Первая Пражская дефенестрация – Кровавое воскресенье гуситской революции
Некогда чехи славились в Европе тем, что своих политических оппонентов они выкидывали из окон. Эта нестандартная традиция, получившая название «дефенестрация» – от латинского fenestra, «окно», возникла 30 июля 1419 года, когда члены городского совета были выброшены из пражской Новоместской ратуши на копья гуситов. Расправа стала сигналом к началу восстания, на знамени которого будет полыхать красная чаша, символизирующая причащение мирян вином – Кровью Христовой.
Пассионарность чешского народа была на подъеме – последователи Яна Гуса жаждали церковной реформации, его пепел стучал им в сердце. О причинах и последствиях этих событий шестисотлетней давности рассказывает сотрудница Института истории АН Эва Долежалова: «История развивалась достаточно бурно – все началось с сожжения в 1415 году Яна Гуса. Хотя с того момента прошло уже четыре года, для радикализации горожан и части крестьянства потребовалось определенное время. Народ был возмущен не только казнью Яна Гуса, но и ходом церковной реформы, статусом проповедников в селах и вопросом, необходимо ли причащение мирян вином для обретения спасения души».
Для средневекового человека, который не сомневался в существовании ада и рая, этот вопрос имел первостепенное значение – ведь речь шла не больше не меньше как о вечной жизни. В католической церкви, в отличие от православной, лишь священнослужители принимают причастие «под обоими видами» – не только хлебом, но и вином, символизирующим кровь распятого Христа, а миряне на это права не имеют. «Имеют!»– провозгласили реформаторы. Сторонников причастия под обоими видами стали называть «чашниками», от евхаристической чаши – причастного потира.
Причастие как главный вопрос средневековья
К 1419 году обстановка в Богемии накалилась до предела – туда наконец попали протоколы суда инквизиции над Яном Гусом, проходившего в немецком Констанце. Чехи также узнали о посланиях нового Папы Мартина V, избранного в 1417 году, – Понтифик требовал «отказаться от ереси», под которой подразумевал именно причастие вином для мирян, и отречься от учения Яна Гуса и его духовного предшественника – англичанина Джона Уиклифа. Одновременно император Священной Римской империи Сигизмунд Люксембургский – тот самый, который не выполнил обещание защитить Яна Гуса, – начал активно требовать от своего старшего брата, чешского короля Вацлава IV, выступить против еретиков.
Эва Долежалова поясняет: «Сначала Вацлав достаточно твердо и решительно противостоял императору, указывая, чтобы тот не вмешивался во внутричешскую политику. Однако как раз в начале 1419 года Вацлав понял, что если хочет удержаться на троне, то ему придется действовать, – это и стало поворотной точкой. Тогда же архиепископом пражским Конрадом из Вехты на чешскую столицу был наложен интердикт, то есть запрет всех церковных действий и треб, что для жизни людей в средние века было абсолютной катастрофой. Вторым толчком послужил закон о приходах – король выделил всего три храма, где можно было принимать причастие под обоими видами, что еще больше взбудоражило пражан. Возмущение жителей города подпитывали и выступления проповедников, где первое место занимала центральная фигура Пражской дефенестрации – это был Ян Желивский».
Ян Желивский (1380–1422) – священник-гусит, проповедник, политик, последователь хилиазма – учения о Тысячелетнем царстве Божием на земле. Был казнен умеренными гуситами.
Харизматичный проповедник служил в соборе Девы Марии Снежной – этот храм, заложенный еще Карлом IV, как раз тогда достраивался. Он расположен в пятнадцати минутах ходьбы от Новоместской ратуши. Тогда Нове Место представляло собой, по сути, самостоятельный город, отделенный от других частей Праги рвом и стенами, с собственным управлением и ратушей, где жила преимущественно беднота, среди которой критика стяжательства и безнравственности церковников находила живейший отклик.
Подготовка религиозно-силовой операции
«Служба в соборе Девы Марии Снежной началась обычно – прозвучала проповедь, Ян Желивский провел литургию с причастием под обоими видами для мирян. Однако это день лишь казался рядовым воскресеньем. Историки уверены – «операция» была тайно подготовлена заранее, – и священники, и сторонники церковной реформы, поддерживавшие Яна Желивского, пришли в храм уже с оружием, которое либо прятали под одеждой, либо сложили где-то рядом. Подогретые проповедью на тему «Берегитесь лжепророков» они отправились в костел св. Штепана, откуда ранее Ян Желивский был изгнан римской церковью, захватили это здание, провели мессу с причастием под обоими видами, а затем Ян Желивский направил их в Новоместкую ратушу. Там с начала года действовал совет, верный королю, призывавший к причастию хлебом для мирян и жестко выступавший против чашников. Некоторые сторонники Желивского сидели в здании ратуши в заточении, и когда проповедник призвал: «Идем и добьемся справедливости для наших братьев!», и народ внял его призыву», – рассказывает историк.
Члены городского совета в то роковое воскресенье в связи с волнениями в городе были созваны на чрезвычайное собрание в ратушу, ставшую для них ловушкой. Вызванные королевские стражники уже не смогли ничего сделать и лишь трусливо наблюдали издали, как под окнами ратуши бушует разгневанная толпа, а потом и вовсе сбежали от греха подальше.
О количестве участников историки спорят до сих пор – по-видимому, можно говорить о нескольких сотнях человек. Не будем забывать, что число жителей богемской столицы в ту эпоху не превышало тридцати-сорока тысяч, так что и толпа в две тысячи человек уже вызывала ужас. Твердо можно сказать одно – восстание получилось масштабным, у людей, что называется, накипело…
Тогда же среди восставших появился будущий полководец Ян Жижка, который, вероятно, именно в тот момент встал на сторону гуситских радикалов, однако в тех событиях его роль еще не была решающей.
Увертюра гуситских войн
Продолжает Эва Долежалова: «Толпа, возглавляемая Яном Желивским, снесла ворота ратуши и сразу преступила к делу. Становится понятно, что это был не случайный конфликт, а хорошо подготовленная акция, закончившаяся выталкиванием противников из окон. Самые древние источники свидетельствуют: внизу уже были готовы пики, на которые падали члены пражской мэрии, так что у них не было никаких шансов выжить. Ян Желивский и его сторонники понимали, что переговоры тут бесполезны, – городские советники отказывались отпустить чашников и таким образом подписали себе смертный приговор».
Хроники сохранили некоторые имена растерзанных толпой: бургомистр Ян Подивинский и члены городского совета Ченек Патриарха, Регла Древник, Ян Гумполец, Вацлав Барборжина, Ян Рыба и Сасин. Всего жертвами разъяренных гуситов стало одиннадцать человек.
После «Кровавого гуситского воскресенья» многие противники чашников спешно покинули город. В Новом Месте избрали четырех гетманов, которые взяли на себя управление до появления новых членов совета.
Король Вацлав IV, опасаясь за собственную жизнь, держался на расстоянии от Праги – в Новом Граде у Кунратиц. Сообщение о расправе в ратуше вызвало у монарха приступ гнева, что, вероятно, и привело к апоплексическому удару, который уже в августе того же 1419 года свел его в могилу.
«После смерти Вацлава свои права на чешский трон заявил Сигизмунд Люксембургский – строго говоря, он имел на это все основания согласно Земскому закону. Сигизмунд объявил себя королем, и часть чешского и моравского дворянства его поддержала. Во время своего печально известного похода на Прагу он короновался в соборе святого Вита. Однако в целом на Чаславском сейме 1422 года страна его не признала, и наступает долгий период, когда Чешские земли остаются без короля. Таким образом, смерть Вацлава IV открыла ворота гуситской революции и привела к событиям, которые драматически сказались на судьбе страны – как в политическом, так и в религиозном и экономическом отношении», – подводит итог Эва Долежалова.
Гуситские войны – крестовые походы против «чешских еретиков» и сражения таборитов с императорскими войсками – продлятся до 1434 года. В 1436 году Чехия примет условия Сигизмунда.
Пражские окна как аргумент политической полемики
Что касается «традиций дефенестрации», то следующее подобное событие случилось в 1483 году, при короле Владиславе Ягеллоне, однако серьезных политических последствий не имело, поэтому его не принято «засчитывать». Второй пражской дефенестрацией называют события 23 мая 1618 года, когда представители чешских сословий выбросили из окна Пражского Града наместников императора-католика и их секретаря – все они остались живы, упав на кучу нечистот. Это нападение послужило сигналом к восстанию протестантских сословий и первым актом Тридцатилетней войны.
Дефенестрация – чуть ли не главный символ чешской истории, и ее дух по-прежнему витает над городом, считает один из лучших чешских поэтов ХХ века Витезслав Незвал: «Когда смотришь, как Прага один за другим зажигает свои огни, ощущаешь странный зуд – будто кто-то толкает тебя очертя голову броситься в озеро-мираж, в котором явился тебе заколдованный чудо-град о ста башнях. Чувство это повторяется каждый раз, когда здесь, над черным озером крыш-звезд, застает меня колокольный звон, неизменно вызывая в моей фантазии картину некоей абсолютной дефенестрации!..» (пер. Н. Зимяниной).
Фильм Отакара Вавры «Ян Жижка» (1955), несмотря на ряд исторических неточностей, считается классическим изображением Первой Пражской дефенестрации.
