Пока спектакль не встанет на ноги, как малое дитя…
В начале октября в Прагу с гастролями прибывает петербургский Большой Драматический Театр имени Товстоногова. Пражане и гости столицы увидят два спектакля: «Власть тьмы» и «Дядюшкин сон». В одной из главных ролей - Алиса Фрейндлих. Нас предупредили, что на интервью из-за краткого пребывания театра в Праге времени может не остаться, поэтому мы попросили Алису Бруновну предоставить Радио Прага интервью по телефону. Одной из тем, затронутых в разговоре с актрисой Лоретой Вашковой, был и поэт Иосиф Бродский, точнее, фильм о нем.
«Осталась масса фотографий, в Петербурге еще есть люди, которые с ним общались - он слишком молодой ушел из жизни, поэтому его коллеги, его соученики, его друзья, они еще живы, здравы и могут многое рассказать, что они и сделали, кстати говоря, когда был уже готов сценарий. Я думаю, что они и в написании сценария принимали участие и потом, когда были съемки, они часто появлялись. Была масса фотографий, в которые можно было погрузиться, начиная с детства Иосифа и до последних, потом его замечательный разговор с Волковым, его беседы по Венеции, такие вот последние беседы. Это все было отсмотрено, со всем мы знакомились, поэтому материала для размышлений было довольно много.
Но время, время - это мое время. Я считаю, что этот фильм - не столько биография Бродского, сколько срез времени. Это время, в котором я жила и мои родители, и моя мама абсолютно рифмуется с матерью Бродского - не в плане того, что … Ей не удалось родить поэта, но по быту, по привычкам, повадкам материнским - это абсолютная рифма.
И потом режиссер Кржижановский, - кстати говоря, мы потом были в Лондоне с этим фильмом, и когда я сказала ему, что я, к своему собственному изумлению, обнаружила, что сыграла фактически свою собственную маму, он сказал: - Да? А у меня было ощущение, что Вы сыграли мою маму. Так что видите, - мамы, они все рифмуются».- То есть, это была универсальная мама мам…
«Да, да».
- Погружение в образ требует огромных затрат душевных, а как потом отвязаться от роли? Насколько сложен процесс возвращения к себе самой?
«Понимаете, это же не спектакль, это все-таки фильм, он снимался фрагментарно, снимался довольно длинно, и какого-то вхождения и выхождения из роли, его не было, а она просто настолько, насколько она запала мне в душу, настолько она со мной продолжает присутствовать».
- Мой вопрос касался не только роли матери Бродского… А есть вообще роли, которые энергетически к себе привязывают – профессионализм, он, конечно, и есть профессионализм, но все же это, мне кажется, сложно иногда…«Ну, это сложно, да, да, когда роль играется в театре, допустим, то после спектакля существует определенный шлейф, пока ты не переключишься на другую роль, но шлейф этот существует, конечно. А что касается кинематографа, обычно с этим расставаться бывает как-то проще, ты к этому не возвращаешься, снят фильм и все, он уже тебе не подвластен».
Если говорить о театре, премьера для Алисы Бруновны, как и для других истинных мастеров актерского ремесла, служит лишь отправной точкой для дальнейшей работы над «полотном», в которое вносятся новые краски.
«Для меня премьера никогда не есть итог, никогда не есть полная готовность. Мне нужно, чтобы спектакль прожил свои 15-20 раз, пока не встанет на ноги, как малое дитя».
- Алиса Бруновна, вы с БДТ 27 лет уже?«Ну, с 1983 года, да, получается, 27 лет…»
- То есть, Вы, отчасти, можно сказать, даже повивальная бабка, отчасти роженица, Вы с ним неразрывно – как изменился театр за это время и зритель его как изменился?
«Ну, трудно это сейчас суммировать. Я пришла к Товстоногову, но к сожалению, очень мало успела с ним поработать, только пять лет до его ухода из жизни. Из этих двадцати семи я только пять с ним проработала и мне очень горестно, что … Конечно, театр был иной, он был осенен, ну, что ли личностью и гением этого режиссера. Потом он испытывал какое-то сиротство, потому что Товстоногова не стало, но хотелось сохранить его традиции, его науку, его метод, его энергию. Кирилл Юрьевич Лавров руководил театром и старался все это сохранить. Что касается Тимура Нодаровича Чхеидзе, который сейчас руководит театром, то после ухода Товстоногова он почти сразу пришел и, можно сказать, единственный откликнулся, чтобы поддержать нас в нашем сиротстве, но он не захотел взять руководство театром на себя».
Тимур Чхеидзе отважился на руководство театром лишь после того, как не стало и Кирилла Лаврова…«Но мы уже с ним давно вместе и считаем, что, так сказать, у него есть свой режиссерский почерк, безусловно, но он исповедует то, что исповедовал Товстоногов, так что какая-то преемственность существует в театре, и театр продолжает сохранять атмосферу духовного театра. Ну, стараемся, во всяком случае».
- Вот Вы сказали, что театр осенен был гением Товстоногова и как потом ощущается пропасть какое-то время… Вы также встретились с гением, осенившим кинематограф, Андреем Тарковским, что Вам вспоминается из работы с ним?
«Вот одна работа только у нас была, «Сталкер», больше я не встречалась с ним в работе, но это было, конечно, интересно. Он был режиссер-живописец, как мне кажется, и, безусловно, исповедующий духовную линию, и в кинематографе тоже. И представьте себе, что он никогда не давал - на том небольшом этапе работы в «Сталкере», на котором я с ним встретилась, - он никогда не давал каких-то дежурных и таких ремесленных, ну, … Хотя я очень уважаю слово «ремесло», - тем не менее, он никогда …Он энергетически заряжал, вот такой у него был метод».- А еще любопытно, какой импульс Вас пришвартовал к «Урокам танго и любви», они продолжаются еще?
«Да, да, да, мы играем еще, и если говорить о молодежи, то молодежь охотно наполняет зал на этом спектакле. Ну, что меня туда прибило? Я могу сказать - во-первых, я искала какую-то пьесу, в которой я могла бы успеть сыграть с дочкой моей, дочерью Варварой. Она актриса, она много времени потеряла, выращивая двух своих детей, которые сейчас уже стали достаточно взрослыми, чтобы их можно было оставить на свое усмотрение, и мне хотелось успеть с ней сыграть. То есть сделать то, чего я не успела сделать со своим отцом, с которым мы тоже очень хотели вместе что-то сыграть, но мы так и не успели это сделать.
И нашлась пьеса, в которой это оказалось возможно. Ну, пьеса, скажем так, довольно слабенькая, но вот встреча с нашим Музыкальным театром «Крепостной балет» меня как-то вдохновила на такой, я бы сказала, озорной жанр. Мы соединились и получилось, ну, по крайней мере, что-то новенькое. Хорошее или худое, не нам судить, это уж там зрители проголосуют ногами… Я даже не знаю, как этот жанр, как его можно назвать - гармонический эклектизмус? Это не шоу и в то же время не просто спектакль, а что-то синтетически, так сказать, ну, я не знаю…».- … Просто живое, а, значит, нужное, я верю…
«Ну да, да, это важно, это важно».