Лидия Тишлерова: «В эшелон смерти я шла добровольно, вслед за мамой и сестрой»
Лидия Тишлерова родилась в Остраве. С 1945 года она живет в Лондоне – вдали от мест, где ей пришлось испытать ужасы войны и Холокоста. Профессиональному психологу сегодня уже за девяносто. Всю свою жизнь Лидия посвятила детям, пережившим тяжелую психологическую травму. К числу таковых некогда принадлежала и она сама. «В эшелон я шла добровольно, вслед за мамой и сестрой», - вспоминает госпожа Тишлерова в интервью «Чешскому Радио Плюс».
«В лагере Терезин я провела два года. Как это ни парадоксально, именно там я прониклась культурой, там началось мое знакомство с Верди, там я впервые услышала «Реквием». В концлагеря отправляли лучших музыкантов, композиторов, профессоров. В Терезине культурная жизнь буквально кипела, там нам еще разрешали общаться. Об Освенциме этого сказать нельзя», - делится воспоминаниями бывшая узница нацистских лагерей смерти.
«Только потом я узнала, что моей маме сказали идти направо, то есть прямо в газовую камеру, а мы шли налево. Кого куда отправить, определял по внешнему виду (Йозеф) Менгеле. Когда он посмотрел на меня, то сказал по-немецки: «Stark wie ein pferd», то есть она «сильная как лошадь», и велел идти налево».
Это был роковой момент в жизни в то время 15-летней девушки, о котором она спустя десятки лет говорит спокойно, без эмоций.
«После войны, когда я начала изучать психологию, я поняла, что такое «переработанная травма», почему люди так часто говорят о своих переживаниях. Это происходит не зря, именно таким образом они с ними справляются. У меня были в Лондоне две подруги. Когда мы встречались, какой бы мы не затеяли разговор, он всегда заканчивался Терезином, где мы, собственно, познакомились. То есть, мы говорили о жизни в лагере. Только спустя годы я поняла, почему. Мы пытались таким образом избавиться от этой травмы».
Международный день памяти жертв Холокоста ежегодно отмечается 27 января.
Хотя Лидия умом понимала, что ее маме пережить Холокост не удалось, она долгие годы лелеяла надежду, что, возможно, она когда-нибудь все же вернется.
«Так как я своими глазами не видела, что мама зашла в газовую камеру, я продолжала надеяться, что все могло произойти иначе, что ее, например, отправили в другой лагерь. Потом я для себя поняла, что человек может держать в сознании два образа – в одном человек жив, а в другом нет».
