Четверть века без Чехословакии

1 января 1993 года в истории чешского и словацкого народов произошел ключевой поворот – на карте мира появились два независимых государства, а ЧСФР прекратила свое существование. Сегодня, спустя двадцать пять лет, споры о том, стоило ли чехам и словакам расставаться, носят уже чисто академический характер – каждый народ следует собственным путем, сохраняя при этом тесные и теплые двусторонние отношения. А для Европы разделение Чехословакии до сих пор служит примером такого мирного и цивилизованного распада государства, какой многие другие страны продемонстрировать не сумели.

«Бархатный развод» после «бархатной» революции

Вацлав Гавел в 1992 году, фото: ЧТ

Почему произошел этот «бархатный», но все же развод? Где прошла трещина, расколовшая надвое государственную льдину? Исчезла страна, которая вела отсчет своей истории с 1918 года. Конечно, в начале 1990-х она уже не была тождественна государству, созданному Масариком, однако все же оставалась Чехословакией, которая просуществовала – несмотря на перерыв в годы Второй мировой войны и утрату Подкарпатской Руси – ни много ни мало 74 года. Разумеется, решение о разделении пришло не в один день.

Маркером проблем, накопившихся во взаимоотношениях двух народов, стала «дефисная война» 1990 года. Когда после «бархатной» революции из названия страны исчезло слово «социалистическая», принципиально важным оказался вопрос написания слова «Чехо-Словакия» через дефис. На этом настаивали словаки, но категорически не принимали чехи, считая это написание «уродливым». Президент Вацлав Гавел, который по состоянию здоровья не мог присутствовать в парламенте, послал письменное обращение к народным избранникам, которое зачитал депутат Мартин Палоуш: «Вы все прекрасно знаете, что этот дефис, который всем чехам кажется смешным, лишним и некрасивым, является чем-то большим, чем просто дефис. Его изъятие является для словаков материализованным символом непризнания идентичности словацкого народа»,– убеждал депутатов в своем послании Вацлав Гавел.

Иллюстративное фото: Zajac Vanka, Wikimedia Commons, CC BY 3.0

На случай, если чешская сторона все же категорически откажется вносить в название страны этот орфографический знак, у президента был подготовлен запасной вариант:«Если бы мы назывались Чехословацкая федеративная республика, то надобность в дефисе, который так раздражает чехов, отпала бы, и при том в названии присутствовало бы обозначение федеративной основы государства».

В тот момент, 29 марта 1990 г., Гавел смог убедить народных избранников, однако название продержалось всего три недели – стороны договорились использовать название Чешская и Словацкая Федеративная Республика. К этому моменту у чехов и словаков уже была введена самостоятельная государственная символика и зрели многие другие признаки будущего разделения…

В 1990 году появилось отдельное Министерство международных отношений Словацкой республики, а в 1992 г. чешское правительство учредило Министерство международных отношений Чешской республики.

17 июля 1992 г. Словацкий национальный совет принял Декларацию о суверенитете, в которой сформулировал требование самостоятельности Словакии.

Главными игроками в процессе разделения стали премьеры чешского и словацкого правительств – Вацлав Клаус и Владимир Мечьяр, которые провели в переговорах «жаркое лето» 1992 года. Сегодня многие историки ставят им в вину «недостаток политической воли», требовавшейся в тот момент для удержания единства.

Вацлав Клаус и Владимир Мечиар в саду виллы Тугендхат|Фото: архив г. Брно

Оппозиция в лице социал-демократов была категорически против витавшего в воздухе разделения. «Возможно, в ходе демократического референдума чехи и словаки решат, что не хотят продолжать использовать федеративную систему. В этом случае, я считаю, следует создать какое-то иное устройство, которое закрепило бы сотрудничество словаков и чехов с учетом их сотрудничества в течение последних 74 лет – исторического, политического, культурного, социального, эконмического, всех успехов, которых мы добились совместно. Было бы ошибкой это игнорировать, и поэтому мы считаем, что в случае роспуска федерации должно появиться государственное образование, которое задокументировало бы это общее прошлое, – будь то под названием «союз», «уния» или как-то еще»,– говорил тогда глава социал-демократов Чехословакии Ян Горак.

Однако референдум проведен не был, хотя, как уверены сегодня историки, и он не спас бы положение – центробежные силы были тогда уже слишком сильны. Против него выступали и ведущие политики, включая ушедшего с поста федеративного президента Вацлава Гавела, считавшие, что избиратели уже сделали свой выбор, проголосовав на парламентских выборах 5–6 июня 1992 г. за партии, выступающие за самостоятельность чехов и словаков. Победители выборов – чешские гражданские демократы (ODS) предлагали «федерацию или ничего», Народная партия – Движение за демократическую Словакию (HZDS) видела только конфедерацию – то есть сосуществование двух фактически самостоятельных государств.

Владимир Мечьар, фото: Петер Камошай, Wikimedia

Что все же привело государство к такому стремительному концу? «Некоторые противоречия, которые существуют между Чехией и Словакией, прежде всего, в экономической сфере, формировались в течение нескольких лет, а при переходе к рыночной экономике то, что было скрыто, выходит на поверхность. Некоторые ошибки были сделаны и за последние два года. Что же касается постепенного распада государства, то после выборов мы оказались в ситуации, когда необходимо было искать выход – или в децентрализации, или в новой централизации. Для новой централизации нет ни политической воли, ни экономических условий»,– так сформулировал в августе 1992 г. причины расставания Владимир Мечьяр.

После «жаркого лета 92-го» чехов и словаков еще ждал «горячий сентябрь», когда через Федеральное собрание не прошел закон о ликвидации единого государства. Однако процесс разделения, разумеется, продолжился, и в ноябре Федеральное собрание приняло конституционный закон под номером 542 о прекращении 31 декабря 1992 г. существования ЧСФР. Национальные советы Чехии и Словакии утвердили отдельные конституции. Им еще предстояло подписать десятки договоров для урегулирования правовых, имущественных и социальных вопросов. Правопреемницами Чехословакии на международном уровне считаются обе самостоятельные республики.

Чехословакия – полюбовный раздел совместно нажитого

Душан Тршиcка, фото: Лубош Ведрал, ЧРо

Важнейшей частью любого развода неизбежно становится раздел имущества, тем более когда речь идет не о расставании супружеской пары, а о распаде государства. Здесь на первый план выходят такие задачи как создание самостоятельной валюты, разграничение некогда общей собственности, взаимные долговые претензии и обязательства. Именно от успеха этого процесса во многом зависят будущие отношения стран, бывших некогда единым государством. При разделении Чехословакии эти вопросы решались на фоне перехода стран с социалистических рельсов к рыночной экономике, в частности, проведения так называемой купонной приватизации – одной из форм ваучерной приватизации. Этим непростым процессом разгосударствления собственности занимался в начале 1990-х гг. Душан Тршиcка – заместитель Вацлава Клауса, занимавшего в тот момент пост министра финансов.

С бывшим замминистра финансов «Радио Прага» беседует об экономической составляющей «бархатного развода».

Фото: ЧТ24

– Как бы вы охарактеризовали экономическое положение в обеих частях федерального государства в период разделения Чехословакии?

— Здесь необходимо понять, когда началось это разделение. Это уже связано с осознанием этого процесса спустя 25 лет, то есть это – наш сегодняшний взгляд. Я бы сказал, что по поводу разделения Чехословакии все было абсолютно ясно с самого начала, просто мы здесь, на чешской стороне, на это не сразу обратили внимание. Очень долго, фактически до 1991 года, мы продвигали тезисы, что «крупный рынок принесет нам больше пользы», что «мы должны быть вместе», что «чем нас больше, тем мы станем успешнее» и т.д.

Сначала мы осознали невозможность существования Чехословакии на политическом уровне, и, как это ни парадоксально, но лишь потом мы поняли, что и с экономической точки зрения тоже плохо оставаться вместе. Например, когда появились две национальные валюты, Словакия смогла намного быстрее девальвировать свою крону, чем Чехия. И эта, казалось бы мелочь, серьезно помогла им взять старт в стремлении экономически догнать Чехию. Некоторые говорят, что они нас уже обогнали, но я бы назвал это фантазиями.

Вацлав Клаус, фото: Давид Седлецки CC BY-SA 3.0

Душан Тршиска также считает, что большим подспорьем при разделении государства стала ускоренная приватизация государственного имущества – этот шаг значительно упростил «развод». При этом руководство Словакии горячо поддерживало чешскую программу приватизации, включая купонную приватизацию. В Словакии поняли, что этот процесс значительно упрощает схему раздела имущества в целом, поскольку делить имущество, находящееся в частных руках, гораздо проще, чем государственное.

По прошествии 25 лет экономист уверен, что разделение государства помогло обеим сторонам – как чешской, так и словацкой.

– Как верно отмечает господин президент Клаус, словакам это помогло больше, чем нам. Однако это помогло всем, поскольку договоренности между сторонами уже были абсолютно неэффективными.

– Что было сложнее всего разделить с экономической точки зрения?

– Поскольку в этот момент уже было принято решение о массовой приватизации, нам удалось обойти те острые углы, из-за которых вспыхивают гражданские войны, и чего не смогла избежать Югославия. Я имею в виду «Чешские энергетические заводы». Когда Чехословакия разделялась, «Чешские энергетические заводы» приватизировались, и словацкие инвестиционные фонды, которые также уже были созданы, могли свободно приобретать акции. В какой-то момент встал вопрос, в каком объеме акции чешских компаний будут переданы словацким инвесторам. Это был лишь краткий момент, когда могли возникнуть трения. Когда сегодня мне говорят, что Brexit будет очень сложным, я отвечаю: «А почему это должно быть сложным?» Сложно это может быть только с политической точки зрения.

Югославия в годах 1963–1991, фото: открытый источник

Душан Тршиска уверен – подобные проблемы решаются в целом, а не в деталях, выясняя, кому и что именно принадлежит, кому достанется конкретный вертолет или локомотив. Эффективное решение можно принять только политически, руководствуясь доброй волей.

– То, что мы разделились, и как мы разделились, что мы заключили все эти договоры, и что все они так или иначе работают, можно назвать маленьким чудом. Во всех странах, которые разделились, – будь то Советский Союз или Югославия – до сегодняшнего дня остается не решенные до конца имущественные вопросы. Поскольку там рассматриваются детали, это не может иметь окончательного решения и будет длиться бесконечно.

Новогодняя ночь, когда чехи стали для словаков иностранцами

Как правило, свидетелями исторических событий становятся, прежде всего, радиожурналисты, и ночь на 1 января 1993 г., когда Чехословакия превратилась в два самостоятельных государства, не стала исключением. Именно на радио тогда стучал метроном, отсчитывающий последние незабываемые минуты «старого мира». В Братиславе у микрофона в этот момент находилась Мария Микушова, которая по просьбе «Радио Прага» вернулась к событиям 25-летней давности.

Мария Микушова, фото: Милош Турек

– Я возглавляю Radio Slovakia International, то есть мы – партнеры «Радио Прага», которое можем назвать своей «мамой», потому что словацкая секция «Радио Прага», положившая начало Radio Slovakia International, перестала существовать в момент разделения Чехословакии.

– То есть тогда вы «отпочковались», став совершенно самостоятельными?

– Да, и на тот момент вообще еще ничего не существовало, ноль. Тогдашний директор «Словацкого радио» Владимир Штефко пригласил редакторов, работавших в словацкой секции «Радио Прага», и сказал им: «Вы сейчас станете основателями словацкого International и немедленно начинаете вещание». И они прыгнули в эту новую воду – так было основано Radio Slovakia International. 2 января появилась словацкая секция, а с 1 апреля постепенно начали создаваться другие языковые редакции. 29 марта 2018 года нам исполнится 25 лет.

– Возвращаясь к этим событиям четвертьвековой давности – в тот переломный момент вы находились на радио. Что вам вспоминается наиболее ярко? Насколько сложно было психологически сразу перейти в новое качество, представлять не единую Чехословакию, а Словакию?

Фото: Pixabay CC0

– Знаете, самое трудное, к чему надо было усиленно привыкать, это усвоить, что мы уже не употребляем слово «чехословацкий». С полуночи, 00:00 часов, все стало словацким, в том числе вещание. Эта ночь за микрофоном… Не могу сказать, что она была грустной, так как это была обычная работа. Меня и моего коллегу Мартина Бартишека попросили вести ночной эфир, хотя я была ведущей утреннего эфира и ночью работала лишь изредка. Мы, конечно, готовились к этому вещанию, вспоминали в эту ночь разные исторические моменты и думали, когда наступила предпоследняя минута дня – 23.59, что мы будем говорить, чтобы не ошибиться.

И вот настало время, когда всегда транслируется гимн, – однако это был уже не чехословацкий, а только словацкий гимн, и мы приветствовали уже Словацкую Республику. Мы вышли на радиосвязь со словацкими городами, которые ликовали и отмечали этот день фейерверками, потому что это на самом деле было историческим событием для словаков. Все выражали свой восторг, везде было много народу. Было слышно и видно, как люди радуются.

Мы обзванивали роддома и приветствовали самых первых жителей новой самостоятельной Словацкой Республики – и так до самого утра. Мы связались по телефону с представителями самых разных профессий и спрашивали их, что они об этом думают, хотели ли они разделения или нет.

– Именно это меня и интересует – каким был спектр мнений в этой атмосфере общей приподнятости и восторга?

Братислава, фото: Клара Стейскалова

– Конечно, в Братиславе, в столице Словакии в среде интеллигенции, которая до сих пор очень тесно связана с чешскими интеллектуалами, с чешским культурным обществом, было очень много тех, кто не приветствовал этот шаг. Мы воспринимали и воспринимаем это как потерю одного из культурных пластов. Дело было не в том, что мы могли его забыть, – было совершенно ясно, что у молодежи и у будущих поколений это уже не будет так сильно «сидеть в генах», как у нас, поскольку мы родились в Чехословакии, с языком, литературой, кинематографом, и знали это буквально наизусть. Сегодня молодежь, если специально этим не интересуется, уже не принадлежит к «двойной» чехословацкой культуре.

– Многое двумя народами было сделано совместно – это и общие открытия, и общие достижения в самых разных областях…

– Не могу, однако, сказать, что этот взгляд на чешско-словацкую общность был превалирующим, и за пределами Братиславы и Кошице, на остальной территории Словакии, люди приветствовали независимость.

– Сегодня, по прошествии 25 лет, какое внимание уделяется в сегодняшних передачах и программах словацких СМИ чехословацким темам, фигурам чешской истории, различным аспектам взаимоотношений двух народов?

Разделение Чехословакии – пора увольнений и доносов

Иржи Мейстршик, фото: Халил Баалбаки, Чешское радио

Финал 1992 года выдался особенно лихорадочным, так как слишком многое было поставлено на карту. Нужно было обеспечить правовую преемственность государства, узаконить ряд норм, чтобы с приходом нового, 1993 г. все функционировало, как прежде. Буквально на последнем заседании Парламента был принят закон о «Чехословацком Радио» и «Чехословацком телевидении» как независимых правовых субъектах – это стало точкой отсчета разделения федеральных СМИ, и одновременно периодом увольнений и доносов. Подробнее об этом – в интервью с первым генеральным директором независимого Чешского радио Иржи Мейстршиком.

«В наших воспоминаниях мы возвращаемся во времена, когда Федерация медленно, но верно разваливалась. На тот момент в государстве существовало три уровня правления: федеральный касался дел, связанных с министерствами иностранных дел и обороны, на республиканском уровне решались вопросы здравоохранения и образования, кроме этого, существовали и общие аспекты».

«Такое расслоение наблюдалось и в сфере СМИ, но с одной небольшой, однако существенной разницей: редакции федерального радио и федерального телевидения находились в Праге, в то время как их словацкие «сестры» были относительно независимыми. «Чешское Радио» и «Чешское телевидение» были своего рода придатками федеральных СМИ, которые требовала Конституция, где говорилось о равноправии республик. Однако это не соответствовало действительности. «Чешское радио» существовало, грубо говоря, только на бумаге, так как его директор занимал пост замдиректора федерального радио и во всем ему подчинялся».

Фото: Халил Баалбаки, Чешское радио

– Каковы были ваши личные опасения, связанные с переходом с «Чехословацкого» на «Чешское Радио»?

«Я лично переживал за то, справлюсь ли вообще с этой задачей. Надо было заново выстроить новостные отделы, всю организационную структуру. Мы тогда с нашими словацкими коллегами провели за столом переговоров сотни часов. Я чувствовал огромную ответственность за радио, за «институт обслуживания общества» – это понятие в то время только-только вводилось. Я боялся, как бы не нанести ему урон, поскольку, несмотря на то что мы до того момента жили в условиях тоталитаризма, было сделано и много положительного, существовали ценности, которые никак не зависели от идеологии, например художественные передачи, музыкальные программы. Однако наибольшего внимания, конечно, требовали новостные и публицистические отделы».

– Что для Вас оказалось труднее всего?

«Произошла масштабная смена кадров на руководящих постах – это был, наверное, самый тяжелый момент, так как многих из этих людей я знал лично. Некоторые не получили необходимого свидетельства о прохождении люстрации, другие были членами вооруженных сил (Народной милиции) и так далее. Здесь было много словаков, которые тем самым потеряли работу, что влекло за собой, зачастую, серьезные последствия и для их семей».

– Были ли моменты, для вас совершенно неожиданные, которые застали вас врасплох?

Здание Словацкого радио, Город Братислава, фото: открытый источник

«Я должен сказать, что это было также время сплошных доносов. В сейфе в моем директорском кабинете лежала огромная папка разного рода писем, списков, свидетельств о том, кто, где и когда находился и что делал. Я тогда спрашивал себя: «Что же я со всем этим буду делать?» А потом я встретил Карла Старого, который до «бархатной» революции работал корреспондентом радио во Франции. Когда зашла речь и на эту тему, он мне рассказал, как во Франции после Второй мировой войны в здании парижской мэрии нашли семьдесят мешков с письмами-доносами, написанными французами на французов. И я спросил у него: «Карел, что они с ними сделали?» А он ответил: «Сожгли». Я, правда, не стал ничего жечь, но старался подходить к этим письмам очень благоразумно, чтобы «не быть как они». Не хотелось просто так ликвидировать людей, особенно, если это касалось хороших сотрудников».

«Конечно, и после разделения, когда «Чешское Радио» уже стало самостоятельным правовым субъектом, нам приходилось решать проблему, как поступить с людьми – а в основном это касалось деятелей искусства, – которые состояли в компартии. Понятно, что те, кто хотели занять их место, на них доносили. Иногда было очень сложно перед достаточно революционно настроенной общественностью защищать некоторых из этих людей».