файтом показали публике. Затем я выступал еще с несколькими партнерами, но в 1968-м году в Чехословакию ворвались войска Варшавского договора и началась оккупация. Этим полностью изменилось положение. Я предполагал выступать лишь в течение нескольких лет, ради интереса. Мне нравилось, что песни, в отличие от живописи, можно было создавать почти перед публикой, сразу видеть отзыв слушателей. Покинуть путь барда в новых условиях казалось предательством, и я полностью изменил тип своего творчества. В своих песнях Я начал защищать свободу, потерянную в конце 60-ых годов, и стал гораздо больше интересоваться политикой. Этот период длился до 1977-го года, когда меня принудили уйти в эмиграцию в Голландию. Там я провел 11 лет, даже начал петь по-голландски, и после «бархатной революции» в 1989-м году я сразу вернулся на родину.
- Вы поете в основном три типа текстов: философские, шуточные и старинные моравские народные баллады. Чем отличаются эти группы текстов?
- Конечно, самыми важными я, до сих пор, считаю свои философские песни, однако одновременно возникали песни шуточные, так как я стремился к более разнообразному творчеству. В конце 1968-го года мне случайно попал в руки сборник народных моравских баллад, созданный в начале 19-го века этнографом Франтишеком Сушилом. Речь идет об удивительном, обширном сборнике, полностью забытом из-за того, что он был слишком интеллигентным для тогдашних чешских патриотов. Меня удивило, насколько эти песни глубокие. Они содержали все то, чего я лишь добивался, к чему я был направлен, и я решил включить некоторые из них в свой репертуар. Франтишек Сушил, к счастью, записал все мелодии, которые достаточно было лишь немного обработать для гитарного аккомпанемента.- Насколько вам известна русская традиция авторской песни?
- Русская песенная культура мне немного знакома, не слишком. Я, естественно, знаю Булата Окуджаву, которого я даже, во время своего пребывания в Москве, совсем случайно встретил. Я говорил с ним лишь пять минуть, к сожалению, мои плохие знания русского языка мне больше не позволили, я вспоминаю, что он жаловался на уничтожение души русского человека вследствие 70-и лет коммунистического правления. В настоящем положении он находил лишь минимум надежды. Остается фактом, что я больше интересовался английской и американской музыкой, чем русской, несмотря на то, что моя первая жена была русисткой, и обращала мое внимание также на эту культуру.
- Которую из своих песен вы считаете самой важной?
- Выше всех своих песен я ценю песню «Правдоподобные расстояния». Я ее написал в самом начале своего творчества, еще до того, как я начал выступать, и эта песня меня сопровождает буквально как тень. Иногда мне кажется, что я в ней высказал просто все, и что после ней уже не надо сочинять никакие следующее песни. Нечто вроде жизненного кредо.
- Однако самой успешной, не с точки зрения коммерции, а с точки зрения общественного значения стала песня «Намешть», которую я сочинил в 1972-м году как гимн фестиваля бардов, который, в конце концов, запретили. Во второй раз она прозвучала в течение переворота в 1989-м году, и ее запомнил действительно весь чешский народ. Однако не на слишком длительный срок.
- Много лет вы жили в эмиграции. Можете рассказать, какой жизненный опыт принесла вам эмиграция?
- В эмиграции я провел почти 12 лет. Сперва это был весьма горький опыт, так как я не знал ни одного языка. Это глупое положение. Мне было за тридцать лет, я был готовым автором, и вдруг я очутился в среде, в которой меня никто не знал, и я сам ничего не понимал. Человек выступает в роли идиота, и после определенного срока он им действительно становится. По крайней мере, в своих глазах. Выбраться из этого положения, значило выучить язык. Это дело длится много лет, в основном всю жизнь. Я сперва начал петь по-английски, затем я перешел на голландский язык. Я нашел замечательного переводчика, однако голландцев мои песни слишком не заинтересовали. У них слабое чувство поэзии, и они чаще всего удивлялись, почему я пою на голландском языке, если голландцы такой маленький народ. Я издал в Голландии две грампластинки и как не странно - я пропитался. Теперь я рад, что прожил в Голландии столько лет. Я увидел будний день на западе, я видел запад не глазами туриста, а человека, который там живет постоянно.