Профессор Ярослав Крейчи: «Между демократией и диктатурой»
Чешский историк и социолог Ярослав Крейчи, который больше двадцати лет своей жизни провёл в Англии, в мае представил в Праге новое издание своих мемуаров под названием «Между демократией и диктатурой». Профессор Крейчи прекрасно знает все оттенки тоталитаризма и свободы, не только благодаря своей профессии, но, прежде всего, благодаря своему личному опыту. Когда я с ним встретилась, чтобы поговорить о его жизни и творчестве, мне было очень трудно поверить, что в феврале ему исполнилось 90 лет. Передо мной стоял мужчина, конечно, преклонного возраста, но с молодыми, сияющими глазами, энергичный, интересующийся всеми аспектами современной жизни. Если б моя голова сейчас работала, как 90-летняя голова моего гостя, то я бы считала себя счастливым человеком.
В течение своей долгой жизни Ярослав Крейчи подвергался преследованию, как со стороны фашистов, так и коммунистов. После войны, за участие в освободительном движении, он был награждён социалистическим правительством. Но это не помешало впоследствии приговорить его к 10 годам тюремного заключения за продвижение так называемых «западных» течений в научной работе в рамках Народнохозяйственного учреждения, что расценивалось как «измена родине». Его отец, которого коммунисты осудили за участие в правительстве во время протектората, в тюрьме умер. Ярослав, благодаря амнистии в 1960 году, после пяти с половиной лет заключения дождался свободы. Поскольку он уже не мог работать по своей профессии, он начал заниматься проблематикой развития цивилизаций. В 1968 году Ярослав Крейчи вместе со своей женой эмигрировал в Англию, где стал профессором университета в Ланкастере.
Ваш отец в коммунистической тюрьме умер, Вы провели за решёткой пять с половиной лет, почему Вы эмигрировали только в 1968 году? Раньше Вы не хотели, или это было невозможно?
«Это было возможно, но 1968 год был наполнен надеждами. Раньше я не эмигрировал из-за того, что у меня здесь была мама, и я не хотел её оставить одну. Кроме того, я думал, что со всем как-то справлюсь. Беда наступила не сразу в 1948 году, а только в 1954 году. Между тем всё готовилось. Может быть, я всё это не принимал слишком всерьёз, когда я узнал, что они за мной следят. Наконец, когда я работал в Народнохозяйственном учреждении имени Йозефа Главки, они нас обвинили в том, что мы пытаемся направлять молодёжь к возвращению капитализма. Это была неправда. Ничего подобного там не проходило, там велись чисто профессиональные дискуссии, а никакого переворота мы не готовили. Хотя уже тогда я был уверен, что с экономической и политической точек зрения это не может долго продолжаться, что раньше или позже это рухнет».
Когда Вы потом вернулись на родину?
«Я вернулся только после того, как изменился режим. В 1968 году моя жена ещё однажды сюда приехала, чтобы убедиться, нельзя ли здесь как-то жить, но она вернулась обратно ко мне в Англию. В начале, после моего возвращения на родину, я узнал, что много людей боится моей конкуренции. Но, наконец, всё уладилось, и я часто сюда приезжал преподавать в университете в городе Оломоуц и на пражском юридическом факультете. Кроме того, я стал ведущим Центра по изучению социально-культурного плюрализма Философского института Академии наук. Мы организуем многие национальные и международные конференции, где анализируем проблемы, связанные с жизнью мультикультурного общества».
«В начале это развитие мне казалось слишком отпущенным на самотек. По-моему, право должно было больше влиять на процесс приватизации. Я уже не мог возвращаться на практику. Я был уже довольно старый и, кроме того, у меня была дистанция из-за моей жизни за границей. Но я бы этот процесс представлял себе по другому: сначала государство должно было взять всё в свои руки, поменять всех директоров, а потом постепенно заниматься приватизацией, чтобы не произошло никакой катастрофы. Идея купонной приватизации была неплохой, но, по-видимому, не были приняты меры для обнаружения каких-то фальшивых течений. Я бы всё делал более осторожно, по частям. Как мы влезли в ярмо, так и надо было вылезть. И коммунисты всё делали постепенно. Но уже всё прошло по-другому, сейчас не имеет смысла жаловаться или плакать. Мне кажется, что сейчас Чехия развивается очень хорошо, по крайней мере, с экономической точки зрения».
В одном интервью Вы сказали, что в начале 20-го века у Западного мира были большие шансы, которые были упущены из-за двух мировых войн. Вам кажется, что эти шансы уже нельзя догнать?
«Их уже нельзя догнать, так как в то время нас было много. Наши политики недооценивают демографический фактор. В Европе нас всё меньше. Когда-то европейцы составляли более 20 процентов мировой популяции. А сейчас - 13 процентов. Количество снижается. У иммигрантов другие ценности. Речь идёт не только о ВВП, у нас не хватает энтузиазма. Этот энтузиазм мы промотали в соревновании, у кого же будет больше колоний. Потом мы, всё равно, от этих колоний отказались. За что нас сейчас ругают, что мы ими владели. Хотя, по моему мнению, если сравнить современную ситуацию в Африке с ситуацией колониальной Африки, за исключением Конго во всех африканских странах ничего не улучшилось. Может быть, в колониальные времена было даже лучше, так как там было больше дисциплины».
Как Вы с этой точки зрения смотрите на развитие Чешской Республики? Насколько Вам кажется, что оно зависит от ситуации в Евросоюзе?
Профессор Крейчи считает очень важным уладить все националистические страсти в бывшей Югославии, Северной Ирландии и Басконии. С мировой и долгосрочной точки зрения Европу, по его словам, надо скрепить. Несмотря на то, будет ли принята европейская Конституция или нет. Ведь сам Ярослав Крейчи большую часть своей жизни провёл в стране, где никакой Конституции нет, и никакого влияния на функционирование страны это не имеет. Приоритетом для него являются вышеупомянутые фонды развития и общая политика, которую надо будет принять в случае возможного столкновения цивилизаций.
Интерес к актуальным вопросам и межчеловеческим связям Ярослав Крейчи не потерял даже во время своего тюремного заключения. Как он сказал, этот опыт ему расширил кругозор знаний, так как с социологической точки зрения это было очень интересно.
«Я был в угольной шахте и на стеклозаводе. Состав людей можно было разделить на три трети. Одна треть - это были обыкновенные преступники, вторая - духовные священники и третья - политические заключённые. Я вёл долгие дискуссии с духовными. Мы вместе составляли большинство, что и было выгодно. К счастью, я не испытал тюрьму в начале 50-х годов, когда ситуация заключённых была намного хуже. Я туда попал в 1954 году, когда всё было уже по-другому. Мы могли дискутировать, я помню, особенно, словацких духовных и политиков, несколько поэтов... У нас была библиотека, конечно, полна всякой бесполезной политической литературы. Но там были и русские книги, или книги, написанные, старым немецким готическим шрифтом, которые никто не читал. А вот меня это интересовало. Понятно, были и неприятные стороны жизни, разные указы, когда мы не выполнили норму, то нас наказывали, например, твёрдой постелью и постом в течение десяти дней и так далее. Но познание этой ситуации... Я бы, конечно, предпочёл заниматься чем-то другим. Но раз это случилось, хотя бы я чему-то научился. Главное, не жалеть себя. Я жалел, что я совершил некоторые ошибки, но себя - никогда».
