Иван Толстой: «Русских и чехов сближал самиздат»
Недавно в Российском центре науки и культуры прошла презентация книги историка холодной войны, журналиста и писателя Ивана Толстого «Отмытый роман Пастернака. Доктор Живаго между КГБ и ЦРУ». Исследование Толстого, которому он посвятил 20 лет, было издано в конце прошлого года московским издательством «Время». Одна из глав этого произведения посвящается гениальному лингвисту Роману Якобсону, в дальнейшем видному деятелю Пражского лингвистического кружка. Впрочем, как утверждает Толстой, Якобсон был одним из ярых противников выхода книги Пастернака на русском языке за границей.
Главный вопрос, на который Иван Толстой отвечает в своей книге, заключается в следующем: кто выпустил на Западе первое русского издание романа «Доктор Живаго», за который в 1958 году Пастернаку была присуждена «Нобелевская премия»? Трагическая судьба гения, которому запретили печатать свое произведение на Родине, на фоне хитросплетений действий спецслужб и геополитических противостояний - такова основная тема этой работы. Слово автору исследования:
«Это авторская литература о фактах. Это не чисто академическое исследование, потому что оно меня затрагивает. Эту книгу привез мой отец, когда мне было десять месяцев из Брюсселя. Она сопровождает меня как бы всю жизнь. Это семейная история в ней тоже заложена. И потом это последняя литературная тайна XX века, по-видимому.
Какие моменты в ходе работы над этой книгой показались вам самыми важными?
Я бы отметил два момента. Один такой – это открытие наборщика «Доктора Живаго». Эта фигура украшает историю и, главное, объясняет ее до конца. Все становится на свои места, благодаря ей. Второй момент, это догадка о том, что Набоков в своем знаменитом стихотворении пародировал не пастернаковские стихи, посвященные Нобелевской премии «Я пропал, как зверь в загоне», он пародировал тех, кто переводил с английского языка на русский стихотворение Пастернака, которое в течение нескольких дней на Западе было известно только в английской версии. Набоков с Пастернаком здесь не столкнулись. Я думаю, что и для пастернаковедения и для набоковедения это будет интересная страница».
Что в Вашей книге могло бы стать самым интересным для чешских читателей?
«Мне очень трудно говорить за других читателей, я не знаю, но мне кажется, что чешские читатели находились в положении очень похожем на то, которое было у русских читателей, у советских читателей. Мы в этом смысле с чехами породнены. То есть, мы имели правительства, которые мало интересовались нашей историей, нашей культурой, нашей свободной, нашим образом мыслей. Русские, также как и чехи страдали от этого положения. Также у нас был самиздат и тамиздат, и также мы преодолевали так сказать «политический идиотизм», если позволено будет так выразиться ситуации. Пастернак оказался этим первым человеком свободы в Советском Союзе, который, заметьте, не скрыв свое имя напечатал книгу на Западе. Человек другой, который тоже поступил смело, Андрей Синявский, который послав на Запад свои рукописи, скрылся под псевдонимом Абрам Терц, а Пастернак не скрылся ни под какими псевдонимами. Это был очень смелый человек».
