Три судьбы. Три взгляда на великую войну…
8 мая в Чехии отмечается окончание Второй мировой войны, о которой мы будем беседовать с чешским писателем лауреатом международной премии имени Франца Кафки Арноштом Люстигом, носителем ордена Томаша Г. Масарика публицистом Владимиром Быстровым, дочерью героя Советского Союза генерала Николая Ватутина Еленой Ватутиной. Мы представим вам три судьбы, на которых оставила свой след война. Судьбы как нельзя более отличающиеся друг от друга, и все же, в чем-то похожие…
Живая легенда чешской литературы Арношт Люстиг
Арношт Люстиг принадлежит к числу наиболее читаемых чешских писателей. Не только у себя дома, но и за рубежом. После 1968 года он эмигрировал в Израиль, потом в Соединенные Штаты Америки, а после «бархатной революции» проводит много времени в родной Праге, в культурной жизни которой он принимает активнейшее участие. Является директором фестиваля чешско-еврейско-немецкой культур «Девять ворот», недавно издал свою новую книгу «Друзья». Знакомые называют его «солнечным» человеком, отмечая, что в переводе с немецкого «Люстиг» означает «веселый». Что же касается литературных критиков, то они считают его одним из лучших в мире авторов, пишуших о холокосте. Подтверждением этих слов являются его романы «Диаманты ночи», по которому был снят художественный фильм, «Дита Саксова», «Прекрасные зеленые глаза», за которую Люстиг был выдвинут на премию Пульцера. Подобно тому, как Александр Солженицын рассказал миру о Гулаге, Арношт Люстиг повествует о том, что видел и чувствовал в нацистских концлагерях.«Литература – это память чувств. Но, чтобы она на что-то повлияла... Чтобы она воспрепятствовала войне... Такого еще не произошло. Такой силой она не обладает. Но это – память чувств, подобно тому, как когда-то была создана Библия».
Какой запомнилась Вам Прага конца 30-х годов?«Немцы использовали тактику постепенного закручивания гаек, потому что они не хотели настроить против себя остальное население. Не все хорошо относились к евреям. Были и чешские фашисты, издававшие свои журналы «Факел» и «Арийский бой». Общество воспринимало их спокойно, даже симпатизировало. Законы и политика, направленные против евреев, распространялась постепенно. В результате это завершилось их отправкой в концлагеря. По-своему, все вздохнули свободно. Чехи будто бы перестали чувствовать неловкость из-за неравного обращения с нами, а евреи могли отгородиться от мира запретов, потому что они не знали, что ожидает их».
Терезин был возведен императором Австро-Венгрии Иосифом II для своей матери. Эта крепость, подобно многим другим в Европе, была построена в испанском стиле. Ареал разделен на две части. В большой во время войны находилось гетто, в маленькой - тюрьма пражского гестапо. Сверху крепость похожа на звезду, а внутри напоминает поле для игры в классики. Улицы либо длинные продольные, либо короткие поперечные. Ареал был расчитан на 5 тысяч человек, но во время войны там находилось до 60 000 узников. Управление было поручено самим же евреям, которые должны были обеспечить работу города. В этот лагерь должны были привозить евреев со всей Европы, а оттуда распределять их в другие концлагеря. И об этом можно узнать из воспоминаний Арношта Люстига:
«Концлагеря были трех типов: временные, трудовые и ликвидационные. Терезин являлся транзитным. Смерть там происходила от истощения. Молодые обычно выживали. Там я провел два года. После этого я оказался в Освенциме, где узников либо сразу посылались на смерть, либо превращают в рабов. Здесь я провел два года. Из Бухенвальда мне удалось бежать. Только хочу подчеркнуть, что вопрос выживания в лагере не связан ни с умом, ни с силой. Может быть, с долей везенья, потому что лучшие погибли».Как Вам удалось бежать из Бухенвальда?
«Поезд, на котором нас везли, охраняли румынские эсэсовцы. В небе появился американский самолет, пилот которого принял нас за военный транспорт и начал стрелять по первому вагону. В нем ехали женщины – полячки, католички. Я убежал в лес, а потом пробрался в Прагу».
Это было уже к концу войны. В Праге назревало восстание, и Вы принимали в нем участие...
«Скорее это была воскресная прогулка. Я радовался тому, что видел немцев слабыми, побежденными, проигравшими. В среду утром в город вошли русские танки. Этот день стал самым счастливым в моей жизни! Этим ребятам было как и мне – 18. Они приехали чумазые, вспотевшие. Но для нас все они были прекрасными, люди готовы были носить их на руках, приносили цветы и продукты. Ведь они означали мир! А потом произошло чудо. Из Маутхаузена вернулась моя мама. Худая-прехудая. Практически первое, что она спросила: «Что с отцом?» Я сказал, что его больше нет. Мама переспросила, уверен ли я в этом. Я ответил, что да. Больше она о нем не спрашивала, была так рада, что видит меня».
Существуют ли какие-нибудь вопросы, связанные с войной, которые остались для Вас открытыми?
«Таких вопроса три. Во-первых, почему такой цивилизованный и культурный народ, как немцы, массово уничтожали безоружных людей? Во-вторых, все удивляются, почему евреи, несмотря на свой исторический опыт, позволили с собой такое обращение? И, наконец, почему мир это допустил?»
Председатель комитета «Они были первыми» Владимир Быстров
Более десяти лет известный публицист Владимир Быстров воглавлял комитет «Они были первыми», в который входили потомки представителей первой волны русской эмиграции, насильно депортированных в СССР. Его отец был похищен НКВД вскоре после окончания Второй мировой войны. В то время Владимиру не было и десяти лет. Больше они не виделись. Как убежден сегодня господин Быстров:«Дело в том, что российская эмиграция уже с конца 30-х годов очутилась, особенно, в Восточной Европе, в клещах. С одной стороны, это был нацизм, с другой коммунизм. И у нее не было выхода».
В марте 1939 года на территории Чехии и Моравии был установлен немецкий протекторат. Что означало это для русских эмигрантов?
«Необходимо было регистрироваться в, так называемых, российских сборных пунктах, которые подчинялись берлинскому управлению русских в оккупированных странах. Было такое же украинское управление. Некоторые обходили это, представляя себя уроженцами Кавказа.
Какова была роль генерала Сергея Войцеховского в крупнейшем в Чехии движении сопротивления «Оборона народа»?
«Через несколько дней после объявления протектората на одной из пражских квартир четверо генералов, включая Сергея Войцеховского, собрались с целью организации военного сопротивления против оккупантов под названием «Оборона народа». Потом осуществилось несколько встреч, что известно из записок все четверых. Вскоре фамилия Войцеховского перестает упоминаться».По данному поводу есть два предположения. Либо кандидатура генерала Войцеховского не устраивала участников сопротивления молодого поколения, которые были настроены на сотрудничество с Советским Союзом. Либо он получил какое-то тайное поручение, начал вести подпольную работу.
«Существуют свидетельства о том, что он собирал деньги в помощь семьям военных, которые ушли воевать против фашизма за границу. Это все, потому что вся организация в 1941-1942 годах была разоблачена. Причиной стало то, что она была слишком широкая, организованная военным способом, ее довольно легко было обнаружить. Руководство этой организации было либо арестовано, либо бежали за границу. Войцеховский остался в стороне, и больше мы об этом ничего не знаем».
Каковы были идеалы инициаторов данного движения, которое несколько раз возрождалось, и участники которого занимались и организацией Пражского восстания?
«Многие из них были бывшими легионерами, верными традициям первой Чехословацкой республики при Масарике. Их целью было восстановить границы государства так, как это было до Мюнхенского договора, снова ввести парламентскую демократию. При этом армия должна была бы остаться аполитичной, она состояла бы из профессиональных военных, принесших присягу Родине. Разумеется, что все это вовсе не нравилось коммунистам, которые пытались склонить на свою сторону и военных батальона, начавшего воевать на Восточном фронте в 1943 году», - рассказывает историк Йиндржих Марек.Предпринимались ли в отношении русских эмигрантов репрессии со стороны немецких властей?
«В 1941 году, после нападения Германии на Советский Союз той же ночью было изъято около 300 или 400 представителей русской эмиграции, как граждан, так и не граждан Чехословакии. Там проходили допросы, потому что их считали «пятой колонной» России, не Советского Союза, но России. В большинстве случаев они вернулись домой, некоторые были отправлены в концлагерь. Другие, например, мой отец, вернулись домой, но на него распространялся домашний арест, и он должен был каждую неделю отмечаться в гестапо. Были они под надзором, так надо сказать».
Чем этот день, 8 мая, является лично для Вас?
«Мы жили в Праге, которая не очень пострадала во время оккупации. По тому, что я знаю от своей матери, все они надеялись на то, что снова будет Чехословакия, вернется президент Бенеш, и все пойдет по-старому. Многие русские эмигранты хотели покинуть Чехословакию перед приходом Красной Армии, но их чешские жены совершенно не понимали зачем. Ведь им не угрожала опасность до войны, так почему же должна была грозить теперь? После арестов НКВД много зависело от того, русские были жены или чешки. Русские замыкались, боялись, что пострадает вся семья. Чешки были во все колокола, писали во все инстанции, верили, что стоит, чтобы об этом узнал президент Бенеш, и все изменится. Не изменилось… По 10-12 лет жены ждали своих мужей, верили в то, что они вернутся, хотя у них не было о них ни малейшей весточки о них. Это был пример моей семьи, но я знаю многих людей, ситуация которых было очень похожей. Поэтому для нас 8-е мая – это День окончания войны».Дочь советского генерала Елена Ватутина
Дочь Героя Советского Союза Николая Ватутина, член редколлегии издающегося в Праге журнала «Русское слово» Елена Ватутина День Победы отмечает 9 мая, как это принято в России. В памяти у нее навсегда сохранился и самый первый день войны:
«Мы с мамой были на Кавказе, в Ессентуках. Мама лечилась там. Я помню, что вечером мы собирались на концерт, было воскресенье, я ждала ее после процедур и видела, как она бежала по улице. Я даже испугалась, подумала «Что случилось?» Она влетела в комнату, глаза у нее были такие расширенные, и она говорит: «Война, война». Я не поняла, какая война. Но тут уже около 12 часов было выступление Молотова, который объявил о начале Отечественной войны. Потом я помню эту страшную поездку из Ессентуков в Москву, мы ехали пять дней. Мы приехали с мамой 28 или 29 июня, а 26 июля отец уже уезжал на фронт начальником штаба Северо-Западного фронта. Потом в 1942 году был организован Юго-Западный фронт под Сталинградом. Осенью отец вернулся в Москву, готовился дополнительный Юго-Западный фронт, после окружения Сталинграда, а потом он стал командующим Воронежским фронтом, переименованным позднее в Первый Украинский фронт».
Ваш отец погиб в 1944…
«Ранен он был 29 февраля, и умер 15 апреля. Ранен он был когда объезжал фронт, армии, потому что уже должна была пересекаться граница в Чехию. По дороге он был ранен бандеровцами, и через 45 дней, 15 апреля он умер. Похоронен он в Киеве, который для нас теперь недоступен. И, главное, он похоронен недалеко от того места, где мы когда-то жили. Улица называлась Розы Люксембург. Главное, что рядом находится Верховная Рада, и все митинги, голодовки проходят рядом с могилой, в Мариинском парке. Моя мама не хотела, чтобы его хоронили в Киеве, надеялась, что они будет похоронен в Москве. Но тогда у папы был на фронте представитель Верховного Главнокомандования Никита Хрущев, и он настоял на том, что освободитель Киева должен быть похоронен в Киеве. А сейчас для нас это очень тяжело, потому что мне тяжело туда поехать, моему сыну, который живет в Москве, это тоже тяжело. Собственно говоря, на этой могиле очень редко мы бываем. В последний раз я была там на 60-летие освобождения Киева, меня пригласили туда чешские легионеры».По словам госпожи Ватутиной, то, что ее беспокоит, является недостаточное внимание в Чехии к легионерам, воевавшим на Восточном фронте.
«Недавно я была на похоронах Марии Штайнеровой. Ей было 92 года. Я думала, что будут более торжественные похороны. Потому что она прошла из Бузулука до Праги, была выброшена в Татры вместе со Швермой. Войну она, может быть, знала больше, чем кто-либо другой. Понимаете, там было всего лишь два легионера. Старый доктор, которому 94 года, и моя приятельница Мария Кашпарова, она была тогда Колонеева. Ей 87 лет. Я даже не знаю почему, ведь чехам наоборот над было бы гордиться таким людьми. Даже вот Мария Кашпарова, она все время говорит, что это была такая радость, когда мы перешли Дуклу, очутились на своей территории. Вы даже представить себе не можете, какая для них это была радость. И очень многие ведь шли от Бузулука до Праги и не дошли. История есть история. Я даже не знаю, почему чехи так равнодушно к этому относятся. Потому что тот террор, который был при немцах, был страшный, это был и голод, и холод, и все, что угодно».