Прага глазами одессита
Что общего у Джакомо Казановы и Давида Бурлюка? Богемия и… Одесса. Именно так считает писатель и культуролог Евгений Деменок, который делится не только своими историческими изысканиями, но и мнением о чешской кухне, чешских блондинках и чешском пиве, и отвечает на сакраментальный вопрос, можно ли носить сандалии с носками. Хотя Евгений не знает, останется ли в Чехии еще на пять лет, уже понятно, что он оказался пленником магического измерения Праги, ведь в эту ловушку может попасть даже член Всемирного клуба одесситов.
– Далеко не вся ваша недавняя книга «Свежий ветер с моря. Записки одесского путешественника» посвящена Чехии, ведь до Праги редко долетает морской бриз. По какому принципу она составлена? Просто – поток ассоциаций?
– Основная, стержневая идея – то, что я по-прежнему смотрю на города и страны глазами одесского наблюдателя, то есть в любом месте ищу каких-то одесситов, хотя это не всегда получается. Идея издать книгу появилась, когда у меня набралось достаточно материалов, и я понял, что все они являются путевыми заметками. Начал я с Ирландии: в своем маленьком очерке «Рассвет с Джойсом» я пишу о том, что мне не часто доводится встречать рассветы – встречать закаты гораздо приятнее. В каждой из шестнадцати представленных стран я искал что-то, связанное с Одессой. В Коста-Рике и Никарагуа я ничего не нашел, хотя я уверен, что какие-то одесситы там «отметились». Например, мои друзья из Львова открыли в Никарагуа кафе.
– А как Казанова оказался у вас одесситом? Напомним, что итальянский авантюрист, путешественник и писатель провел последние годы жизни в Духцовском замке в Богемии. Но при чем тут Одесса?
– Вы будете смеяться, но он стрелялся на дуэли с отцом Елизаветы Ксаверьевны Воронцовой и чуть его не убил. Если бы убил, Пушкину пришлось бы посвящать стихи кому-то другому.
– Елизавета Воронцова была замужем за генерал-губернатором Новороссийского края, и в их одесском доме во время южной ссылки бывал Пушкин. А о ком еще из одесситов вы здесь вспоминаете?
– Безусловно, это писатель и литературный критик Марк Слоним, который был в Праге собеседником Марины Цветаевой, встречался с ней в кафе «Славия», вдохновил ее на публикацию в «Воле России» драматического этюда «Конец Казановы». В Одессе Слоним учился в Третьей гимназии – она находится рядом с моим домом. Я называю эту гимназию «Три К + С», потому что там учился художник Кандинский, автор «Зеленого фургона» Козачинский, конструктор Королев и Марк Слоним.
– Ваш чешский цикл в книге открывается, естественно, «Швейком». Гашек – ваша непреходящая любовь?
– Я не могу сказать, что я «гашеко-» или «швейкофан», но хорошо знаком с Камилом Хайнцем, одним из главных чешских почитателей Ярослава Гашека. Он по-прежнему ездит в Одессу, испытывая какую-то необъяснимую любовь к моему родному городу. Сейчас он уже в третий раз заказал бронзового Швейка. Одесса – единственный город, где эту маленькую скульптурку уже дважды похищали. Камил – а он не скульптор, а просто юрист – уже установил фигурки Швейка в Закарпатье, в Польше. Он старается делать это во всех городах, которые упоминал автор «Бравого солдата». Ярослав Гашек писал, что, по одной из версий его исчезновения, он был зарезан пьяными революционными матросами в одесской пивной. Главная одесская пивная – это, конечно, «Гамбринус», хотя она уже находится и не на прежнем месте. Кстати, ее директором сейчас является мой одноклассник. Одесса – маленький город.
– Вы уже подарили ему засиженный мухами портрет императора Франца Иосифа?
– Хорошая идея! Я всегда удивлялся, что в Чехии свободно висят портреты Франца Иосифа, потому что в Одессе периодически предпринимаются попытки снести памятник Екатерине II, поскольку она разогнала Запорожскую Сечь и так далее.
– Здесь, наоборот, поставили памятник австрийской монархине Марии Терезии.
– Что касается Швейка, то сейчас его скульптурку установили уже внутри «Гамбринуса».
– Эта история напомнила мне петербургского чижика-пыжика, которого тоже все время похищают, хотя подобраться к нему на набережной Фонтанки можно, наверное, только с воды. Скульптор Резо Габриадзе сделал несколько копий, и когда исчезает одна, ставят следующую.
– Я хорошо знаю Резо Габриадзе. В Одессе есть его маленькая работа во дворике Литературного музея, который, к счастью, запирается. Это памятник Рабиновичу размером с чижика-пыжика. Когда Резо спрашивали: «Какому Рабиновичу?», он отвечал: «Любому».
– У вас была какая-то главная книга, которая открыла вам Чехию, стала культурным проводником?
– Когда в конце 1923 года сюда к Максиму Горькому приехали Берберова с Ходасевичем, Нина Берберова писала, что Прага понравилась им больше Берлина, «потому что она захолустнее, но благороднее», и если бы им кто-то протянул руку помощи, они остались бы тут. «Однако в Праге правили бал Чириков и Немирович-Данченко, и мы с Ходасевичем были для них нечто вроде червячков…» Писатель и художник, автор романа «Учебник рисования» Максим Кантор написал после посещения Будапешта: «Наконец-то настоящий город! Стены с осыпавшейся штукатуркой гораздо честнее, чем эта лакированная Прага!» Хотя я и не считаю этот город каким-то залакированным.
– А как началась ваша чешская история?
– Впервые я приехал сюда в одиннадцатилетнем возрасте, и для меня это стало потрясением. Это была моя первая заграница. Мы жили в гостях в какой-то деревне под Брно. Я помню розы на улице, отсутствие луж, магазины, где свешивались окорока. Знаете, что видит мальчик? Мы играли с пацанами в футбол, и это было аккуратное поле. У кого-то во дворе жарили кролика, и это тоже было для меня фантастическим приключением. С ребятами мы общались на русском. Они спросили: «Какой вы язык учите в школе?» Я ответил: «Английский». Они страшно обиделись: «Почему вы не учите чешский? Мы же русский учим!» Наверное, я уже тогда почувствовал Чехию, но не могу сказать, что у меня есть какая-то одна книга. Скорее, это смесь впечатлений.
– Здесь вы водите экскурсии. О чем любите рассказывать?
– Я понял, что хочу больше концентрироваться на начале ХХ века, времени Первой республики, потому что это радостный период. Готика и средневековье мне совершенно не интересны – я не чувствую ни людей, ни характеры. Например, наш любимый Карл IV в Нюрнберге резал евреев, то есть для кого-то он прекрасный король, а для кого-то жестокий убийца. А Первая республика – очень важный и интересный период.
– Скромное обаяние чехословацкой буржуазии?
– Да, хотя Илья Эренбург это и высмеивал. Впервые он приехал сюда в 1925 году. Он писал, что «Чехословакия – двенадцатиперстная кишка Европы». Прекрасные кастрюли и трактора, но все живут новостями из другого мира, где что-то происходит.
– Возвращаясь к книгам – возможно, вы захотите написать «Образы Богемии» а-ля Павел Муратов для русскоязычного мира?
– Если что-то и будет, то, скорее, сборник эссе. Пока я не чувствую выстроенную концепцию. Может быть, потом что-то соберется в книжечку, наподобие той, с которой мы начали разговор.
– В вашем сборнике это как бы отдельные «культурные всполохи» – Игорь Северянин, сестра Давида Бурлюка Лидия, жившая в Праге. Недавно вышла ваша книга «Давид Бурлюк» в серии ЖЗЛ, где есть и «чешские страницы». Возможно, в своей будущих записках о Богемии вы будете отталкиваться от имен и личностей, как Михаил Шишкин в «Русской Швейцарии»?
– Шишкину повезло – он пошел по следам Льва Толстого. Если бы Толстой в свое время сюда приехал и прошел по какому-то маршруту, потом было бы о чем писать. Мне кажется, что Чехия – удивительное место. Это страна, куда редко кто-то переезжает специально. Специально едут в крупные мегаполисы, а в Чехии люди так или иначе оказываются по стечению обстоятельств. Однако это такое заколдованное место, откуда потом сложно выбраться. Ведь Кафка писал, что не может уехать из этой проклятой Праги, и, чтобы освободиться, «ее надо поджечь от Градчан до Вышеграда».
– «У этой матушки – когти».
– Да, Чехия понемногу затягивает, и мне кажется, что здесь очень много интересного, удачное сочетание славянского менталитета и немецкого порядка. Я не могу сказать, надолго ли я тут, но год идет за годом, кто-то уехал в Италию, кто-то в Вену – а Вену я гораздо больше люблю, чем Прагу, говорю откровенно… Однако Прага, скажем так, – не самый плохой город, здесь еще есть, чем заниматься.
– То есть в Чехии жизнь есть?
– Да. «Мы не знаем, есть ли жизнь на Марсе», но в Чехии она точно есть!
– А чешки кажутся вам привлекательными?
– Безусловно. Например, в Одессе – совершенно другой типаж, смесь ста тридцати национальностей. А здесь больше славянского… Конечно, чешки красивые, начиная с моделей и заканчивая порнозвездами.
– Однако здесь же перемешивались разные народы, у многих немецкие, итальянские корни. Мне кажется, что здесь, скорее, австро-венгерский типаж. А вы видите больше славянского?
– Да, начиная от Евы Герциговой и заканчивая звездами чешского Инстаграма – это такие блондинки а-ля Гелена Вондрачкова. Все это яркие девушки, в отличие от повседневной жизни, потому что чехи одеваются мегаскромно. Если Вене и Амстердаме можно увидеть женщин в шубах и на каблуках, то в Чехии – исключительно спортивный стиль, дикий микс. У меня есть друг, художник Игорь Гусев, который, погуляв тут три дня, сказал, как припечатал: «Серые люди в роскошных интерьерах». Все одеты неброско, а интерьеры-то роскошные – готические, барочные. Австро-венгерский замес на чешский характер…
– Квк вы думаете, это нежелание выделяться, или просто потому, что «так удобно»?
– Вы имеете в виду сандалии с носками? Меня здесь же ничего не удивляет. Сейчас идет снег, и, конечно, из-за угла выскочил мужчина в шлепанцах и шортах. Я решил, что и сам буду ходить в шортах – ногам-то не холодно, главное голову держать в тепле. Этот стиль мне уже кажется естественным, как на Манхеттене человек может выйти из офиса в костюме и растоптанных кроссовках. Да, чехи в плане моды не стремится выделиться.
– После переезда в Чехию вы стали больше пить пива?
– До переезда я его вообще не пил, а здесь начал, поскольку если друзья вокруг пьют пиво, а ты нет, то выглядишь каким-то отщепенцем. Мы в Одессе все же больше привыкли к вину, хотя и здесь есть прекрасные винные бары.
– А каких продуктов вам здесь не хватает?
– Недавно я написал в фейсбуке пост, что чехи совершенно не умеют квасить капусту и солить огурцы. Той хрустящей квашеной капусты, к которой мы привыкли, здесь не найти, хотя, говорят, она есть в каких-то русских ресторанах, и какие-то умельцы квасят на дому.
– Вы не ходите в Праге в русский магазины?
– Нет, но у нас под домом есть вечерняя лавка, где хозяин русский, работают украинки. Там царит полный мир и интернационал, продавщицы – девочки из Львова, Ивано-Франковска, а всю линейку русский продуктов они привозят из Германии, начиная от «Докторской» колбасы и красной икры и заканчивая корейской морковкой.
– У вас есть любимое чешское блюдо? И как вы оцениваете чешскую кухню?
– Плохо. Журналист и писатель Игорь Померанцев мне как-то сказал, что это самая плохая кухня в Европе, и здесь самое большое количество желудочно-кишечных заболеваний на душу населения. Наверное, для любителей Чехии это звучит крамольно. Утка для меня – слишком жирное блюдо. Я люблю «татарак» – сырую говядину, возможно, еще сыр. Когда-то в детстве, когда я сюда приехал, то страшно любил кнедлики, но сейчас их, конечно, уже не ем. Нас спасает то, что здесь есть итальянцы, которые опутали Прагу своими магазинчиками. У французов дела идут похуже, но есть еще греческие ресторанчики. Был такой забавный случай – мы поехали в гости к писателю Михаилу Шишкину, который живет в Базеле, на границе с Германией и Францией. В Нюрнберге заехали на рождественскую ярмарку, восхищались, пили глинтвейн, но когда пересекли границу Франции и в первом же кафе попробовали еду, я сказал: «К черту этот немецкий мир! Это ужас, пищевой концлагерь! Боже, какое счастье, что мы наконец в нормальной стране!» Так что Чехия в кулинарном плане – где-то посреди немецкого мира.
– Как вы находите Прагу во времена эпидемии?
– Весной это было удивительное впечатление. Мы побежали на Карлов мост, чтобы посмотреть, как он выглядит без людей. Бродский в своем стихотворении, посвященном Незвалу, сказал: «На Карловом мосту другие лица» – так там никаких лиц не было. Мне страшно понравился пустой город, хотя это, конечно, ужасно, поскольку масса друзей-экскурсоводов потеряли работу.
– А у вас уже есть самые любимые места в Праге?
– Мала Страна, Кампа, Малостранскаяя площадь, Кармелитская улица. Я очень люблю район Карлин, особенно Кршижикову улицу, потому что она зеленая, как в Одессе. Сразу глаз цепляется – в Одессе все улицы с деревьями, а здесь, по австро-венгерской традиции, улицы голые, но есть парки. Я очень люблю Гавличковы сады.
– Вы уже посмотрели страну?
– Я мало бывал в Моравии, но каждые выходные мы стараемся куда-то поехать. Однако тут такое количество достопримечательностей, что можно ездить всю жизнь. К счастью, есть карты маршрутов по Центральной Чехии – бери и ходи, места красивейшие. Чехия – как маленькое сокровище, окруженное со всех сторон горами, чтобы никто не увидел. Она никогда ярко не заявляет о своих интересных местах: «Ребята, у нас это есть, налетай!» Об этом узнаешь, только когда ты здесь поживешь, кто-то что-то скажет, случайно на что-то наткнешься и поймешь, как тут чудесно…
