Джори Грэхем: о духах, американской поэзии и Мандельштаме

Шестнадцатый по счету пражский фестиваль писателей благополучно завершился. На этот раз звездами, или, как модно говорить, хэд-лайнерами фестиваля, были Воле Соинка, первый африканский драматург, получивший Нобелевскую премию по литературе, Говард Брентон, самый востребованный британский драматург сегодня, и Джори Грэхэм, получившая престижнейшую американскую премию в области литературы - Пулитцеровскую. Ожидали также Майкла Каннингема, автора сценария оскарного фильма «Часы», однако он, к сожалению, не почтил Прагу своим присутствием.

Нам удалось поговорить с американской поэтессой Джори Грэхем, профессором риторики гарвардского университета, чьи стихи включены в обязательную литературную программу для американских студентов. Поэт в Америке - больше, чем поэт?

- Видимо, вопроса о женской и мужской поэзии избежать все-таки не удастся, так что начнем прямо с него.

- Начнем с того, что высокая поэзия просто есть. Даже если уничтожить все книги Уолта Уитмена, Мэриан Мур, Эмили Дикинсон, Осипа Мандельштама, изменения уже произошли. Изменения в языке, в истории поэзии. От этого уже никуда не деться, это выговорено в пространство, ахматовский «Реквием» существует в природе, пока хоть один человек помнит его наизусть. Когда я читаю поэзию, я не слышу женских или мужских голосов. И свою поэзию я тоже не могу определить как женскую или мужскую. Проблема скорее в том, что женщинам как бы автоматически выделяется ниша в поэзии, им позволено быть брошенными любовницами, матерями, женами, дочерьми, говорить о разбитом сердце... Но право говорить голосом философа дано ей не сразу, его надо еще заслужить. Если человека зовут Чеслав Милош, все ждут от него рассуждений о смерти, религии, власти, истории, политике. А если человека зовут Эмили Дикинсон, то от него требуется куда большее мужество для этого.

- Думаете, что поэт обязан участвовать или хотя бы быть в курсе политической и социальной жизни? Или хорошему поэту и так хватит, о чем писать?

- Нет, поэт не обязан этого делать. Другое дело, что просто трудно не обратить внимание на то, что происходит с нами. Я живу в стране, которая ведет нелигитимную войну, и еще большой вопрос, является ли само правительство этой страны легитимным. Демократия и свобода потихоньку превращаются в иллюзию. Когда-то студенты на площади Тянь ань Мэнь воздвигли копию статуи Свободы как высший символ Свободы, и мы все этим гордились. Сейчас они уже не смогли бы этого сделать, потому что это перестало быть правдой. Разделение между бедными и богатыми сейчас таково, что понадобился такой ураган как Катрина, чтобы показать, до какой степени Америка убога. В университетах не учат высшей математике, латыни, географии. Конституция США - прекрасный образец поэзии, если хотите, я могу ее наизусть рассказать. Это кратко, емко, ни убрать, ни добавить. Сейчас этот шедевр теряет смысл. Вот об этом писать необязательно. Можно писать о любви. Это личный выбор каждого.

- Кстати о любви. Я слышала, что Ив Сен Лоран выпустил парфюм, упаковку которого украшают строчки из вашего стихотворения... Вам это польстило? Все-таки не каждый день имя поэта появляется на косметическом продукте вместо имени топ-модели или кинозвезды...

- Ив Сен Лоран выпускал духи и для Иссе Мияки, и для Стеллы Маккартни, и для Александры Маккуин. Когда мы сотрудничали с Александрой Маккуин, мне нужно было выбрать название для парфюма, и это было очень интересно, потому как слово на бумаге имеет совершенно другую ценность и смысл, чем слово, написанное на предмете. Для меня на уровне языка это была совершенно другая философия - увидеть, насколько ассоциации со словом меняются, когда оно не напечатано на странице. Я не хотела, чтобы это название было слишком парфюмерным, слишком затасканным, слишком романтичным, чтобы изменить саму идею парфюма, ведь запах - это много больше, чем просто модные духи. Строчки из моих стихов должны были быть выгравированы на бутылочках. Когда бутылочки опустошаются, слова становится все более видимыми. А если держать бутылочку против солнца, то слова дрожали бы на стене. Но, в конце концов, заказчики посчитали, что это все слишком сложно, и просто пометили строчки на упаковке, что, конечно, совсем не то.

- И каков был окончательный вариант для духов «Kingdom»?

- «Who will be innocent?» - «Кто останется невиновным?». Однако мое любимое название, которое я придумала для Иссе Мияке - «Nevertheless» - «Тем не менее». Когда их наносишь, как бы говоришь себе: «Даже если я замужем, даже если существует СПИД, даже если это опасное приключение, тем не менее, я рискну и буду жить так, как если бы не было адюльтера, смерти и болезней».

- В Европе, как, впрочем, и в России, считается, что европейцы более тонки в духовном плане, чем американцы. Вы можете с этим согласиться?

- Основное различие, на мой взгляд, состоит в том, что европейские страны - это светские страны, где присутствие религии не мешает политике. Европейцы достаточно тонки, чтобы понимать, что это правильно. На сегодняшний день религиозный фундаментализм присущ большей половине американцев. И они очень довольны, когда их президент говорит им, что он получил задание идти на войну напрямую от бога. Я себе представить не могу президента страны, которому бы в голову пришло сказать, что он разговаривает с богом без посредников. Вы можете мне такой пример привести?

- Президент Туркменистана Сапармурат Ниязов утверждает, что ангелы спасли его от пожара для туркменского народа.

- Правда? Вот это новость!

- Очертите основные тенденции в современной американской поэзии. Сравните сегодняшнюю американскую поэзию с тем, что было 20,15,5 лет назад...

- В XIX веке американцы были очень эрудированными в области литературы, все это продолжалось до 40-50 годов. Поэзия преподавалась в школе, и дети, прежде чем интерпретировать ее, пропускать через себя, искать там какие-то культурные референции, сначала воспринимали ее физически. Ритм рифмованного слова, красоту эпитетов. Сначала надо просто почувствовать. В середине XX века американцы от этого отказались. А ведь этому надо учиться с детства. Это закаляет душу, это тренирует вас. Если вы едите лишь бы что и никогда не пробовали шедевры высокой кулинарии, вы не сможете отличить плохо приготовленное блюдо от хорошо приготовленного, потому что ваш язык и его рецепторы не образованы, вас этому не учили. Если вы с детства не читали стихи, вы не сумеете почувствовать разницу между бездарным стихотворением и гениальным. А сейчас самые большие библиотеки, где можно действительно найти чудесные вещи, в Америке располагаются в больницах и тюрьмах, в других местах их просто нет. Как будто для того, чтобы приобщиться к высокому искусству, человеку необходимо заболеть или совершить преступление.

- Чему русский поэт может научиться от американского поэта?

- Немногому. Скорее американскому поэту есть чему поучиться у русского. Мужеству, отваге... Мандельштам, будучи в Воронежском лагере, размышлял об античной Греции и описывал шум проплывающего мимо дельфина, рыбы, символизирующей бога лирической поэзии. Вот этой силе жизни надо учиться. Когда Ахматова стояла в тюремной очереди, чтобы ей разрешили свидание с сыном, ее спросили, сумеет ли она описать все это в стихах. Она смогла.