По следам Пушкина. «Чешский» дневник Долли Фикельмон
Очередная годовщина со дня рождения Александра Пушкина, которая отмечается 6 июня, – повод вспомнить о Долли Фикельмон, судьба которой тесно переплетена с Богемией. Свой дневник Дарья Федоровна, внучка Кутузова, завершала в чешском городе Теплице, где он долгие годы хранился у потомков ее дочери Елизаветы-Александрины, вышедшей замуж за князя Эдмунда Клари-Альдрингена. Этот документ был обнаружен только в середине ХХ века и вызвал сенсацию в пушкиноведении. В Дуби у Теплице покоится прах незаурядной женщины, которая более семи лет была другом поэта.
Долгое время никто не знал о существовании дневника Долли Фикельмон, пока в 1942 году к князю Альфонсу Клари-Альдрингену (Кляри унд Альдрингену) не обратился бывший белый офицер Николай Раевский, живший в Чехословакии в эмиграции и давно интересовавшийся Пушкиным. Оказалось, что до сих пор в Теплицком замке хранятся записи прапрабабушки князя Дарьи Фикельмон, урожденной Тизенгаузен (1804–1863), в которых она вспоминает и о встречах с поэтом, и о его дуэли. Однако опубликовать находку Николай Раевский не успел: это были годы оккупации, а после прихода Красной армии, 13 мая 1945 года, он был арестован в Праге органами НКВД и отправлен в ГУЛАГ. Сообщение о дневнике Фикельмон появится в литературоведении гораздо позже, а Николай Раевский, который только в 1960 году освободится после отбывания ссылки, войдет в пушкинистику как автор знаменитых книг «Если заговорят портреты» и «Портреты заговорили».
О богемских страницах в судьбе Дарьи Фикельмон мы беседуем с бывшей сотрудницей петербургского Музея Пушкина Ольгой Александровной Байрд-Яценко.
– Хотя сам поэт, будучи волей императора «невыездным», не побывал ни на курорте Теплице, ни в Карсбаде («поспешай Карлсбадские пить воды, чтоб с нами снова пить вино», – напутствовал он приятеля), ни в Мадриде, ни в Вене, литературоведы все же отыскивают следы Пушкина в Европе...
– Пушкинская связь с Европой осуществлялась, конечно, через книги, но также и через его друзей, окружение. Если говорить о пушкинской памяти в Богемии, то главной фигурой здесь будет Дарья Федоровна Фикельмон. В России мы ее знаем как приятельницу Пушкина, внучку Кутузова, жену австрийского посла. Она оставила свой след и в Петербурге, и здесь, в Чехии.
– Что связывало Дарью Фикельмон с Пушкиным? Историки литературы до сих пор спорят, были ли у них романтические отношения.
– Елизавета Михайловна Хитрово, мать Долли и дочь Кутузова, действительно была влюблена в Пушкина, и это видели современники, которые над ней подсмеивались. Так что я не думаю, что Долли Фикельмон стала бы ставить в смешное и глупое положение себя и свою мать, поэтому не верю ни в какие интимные отношения между ней и Пушкиным. У них, безусловно, было интеллектуальное общение – поэт был постоянным гостем салона Долли и ее матери, который находился в петербургском доме князя Салтыкова.
– Как Долли встретила своего будущего мужа?
– Свою раннюю юность она провела по большей части в Италии, с которой, наряду с Австрией и Россией, тесно связана ее жизнь. Там семья Елизаветы Михайловны, которая вторым браком была замужем за генералом Николаем Хитрово, познакомилась с Карлом Людвигом Фикельмоном, который тогда еще не был послом, а представлял Австрию во Флоренции. Он влюбился в Долли, сделал предложение, мать и дочь дали согласие, и в 1821 году 16-летняя Долли вышла за него замуж. Между ними была очень большая разница в возрасте – 27 лет. Однако все исследователи, начиная с Раевского, считали, что они любили и уважали друг друга, и это была достойная и красивая семья, которая имела представление, как следует вести себя в обществе.
– В Петербург они попали, когда Карл Людвиг Фикельмон уже был назначен послом в Россию?
– Да, они приехали в 1829 году, а покинет этот город Дарья Федоровна в начале 1938 года. Из столицы Российской империи она отправится сначала в Италию, потом в Австрию. А когда они с мужем столкнулись в Австрии с событиями революции 1848 года, то приехали в Богемию, в Теплице, где жила дочь Фикельмонов Алекс-Элизабет. Она вышла замуж за князя Эдмунда Клари-Альдрингена, который был представителем богемско-австрийской аристократии, и в Чехии у него были обширные владения. Так что супруги Фикельмон много прожили в Теплицком замке. Они были уже не первой молодости, и у них уже не было желания заводить литературный салон или заниматься политикой. Они просто приехали к дочери, где было спокойно.
– Что в Теплице сохранилось от истории этой семьи?
– В музее сегодня находятся портреты Долли Фикельмон, в архиве Теплице и Дечина хранятся документы семьи. Хотя супруги уезжали и в Вену, и в Италию, именно в Богемии они проводили много времени, и в Дуби, неподалеку от Теплице, в склепе Клари-Альдринген, Дарья Федоровна похоронена.
– И ее дневник и весь архив хранились в семейном замке?
– Архив очень долго находился в семье — именно тогда с ним и познакомился Николай Раевский. Первым, кто в 1956 году опубликовал фрагменты дневника Долли, стал Аркадий Флоровский, также русский эмигрант «первой волны», который в то время уже был профессором-славистом Карлова университета. После Второй мировой войны Теплицкий замок, как и другие аристократические поместья Чехословакии, были национализированы, и с тем, что, там находилось, произошло то же, что случилось в России после 1917 года, – перемещение вещей, которые оказывались в местах, никак с ними не свазанными. В процессе национализации часть имущества Клари-Альдринген оказалась в замке Велтрусы, и им занялись лишь спустя много лет. Там был обнаружен прекрасный портрет Долли Фикельмон, написанный в Италии в 1824 году, – сейчас он вернулся в Теплице. Там же сегодня можно видеть портрет ее дочери — владелицы Теплицкого замка. Есть несколько карандашных рисунков и акварелей, изображающих Долли Фикельмон. В 1990 годы часть дневника, которая интересует Россию, была переведена на русский язык, ведь Дарья Федоровна писала по-французски.
– На каком языке говорили в семье?
– Долли Фикельмон была урожденной Доротеей Тизенгаузен, ее отец был прибалтийским немцем, поэтому первый язык был, разумеется, немецкий. У нее была немецкая бабушка, с которой она росла, и со своим австрийским мужем она, конечно, говорила по-немецки. Французский язык Долли учила еще ребенком. В архиве Дечина сохранилось прелестное письмо Кутузова своей внучке, написанное в декабре 1812 года, за несколько месяцев до смерти, – на немецком он ее благодарит за прекрасное предыдущее французское письмо. Русский Долли знала плохо – в 1830 году в России муж и жена Фикельмон брали уроки русского языка.
– Как вы считаете, она могла по достоинству оценить творчество Пушкина? Ведь он писал по-русски.
– Думаю, да, хотя между собой они, естественно, общались по-французски. Однако чтобы оценить Пушкина, ей хватало и ума, и образования, и культуры. Современные исследователи узнают портреты Долли среди рисунков Пушкина, соотносят с ней образ Татьяны Лариной после замужества. Нколай Раевский считал, что дворец старой графини в «Пиковой даме» списан с дома австрийского посланника.
Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех…
Можно вспомнить «Египетские ночи» – молодая дама, которая без всякого смущения вынула из урны тему для импровизатора, возможно, тоже Долли.
– Что в своем дневнике она говорит о Пушкине? Помимо известного замечания «Смесь наружности обезьяны и тигра», которое, кстати, было цитатой собственных слов поэта.
– Она не очень много о нем пишет, но действительно характеризует его внешность: «что-то дикое во взгляде». Ей было интересно его экзотическое происхождение. Она сообщает, как прекрасно он говорит – «ведет беседу очаровательным образом». Она очень лестно отзывается о внешности Наталии Николаевны, хотя Долли и не была уверена, что та достаточно умна и образована. «Это очень молодая и прекрасная особа, стройная, гибкая, высокая, с лицом Мадонны, чрезвычайно бледным, с кротким, застенчивым и меланхолическим выражением, глаза зеленовато-карие, светлые и прозрачные, с не то чтобы косящим, но неопределенным взглядом, нежные черты, красивые черные волосы».
Дарья Федоровна очень серьезно относилась к своей роли жены дипломата. Она приехала в город, где родилась, где был похоронен ее дед, – на ее глазах появился памятник Кутузову перед Казанским собором, но при этом она прибыла как представительница Австрии, а не России. В дневнике она писала, что роль жены дипломата очень трудна, потому что «сложно всем нравиться».
И примерно так же она относилась к роли жены поэта, тем более такого как Пушкин. Она предполагала, что Наталию Николаевну ожидает сложная судьба и сложные взаимоотношения с трудным человеком. При этом Дарья Федоровна полностью была на стороне Пушкина. В 1843 году, уже уехав из Петербурга, она, узнав новости из российской столицы, написала сестре: «Пушкина, кажется, снова появляется на балах? Не находишь ли ты, что она могла бы сдержаться? Она стала вдовой вследствие такой ужасной трагедии, причиной которой, хоть и невинной, явилась она».
– Удивительно, но и последние дни отца Дарьи Федоровны Фердинанда фон Тизенгаузена – а он прожил на свете всего 23 года – были связаны именно с Богемией, вернее, с Моравией.
– Своего отца она практически не знала, ведь он сначала служил адъютантом Александра I, а потом Кутузова, на глазах у которого он был ранен в битве при Аустерлице, то есть тоже здесь, в Богемии. По свидетельству современников, увидев во время сражения ранение зятя, Кутузов не выказал никаких чувств и продолжал командовать, но на следующий день его увидели в слезах. Он сказал: «Вчера я был начальник, а сегодня – отец». Сохранились письма Кутузова дочери, в которых он пытался ее утешить: «Лизонька, дорогая, дай слово – одна не плачь, будем вместе плакать!»Фердинанд фон Тизенгаузен был тяжело ранен и увезен с поля сражения километров за двадцать. Он скончался в здании небольшого трактира под Брно. Я туда съездила — этот дом сохранился, и перед ним стоит крест с надписью на русском и на чешском языке: «Здесь покоится адъютант русского царя граф Фердинанд Тизенгаузен, кавалер орденов св. Анны и Марии Терезии, родился 15 августа 1782 года, скончался в этом доме 4 декабря 1805 года от ран, полученных в битве под Аустерлицем. Умер смертью героя».
– Где был погребен отец Дарьи Федоровны?
– Долгое время я была уверена, что Елизавета Михайловна, которая сопровождала мужа в армии, что было обычным для XIX века явлением, забрала тело мужа и увезла в Российскую империю, поскольку Тизенгаузен похоронен в ревельском соборе, в Таллине. Однако, судя по надписи, он был сначала погребен в том месте, где умер. Так что родные только потом эксгумировали останки и увезли на его родину. Меня очень трогает, что здесь все сохранилось, – и крест с надписью, и это здание, и имя отца Дарьи Федоровны Фикельмон.
В заключение можно добавить несколько фактов об обстоятельствах переезда супругов Фикельмон в Богемию в 1848 году. В марте Карл Людвиг был назначен председателем австрийского военного совета, а Дарья Федоровна задержалась в Венеции, где узнала о революции в Австрии и падении Меттерниха. Когда Фикельмон стал министром двора и иностранных дел в составе первого конституционного кабинета, в Венеции была провозглашена республика, и Долли дважды оказывалась под арестом, а из города ей удалось выбраться лишь на английском военном корабле.
В Вене в карьере Фикельмона начались проблемы – он был обвинен в получении взятки от русского правительства, а Дарья Федоровна боялась даже встречаться с соотечественниками. Вскоре Карл Людвиг подал в отставку и Фикельмоны с дочерью и зятем уехали в Теплице.
Их потомок Альфонс Клари-Альдринген (1887–1978), который сообщил Николаю Раевскому о дневнике Долли, тяжело переносил отмену в Чехословакии дворянских титулов и вмешательство государства в имущественные дела аристократии. Он начал симпатизировать немецким националистам и в 1940 году вступил в НСНРП. Двое его сыновей погибли на Восточном фронте, воюя в рядах вермахта. В 1945 году семья Клари-Альдринген безуспешно пыталась бежать в американскую оккупационную зону, а позже была выслана в Германию.