Украинский хореограф Яна Реутова: «Танец не может быть вне политики»
Найти себя в эмиграции, особенно, если переезд был вынужденным — задача со звездочкой для любого иностранца.
Radio Prague International побеседовало с украинским хореографом и танцовщицей Яной Реутовой, которая приехала в Прагу с дочерью около трех лет назад и сейчас работает в театре танца PONEC. Яна рассказала о своих любимых проектах и восприятии чешской танцевальной сцены, а также о том, почему танцевать важно и детям, и взрослым.
— Изначально я была не педагог, а ассистент, которая могла просто переводить с английского на русский и украинский язык нашим детям, и помогала чешским педагогам. Я изучила методику, как они работают с детьми, потому что мой принцип работы в украинской студии был совершенно иной, и потихонечку начала заниматься с нашими детками.
Мой первый проект здесь, в Праге, случился на фестивале «Tanec Praha». Меня попросили сделать что-то для дня «Focus Ukraine» — мероприятие, где нужно было представить какой-нибудь танец, искусство, связанное с Украиной. Это был мой первый опыт сотрудничества в роли хореографа здесь, в Праге, в июне 2022 года.
Когда я ассистировала, то увидела, как педагоги преподавали в форме игры. Они рассматривали танец со стороны натурального движения: это не то движение, которое мы технически «обрабатываем» телом, понимая, какие мышцы мы включаем. Мы не углубляемся в телесные и технические познания, а заходим через то, как мы чувствуем движение и можем его интерпретировать. Это абсолютно другое и очень хорошо развивает моторику, импровизацию у детей, воображение. Это абсолютно не о технике танца, но мне нравится этот прием, и я думаю, что если когда-то у меня будет возможность открыть свою студию в Праге или снова на Украине, то, скорее всего, я буду сочетать уже два вида подходов — то есть в свой урок обязательно привнесу «танец игрой». Так сейчас называются наши лекции.
Я считаю, что игру очень-очень важно сохранить. Мы настолько серьезно к детям относимся — они вечно «должны» чего-то достичь, чему-то научиться, показать себя и так далее. В Чехии я столкнулась с тем, что к детям здесь абсолютно другое отношение. Ребенок в первую очередь должен оставаться ребенком, и для меня это очень ценно. Собственно, я от своей дочери сейчас не требую столько, сколько требовала на Украине. Все-таки сохраняю за ней возможность выбора и берегу ее детство. Это то, что делают и педагоги театра PONEC. Их цель при работе с детьми — сохранить детство и интерес к танцу и развитию своего движения.
Для того чтобы танцевать, особый талант не нужен, считает Яна. Танец — естественное движение и для ребенка, и для взрослого. Движение под музыку не только помогает раскрепоститься и лучше узнать себя, но и освободиться от гнетущих мыслей.
— Чем лучше обучено тело, тем оно свободнее и тем вероятнее, что оно продемонстрирует гениальные вещи, которые потом мы видим на сцене мировых театров. Я считаю, что каждый ребенок и каждый взрослый может научиться танцевать. В театре PONEC есть курсы и для взрослых. Сейчас мы открыли специальный утренний курс для самозанятых мам, которые не работают в офисе. Утром они отводят деток в школу или садик и у них остается какое-то время на себя, на развитие своего тела.
Научить можно всех. Да и учить не надо — нужно просто подсказать, как понять свое тело и все. Существует очень много методик на расслабление и внутреннее осознание собственного организма. Со взрослыми мы работаем через более глубокие, философские моменты, с детьми — все через игру. Мы предлагаем игру, они в нее играют, затем мы предлагаем попробовать чуть-чуть по-другому, что-то изменить. Надо сказать, что иногда дети придумывают даже больше, чем мы можем себе представить. Их фантазия работает просто гениально.
Чем раньше мы дадим свободу движения ребенку, тем лучше. Я считаю, что такие лекции просто необходимы каждому маленькому человеку, вне зависимости от того, хочет он дальше танцевать или нет. Такие занятия дают возможность проявить себя, и во многих случаях это оказывает очень положительное воздействие на психику ребенка.
Не так давно мы получили поддержку от Erasmus+ на проект по арт-терапии. У нас будет серия воркшопов — как обучающие занятия, так и открытые классы для всех желающих попробовать танцевать. Я считаю, что это особенно важно для нас, людей, которые пережили травму эмиграции. Она есть у каждого из нас, даже если мы этого не осознаем, потому что это про удаленность от дома, семьи, друзей, культурных обычаев и так далее. Арт-терапия может помочь достать изнутри все эти эмоции. Избавиться от этого блока.
Насколько Яне комфортно жить и работать в Праге? Может ли она спустя три года сказать, что Прага стала ей вторым домом?
— Это тяжелый вопрос. Иногда я чувствую, что я акклиматизировалась и наконец-то хотя бы немного могу почувствовать себя как дома. А иногда я ощущаю, что я в Чехии абсолютно чужая.
Что самое сложное, Яна? В какие моменты остро чувствуете себя чужой?
— Наверное, очень сложно в культурную среду проникнуть. Это не означает, что невозможно найти работу. Но найти партнерство, людей, которые будут с тобой не просто сотрудничать, а на каком-то большем уровне взаимодействовать — очень тяжело. Хотя я очень много работаю с чешскими артистами, и мне это нравится. Я даже специально выстраиваю свой проект так, чтобы хотя бы одного-двух чешских танцоров брать в свои постановки. Мне очень интересно с ними что-то создавать, поскольку они привыкли работать абсолютно по-другому, в отличие от меня, но это непросто. Я думаю, что мы просто культурно другие.
Во-первых, танец — это все-таки конкурентная среда. Мы приехали, нас много, все мы чего-то хотим. Что-то показать, что-то доказать, куда-то пробиться. А второе — это да, менталитет. Самое сложное – обзавестись кругом «своих», с которыми будешь чувствовать себя комфортно. А так… Чешский язык выучить достаточно сложно, но возможно. Но я все же думаю, что моя дочка больше акклиматизировалась, чем я.
Яна Реутова работала танцовщицей, хореографом и педагогом в Одесской области. В 2014 году она основала театр танца «Пластилин» и создала несколько спектаклей, отмеченных наградами. Организовала фестивали «Танцевальная платформа MOST» и «Speaking with the body», много работала с детьми (проект Creative Kids).
В марте 2022 года она забрала свою дочь и нескольких студентов и уехала от войны в Прагу, где сейчас и работает. Она танцевала в проектах Анны Каллблад, Николь Бойтлер, Флавии Тапиас, POCKETART. Яна проводит мастер-классы для детей и развивает собственное творчество. 30 сентября 2023 года состоялась премьера ее триптиха «Together Alone» с танцовщиками из Украины, Чехии и Буркина-Фасо.
Танцы длиною в жизнь
Танцы пришли в жизнь Яны с раннего детства: уже в три года она ходила в танцевальный кружок для малышей, позднее родители отдали ее на балет и спортивные бальные танцы. Режим жизни был максимально напряженным.
— После школы сразу я бежала на балет или на бальные танцы и приходила домой в 8-9 вечера. И нужно было еще делать уроки, поэтому вся моя учеба происходила ночью. Из-за этого я, конечно, лет в 13 взбунтовалась и сказала, что вообще не хочу танцевать. Но упорство моих родителей было сильно. Мне сказали, что я должна закончить начатое, что, пока я учусь в школе, буду танцевать. Я сопротивлялась всеми возможными способами, пропускала тренировки — не помогло. К тому же, мы помним, какая жесткая школа — особенно балетная — была в то время. Мы знаем, что такое «вагановская» методика, и каким образом по ней «достают» из людей движение — абсолютно ненатуральным способом. Так что это был очень сложный период в моей жизни. Помню, потом в школе я училась во вторую смену. Это означало, что надо было утром бежать на тренировки, потом бежать в школу, после школы — еще раз на тренировки. Я вспоминаю школьные годы и, знаете, не помню себя ребенком.
Несмотря на то, что после школы Яна поступила на юридический, уже в процессе учебы она снова вернулась к танцам. Вскоре после получения диплома, попробовав себя в профессии, она убедилась, что юриспруденция — это все-таки не ее, и окончательно вернулась в танцы — уже в роли хореографа. По словам Яны, ей очень нравилось исследовать то, как обучить человека, который раньше не танцевал, тому или иному движению.
— Каждый исполнитель привносит в танец много своего, поэтому все мы открыты для своих элементов, для своего танца. Наше тело имеет свои паттерны, и эти паттерны мы потом видим на сцене. Нужно изучать, наверное, самого себя, что-то новое в себе искать. Пробуя разные техники и стили, занимаясь с разными педагогами, посещая воркшопы, мы обогащаем себя, свои знания, свое тело, и потом можем придумать больше собственных элементов.
Что вы про себя поняли в ходе солидного куска танцевальной жизни?
— Обнаружился интересный парадокс: я всегда очень любила быть на сцене, но сейчас поняла, что наслаждаюсь работой хореографа. Что, наверное, это мне приносит больше удовольствия и счастья, чем нервно трястись за кулисами, ожидая своего выхода на сцену.
Страх присутствует всегда, но он просто разный, трансформирующийся. Если ты думаешь о людях, которые пришли на тебя посмотреть, то переживаешь, насколько у тебя получится донести свою мысль. В плане исполнения движения я уже более-менее уверена в себе, в том, что все получится и будет выглядеть так, как нужно.
Я осознала, что на сцене и в жизни я абсолютно разная. На сцене у меня есть маска, но я думаю, что это потому, что я прошла такую серьезную и строгую школу классического танца и бального танца. Мне очень сложно просто выдохнуть и расслабиться, не работать с телом как с технической основой, а работать с телом как с артистом. У меня всегда техника выходит на первое место, но я очень с этим борюсь. Моя последняя работа с бразильской танцовщицей Кларой да Коста — вот где мне удалось действительно побороть свое замороженное состояние Снежной королевы и по-настоящему насладиться тем, что мы делаем на сцене.
С Кларой у меня был первый опыт в качестве драматурга. Она танцевала соло, а я выстраивала для него драматургию. Это был, выражаясь простыми словами, кайф. Это настолько интересно и в то же время ответственно! Ты отвечаешь не только за идею, но и за наполненность. Главное — правильно донести все до исполнителя, чтобы он нашел в себе нужные нотки, верные движения, которыми будет разговаривать со зрителем. Для меня это была супер увлекательная задача. На Украине у меня не было возможности глубоко изучать драматургию, поскольку о ней не говорилось, как об отдельной нише. Работу драматурга чаще всего выполнял хореограф. А в пражском театре танца PONEC проходила серия больших семинаров, воркшопов, куда приглашали разных драматургов с разных стран. И вот это действительно было познавательно.
Яна признается, что любит оставлять в постановке легкую недосказанность — чтобы зрителю было о чем поразмышлять после просмотра.
— Я очень люблю не до конца расшифровывать картинку зрителю. «Вот пришла девочка, она пошла погулять, там она нашла яблочко, а здесь она его съела» — это точно не о моих спектаклях. Мне нравится играть с воображением зрителя, даже если это самый обычный человек, который не часто ходит на современные спектакли. Я все-таки хочу дать ему свободу для домыслов. «А что бы было, если бы?» Хочу, чтобы мою картинку люди дополнили своей фантазией.
Яна, вспомните, может быть, свою любимую работу в качестве танцора, в качестве хореографа и в качестве драматурга?
— У меня две любимые работы, в будущее которых я верю. Первая работа — «Invisible Traces». Я делала триптих, который называется «Together Alone», и это вторая часть. В ней участвуют три чешских танцовщика: Лукас Блисс Блаха, Йитка Чехова и Жанета Мусилова. Они — великолепные перформеры, мне очень повезло, что они согласились участвовать. С ними эта работа стала гораздо лучше — по сравнению с тем, как я представляла себе ее в голове.
Это очень юморная, двадцатиминутная история. Можно и посмеяться, и поплакать, когда ощущаешь и понимаешь ее глубину. И вторая работа — это танец с Кларой да Коста, он называется «Womanhood». Это дуэт о женщинах – обо мне и о ней.
Как вы оцениваете украинскую танцевальную сцену и чешскую?
— Украинская танцевальная сцена очень сильная. Наши танцоры имеют отличную техническую подготовку, они научены тяжело и много работать, но у нас меньше возможностей реализовать спектакли, поскольку нет нужного финансирования, такого обширного спектра грантовых программ, как в Европе. Есть сложности с оплатой пространства и репетиций. Зачастую талантливейшие хореографы даже вкладывают свои финансы в это дело, а танцоры работают только за гонорар за спектакль.
Еще, думаю, на Украине движение и качество движения все-таки стоят на первом месте, и только потом — идея. Правда, за последние три года многое начало меняться. Я просто преклоняюсь перед людьми, которые в сегодняшних условиях продолжают развиваться и делают очень качественные спектакли. Думаю, что европейский опыт дает о себе знать. Но, если говорить в целом, качество украинской сцены абсолютно не уступает качеству европейской сцены.
Был ли у вас опыт работы с российскими танцовщиками и хореографами, драматургами? И как вы считаете, сегодняшняя политическая ситуация повлияла на отношения в танцевальном мире? Или все-таки танцы вне политики?
— Я очень много сотрудничала с российскими хореографами, ездила на обучающие программы и фестивали. Одна из моих любимейших хореографов — я считаю ее своей учительницей, она первая открыла мне двери в большой мир современного танца — Ольга Лабовкина, она белоруска, сейчас работает в России. Ее можно понять, для белорусов Европа сейчас достаточно закрыта. Оля создает гениальные вещи. Вот здесь можно с уверенностью сказать — это талант от Бога.
…В какой-то момент я думала, что танец вне политики. Но когда дело начало касаться моих близких, родных, когда начали погибать знакомые люди, я осознала, что танец не может быть вне политики. Я должна понять, где мое место.
К сожалению, с хореографами, которые сейчас остаются в России, никуда не выезжают, и их как бы все устраивает, работа сейчас закончена. Иногда это действительно к сожалению. Но я поступила так в силу обстоятельств и в силу их точки зрения. Увы, некоторые думают, что то, что происходит на Украине — правильно. Как? Не может быть ничего правильного, связанного с убийством детей и невинных людей. Нельзя это объяснить. На уровне большой политики можно говорить что угодно, обсуждать, кто прав, кто виноват. В этом очень сложно разобраться. Мы действительно не знаем всей правды и обстоятельств, с которых все началось. Чем все закончится, тоже практически невозможно спрогнозировать. Мы можем только слушать политологов, читать, стараться разобраться. Но для меня все, что связано со смертью и убийством — неправильно. Поэтому у меня очень четкая политика: с теми, кто это поддерживает, я не работаю.
