Легенда чешского театра: Иван Выскочил

Актер, писатель, драматург, режиссер, основоположник чешского авторского театра и также психолог - все это профессии Ивана Выскочила. Иван Выскочил окончил пражскую драматическую консерваторию, затем философский факультет по специальности психологии, и в конце 50-ых годов основал в Праге совсем новый тип литературного театра, театра, в котором авторы-исполнители читали свои тексты, или пели свои песни. Самыми успешными стали рассказы самого Выскочила, который их несколько раз издал в книжной форме, и стал также видным чешским прозаиком. В настоящее время он работает преподавателем альтернативной драматургии в драматической консерватории. Господин Выскочил, что вы считаете вашим самым выразительным художественным успехом?

- Я, знаете, считаю самым большим успехом факт, что я вообще начал заниматься театром. Все остальное органически последовало уже по логике. И то, чем я занимаюсь теперь, является, по-моему, самым интересным, хотя бы для меня. То есть стремление снова связать драматическую культуру, драматургию с человечностью. Снова сделать из драматургии человеческое, гуманистическое дело, по словам Шиллера. Ну, а в настоящее время это связано с драматической консерваторией, где я, можно сказать, работаю исследователем. Я проверяю на практике все то, что мы пока сами для себя назвали «диалогическое действие», и что в определенном смысле является моим изобретением, и также радостью.

- Вы свои рассказы издали также печатью в нескольких сборниках, и большинство людей вас считает видным чешским прозаиком. Каково ваше отношение к литературе?

- Что касается моей литературной деятельности, она была всегда очень тесно связана с моими театральными выступлениями, с беседами с публикой. По моему мнению, русские это называют сказом. Ну, и вся литература, таким образом, в моем случае превратилась в особый способ сохранения текста, в запись театрального представления. Поэтому меня всегда больше всего интересовало как раз то, что я никогда не написал. То есть, например все сказы, которые я реализовал на немецком языке, что оказалось весьма авантюрным. Я тогда пытался импровизировать на немецком языке, а то, что я рассказывал по-чешски, все это достаточно известно, речь идет о спектаклях типа «текст-эппиль», или о более новой «Кухне», и других. То есть эксперимент, что касается жестов и сюжета. Как раз на немецком, то есть на иностранном языке меня все это заинтересовало, потому что потом я вдруг увидел, как идеи, мысли и целые сюжеты, постепенно выходят из подсознания. Ну и, кроме того, на мою литературную деятельность, естественно, оказал большое влияние факт, что мне более чем двадцать лет запрещали публиковать. Вся литература ведь зависит от публикаций и от свободной, общественной критики. В случае, когда нет свободной критики, литература превращается в подозрительное, подпольное дело.

- А какое собственно, влияние на вас оказала русская литература и русская культура вообще?

- Меня больше всего интересует русская литература, это вытекает из всего моего литературного стремления. То есть, прежде всего, литературное наследство Николая Васильевича Гоголя. Гоголь, это мой самый любимый автор и вместе с ним все, кто продолжают линию его творчества, линию фантастическую и одновременно подсознательную и интеллектуальную, все авторы этого типа. Я это воспринимаю как полностью кристаллическую литературную форму. Кого я считаю остальными - это все авторы, пишущие в стиле так называемого «грустного смеха», или «смеющегося плача». В их число входит, например Даниил Хармс, или Розанов, его бессюжетные произведения. Достоевского, по-моему, лучше не называть, под его влияние попадет в определенном возрасте каждый хоть немного чувствительный молодой человек, или девушка. Каждому потом нужен длительный срок для того, чтобы немного освободиться от этого влияния, и самым подходящим путем этого освобождения я как раз считаю чтение Гоголя. Из других русских авторов я очень уважаю Пушкина, прежде всего в прекраснейшем переводе моего друга Эмануэла Фрынты, также могу назвать Лермонтова, которого Фрынта также переводил, и кроме них Есенина и Маяковского. Маяковского я считаю одним из поколения великих бардов, то есть тех, которые читают свои стихи народу, и которые способны стихом вдохновить, апеллировать и конкретизировать данный момент.

- Ваши театральные выступления часто были основаны на импровизации, некоторые критики вас даже называли «мастером импровизации». Как вы относитесь к импровизации в театре в настоящее время?

- Ну, знаете, это трудный вопрос. Чтобы импровизация стала действительно спектаклем, или даже, в самым лучшем случае творчеством, для этого ей нужен творческий тыл. Чтобы она не превратилась в творчество с места в карьер. И как раз этот тыл, данный, во-первых, чтением, во-вторых, способностью замечать интересные страницы жизни, но также тем, что вы испишете большое количество бумаги, является основой каждой успешной импровизации. Одновременно все то, что из этого количества исписанной бумаги можно выбрать для сохранения, представляет собой минимум. А это количество исписанной бумаги, эта масса ошибок и неудачных сюжетов - это как раз и является наследием актера импровизации. Как только импровизация не осмыслена, она превращается в простую способность острить, в путь юмора, который человека уничтожает. Уничтожает поэтому, что его слишком много, или поэтому, что он глупый и банальный. Настоящая импровизация - это сложный путь совершенствования формы и сознания самого себя. При помощи импровизации автор сам может узнать, что он собственно говорит и пишет, или о каком сюжете на самом деле идет речь. Как раз по этой причине необходимо готовить импровизацию как можно более тщательно, честно и ответственно. Актеру просто запрещено только болтать.