Слава Ильяшенко. Графика как путь человеческого развития
Сегодня мы пригласим вас на выставку под названием «Персидская красная», проходящую в пражской галерее «Вышеград». Об ее авторе, Вячеславе Ильяшенко, мы упоминали ранее в связи с передвижной выставкой «Борьба с ангелом», в которой он принял участие наряду с другими художниками.
Экспозиция, разместившаяся в галерее «Вышеград», предоставляет зрителю возможность познакомиться с творчеством самобытного художника гораздо шире, так как это — персональная выставка, предоставляя возможность нырнуть в озерки и заводи его картин глубже. Озерки бывают озорные или брызжущие цветом, заводи в виде таких офортов как «Мария Стюарт», «Молитва за плод граната» или «Гадание на черепахе» — тихими и влекущими к познанию.
Академический художник Вячеслав Ильяшенко, потомок волынских чехов, родом из Киева. С 1992 г. он проживает в Чехии, где начал выставляться уже спустя несколько лет после переезда. Его персональные выставки прошли также в Польше, Германии, Нидерландах и Канаде. Создав алтарные картины для храма святого Якуба и костела Святых Мартина и Иржи в Броумовской области, Ильяшенко принял активное участие в чешском проекте «Обновление культурного наследия».
— Слава, вы упомянули, что графика была для вас важна как путь человеческого развития. Были ли для вас какие-нибудь работы переломными, когда вы, например, начинали на одном дыхании, а потом пришло нечто другое, что поразило вас самого?
— Во-первых, для меня очень важен Пушкин и Сальери, я делаю иллюстрации к «Маленьким трагедиям». Сделал отдельную книжку, а потом для себя начал делать работы по Пушкину. У меня, как и у всех, тоже был период, когда я влюбился в Пушкина. И тогда благодаря какому-нибудь одному небольшому произведению я открыл для себя целого Пушкина, а потом и целую литературу того периода.
Я считаю, что ненормально всю жизнь делать работы в одном стиле, как на фабрике
Сначала художник занимался графикой, офортами, корпел над книжными иллюстрациями и перепробовал множество различных техник. Это длилось более десяти лет, и в ту пору график о живописи не помышлял. Потом ему вдруг очень захотелось попробовать писать яркими масляными красками.
— Я подумал, что, конечно, официально, по специальности и работе, мне чаще приходится делать графику, но художник имеет право делать работы, которые для него сейчас важны — для его души и внутреннего состояния. Я начал делать большие яркие картины, это для меня в последнее время — самый важный этап, потому что доставляет мне много удовольствия и радости: я получаю творческую энергию от самого процесса работы. Я уже заметил, что это идет какими-то этапами и важно к себе в определенный момент прислушаться и стараться делать то, что в данный момент хочется.
— Многие из присутствовавших на выставке говорили, что у них сложилось впечатление, что здесь представлены работы трех или четырех авторов, потому что они очень разные по стилю и по жанру — здесь и графика, и иконы, и картины, написанные насыщенными солнечными цветами...
— Мне как раз этого очень хотелось, потому что я считаю, что ненормально всю жизнь делать работы в одном стиле, как на фабрике. Для человека естественно меняться творчески, совершать какие-то ошибки, проводить эксперименты и менять стиль, если захочется. Поэтому я здесь выставил все: и работы, которым несколько лет, и новые масляные, которые висят здесь рядом.
Сама рука и настроение ищут какие-то образы
— Я обратила внимание на «Наполеона», картина мне показалась внутренне соывучной с «Щелкунчиком»; феерический цветной танец, во всем присуствует радость, но работа эта одновременно несколько насмешливая, вызывающая улыбку над всеми амбициями, которые у Наполеона были. Такая игра: яркая личность преломляет через себя яркие цвета...
— Очень рад, что это производит такое впечатление. Я Наполеона очень люблю; прочел о нем все, что было можно. Вы правы: все это делается для радости, все эти картины создаются очень естественным путем. Я никогда заранее не делаю эскизы, не планирую, как в случае заказных картин. Просто беру холст и краски и рисую, что рисуется. Сама рука и настроение ищут какие-то образы, и я сам могу только удивляться, что возникает.
Выступление молодой группы Derech на вернисаже в галерее «Вышеград» зрители встретили аплодисментами. Говорит дочь художника Мария Ильяшенко:
— Мы приехали из Находа, из Восточной Чехии. Мы — это друзья, которые собрались вокруг одной музыкальной школы и начали вместе играть. На выставку мы попали очень просто, так как мой папа — художник и попросил меня сыграть у него на вернисаже. Я пригласила своих друзей. Мы исполняем еврейскую музыку и, главное, музыку испанских евреев-сефардов.
— В Прагу вы приехали только по случаю вернисажа или заглядываете сюда чаще?
— В Праге много всего интересного и, может быть, у нас будет возможность сыграть на каком-то фестивале, так что пока мы к этому готовимся.
А каковы первые впечатления посетителей выставки?
— Попав на выставку, у меня сложилось такое ощущение, что у художника существуют разные видения мира. Может быть, они и соприкасаются в его душе, но они очень разные, идущие по разным направлениям. Если посмотреть на его графику, которая имеет сильный заряд, то его незаурядный талант очевиден. Но этот натюрморт и двойные фигуры говорят не о цельности автора, а о его раздвоенности. Да, у него — разные восприятия мира: чувственное и идеальное — путь к Христу, к Богу, влечение к чистому и светлому. А офорт «Казанова» — это из сферы той самой чувственности, чувственного видения мира. Белая лошадь, что-то уносящая, опять же — две фигуры; птицы разверзнуты на колесах: я так понимаю, что это — женские сердца, которые разбил Казанова. Раздвоение личности идет, разтроение...,
— вслух анализирует работы Вячеслава Ильяшенко художник Мехти Мезенцев.
— Зрителю свойственно придумывать собственные истории и толкования определенных картин — благо, многие ваши картины к этому располагают. Имеют ли некоторые работы под собой реальную основу?
— Вот эта цветная работа, как «Прощание с голубым колодцем», связана со старым Киевом, с тем временем, когда в Киеве начали разрушать старые районы и дом на Андреевском спуске, где жил Булгаков. Эту улицу начали уничтожать. Дом, любимый киевлянами, старинный кусочек города, оставшийся еще с прошлого века, стали сносить и строить американские гостиницы. Было очень больно. Все, кто любили Киев, переживали некое депрессивное состояние — это было начало 1990-х гг.,
— вспоминает художник.
В «Прощании с голубым колодцем», как признался художник, отразилась и его ностальгия по ушедшему старому городу, где Слава прожил все свое детство:
— Я сделал этот офорт, представляя, что приближается всемирный потоп, когда все будет уничтожено, исчезнет под водами и не останется ничего, что было важно для всех...
