Встреча Достоевского, Кафки и Кундеры - за закрытыми дверями вечности
Сегодня мы завершаем знакомство с работами, присланными на конкурс, посвященный чешским писателям и их произведениям. Алексей Соколов из Новосибирска построил сюжет своей мини-пьесы, отрывок из которой мы сегодня зачитаем, на воображаемой встрече трех классиков пера.
(Фёдор Михайлович Достоевский тихо входит в комнату с газетой в руке. Проходит и кладет газету на столик в центре комнаты. Оборачивается и идет обратно. Спокойно закрывает дверь на ключ. Садится в кресло спиной к двери и берет газету)
ФМ - Терпеть бессмертие гораздо комфортнее в кресле. Ох, и сколько же про меня пишут нынче, при жизни столько не писали. (читает газету, берет со столика чашку с кофе, неспеша потягивает) (Дверь неуверенно отрывается. Входит Франц Кафка. Интеллегентно топчется у двери)
ФК - Добры день.
ФМ - Здравствуйте. (Оборачивается и закрывает дверь на ключ)
ФК – Какая температура на Вечность по прогнозам?Ато кондиционера я тут не вижу.
ФМ - Опять вы, Франц, со своими шутками. Не пристало вам веселиться. На ваших плечах груз ответственности. Для многоих вы, чего скрывать, как и я, объект изучения и пример для подражания. Даже после смерти… тем более после сметри.
ФК – Будет вам. Не могу не поспорить. Вы же в корне не правы… (Франц, явно в хорошем настроении, проходит мимо Фёдора Михайловича и садится в кресло напротив него. Пытается поймать взгляд ФМ, бегающий по строчкам газеты)
ФК – Не вы ли еще недавно утверждали, что юмор есть остроумие глубокого чувства.
ФМ – Мы говорим о разных вещах, дорогой мой Франц: вы – о шутке, я – о бессмертии.
ФК – Ммда. (Кафка подается всем телом вперед) … Тогда, позвольте поинтересоваться… (Из-за дверей отчетливо раздаются голоса)
- Вы коммунист, господин Кундера?
- Нет, я романист.
- Вы диссидент?
- Нет, я романист.
- Вы правый или левый?
- Ни тот, ни другой. Я романист.
(Дверь резко открывается, входит Милан Кундера, захлопывает дверь)
МК - Черте что твориться! (Облокачивается на стену около двери и закуривает)
ФК - О! А мы как раз о Вас и говорили!!
ФМ – Что-то не припоминаю.
ФК – Как же так. Именно он пишет о бессмертии и смеется при этом. Или пишет роман о шутке, которая приводит к трагедии. Весь мир давно смеется, а вы то - Федор Михайлович - и не знаете. (Кундера задумчиво продолжает курить, с интересом рассматривает сидящих, как бы изучая их)
ФК – Он высмеивает все, даже свое высмеивание, и делает это так, что это выглядит как серьязная обдуманная философская позиция. Он запутывает такие психологические узлы межличностных отношений, что и ваш «идиот» бы позавидовал бы. Да что я перед Вами распыляюсь! Почитайте, Федор Михайлович, увлекательно и глубоко, как ни парадоксально. Лучше уделим внимание гостю: он к нам, похоже, ненадолго забежал. На разведку? (пауза)
МК – На перекур. (неловкая пауза. ФМ складывает газету, кладет ее на столик, встает с чашкой кофе, подходит к креслу Кафки, поворачивается лицом к двери и, соостветственно, к Милану Кундере)
ФМ – Угощайтесь кофе. (Пауза) Вот скажите, голубчик, то о чем не пишут в газетах. Чем дышит мир? Никак не красотой, должно быть? МК – Эгоизмом… но это, вероятно, и к лучшему. Только ему и остается спасти мир.
ФМ – Не берите на себя столько утверждать. Красота - это загадка, и не вам ее разгадать.
МК – Но мне ее разгадывать. Мне нравится процесс. Рисовать картины мазками истины и выдумки, гипотез и мыслей. Для меня Красота — последняя возможная победа человека, лишенного надежды. Красота в искусстве: свет, вдруг зажженный чем-то, впервые сказанным. Время не в силах погасить свет, пронизывающий великие романы, потому что пока человеческое существование продолжает пребывать в забвении, открытия романистов, какими бы старыми они ни были, никогда не перестанут нас удивлять.
ФМ – Человек определяется своим мировозрением, и вы им меня немного удивили, а меня, знаете ли, сложно удивить. Вы чьих будете? МК – Кто-то меня называет интеллектуалом-бабником из 60-х годов, кто-то - продуктом чешского импорта. Иногда доносчиком, иногда предателем, иногда индивидуалистом, иногда романистом… Родился 1 апреля 1929 года в Брно, учился в Праге, ею же обвинен в измене и ею же признан классиком. Как говориться, у матушки есть когти… Пребываю во Франции.
ФМ – Прага – чешский город с русской душой – широкая карамазовская натура, с легкостью вмещающая две бездны…
ФК – … с невыносимой легкостью… (Взгляд Франца Кафки упирается в столик перед собой, он явно в путешествии по своим внутренним мирам)
ФМ – Что, простите?
ФК(улыбается) – Я о своём. Вы продолжайте «…бездну над нами, бездну под нами…» (задумчивая пауза,ФМ в смущении)
ФМ – Скажите, Милан, почему вы так много внимания в произведениях уделяете размышлениям о доле Франца. Он мне видится вашим антиподом – его колыбель хоть и качала Прага, но душой он был далеко от Богемии и чешского народа. Насмешка судьбы или своенравие случая?
МК – Горькая арифметика эмиграции. Судьба моя и Кафки суть одна и та же. И она одними нами не заканчивается. Многих писателей и композиторов можно внести в то же самое уравнение. Богуслав Мартину, Юзеф Конрад Коженевски, Гомбрович, Казимир Брандыс, Стравинский, Набоков, Бродский. А ведь у каждого эимигранта есть незыблемая творческая проблема: количественно равные блоки жизни имеют разный удельный вес для молодости и зрелости. Если зрелость важнее и богаче как для жизни, так и для творчества, то в отместку подсознание, память, язык, весь фундамент творчества формируется очень рано; для врача это не станет проблемой, но для романиста, для композитора удалиться от мест, с которыми связаны его воображение, его одержимость и отсюда — его главные темы, это может стать причиной своего рода душевного разлома. Он должен мобилизовать все свои силы, все свое хитроумие художника, чтобы превратить недостатки данной ситуации в преимущества. Но есть вещи, о которых можно только молчать. Просто потому что всего не скажешь. (неловкая пауза)
МК – Да и время другое. То, что теперь эмиграция, раньше носило другие имена. От старого гетто, где родился и рос Кафка, сегодня сохранилось лишь немногое; готическая синагога ХIII века, кладбище, которое датируется гуситской эпохой, еврейская ратуша с маленькой деревянной башней и курантами, стрелки которых вращаются в обратную сторону.
ФК(улыбаясь) - Я мертвый, но я не слепой. Спасибо.
ФМ - Вот, что я вам скажу, два уважаемых аскета. Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни. А страдание и есть жизнь, без страдания все превратилось бы в бесконечный молебен, оно свято, но скучновато.
МК – Так не об этом ли я пишу?
ФК – А вы сами то знаете, о чем вы пишете?
МК – Теперь знаю. В молодости человек не способен воспринимать время как круг, он воспринимает его как дорогу, ведущую прямо вперед к вечно новым горизонтам; он еще далек от понимания, что его жизнь содержит лишь одну тему.
ФК – И какая же тема?
МК – Тема моя - ирония. Я вспоминаю один эпизод, когда скандинавский издатель засомневался, стоит ли публиковать «Вальс на прощание» из-за явно выраженного в нем послания против абортов. Издатель ошибся в существовании подобного послания, а я был доволен таким недопониманием. Я преуспел как романист. Я сумел создать моральную двойственность ситуации. Я сохранил веру в сущность романа как искусства: в иронию. А иронии наплевать на любые послания.
ФК – Он водит нас за нос, Федор Михайлович. Вам так не кажется?
ФМ - Вероятно, Франц. (Милан Кундера с улыбкой втягивает дым от сигарет)
ФК – Что вы вообще здесь делаете? Вам разве там плохо? Место себе не найдете… (долгая пауза)
МК – Трудно оставаться невозмутимым в обществе, которое настолько жаждет скандала. Меня разбирают на биографию, доносничество, измены… Вспомни свою же метафору, мой метафизичный друг, - романист разбирает на кирпичи дом своей жизни, чтобы построить из них новый дом: дом своего романа. Отсюда вытекает, что биографы романиста разрушают то, что он сделал, и восстанавливают то, что он разрушил. Их чисто негативная работа не может прояснить ни ценности, ни смысла романа; она в состоянии разве что идентифицировать несколько кирпичей. В момент, когда ты, Франц, начинаешь привлекать больше внимания, чем Жозеф К., намечается процесс посмертного умирания Франца Кафки. Что в послесмертии огдобрит автор — верность Доры Диамант или бестактность Макса Брода. Писателя все хотят судить, а лучше бы читали и понимали.
ФМ – «Это бессмертие. А бессмертие - это вечный суд» Не помню, кто сказал. То ли Гёте, то ли вы
МК – Я сам запутался в цитатах.(иронически улыбается)
ФМ – Вы теряете нить времени в своем многословии и плагиате. Главное душу не утопите в этой быстротечной реке постмодернизма…
МК – (усмехается) Ах, эти русские. Когда я жил еще в Праге, там ходил анекдот о русской душе. Чех с ошеломляющей быстротой соблазняет русскую женщину. После совокупления русская говорит ему с бесконечным презрением: «Моим телом ты овладел. Но душой моей не овладеешь никогда!» (Кафка смеется)
ФМ – Вы слишком часто смеётесь, там где нужно плакать…Это наводит меня на мысль, что в каждом хорошем писателе есть что-то от широты русских просторов…
МК – … и мудрости Богемских холмов. (Пауза)
ФМ – Мм… возможно. (Пауза) (Милан Кундера докуривает сигарету и выбрасывает окурок на пол)
МК – Я возвращаюсь, у меня еще много дел, но не буду прщаться. (открывает дверь)
ФМ - Заставьте их поверить, что вас не существовало… (Милан Кундера выходит, дверь громко захлопывается, пауза, тишина)
ФМ - …как сказал Флобер.(пауза) (ФМ и ФК усаживаются на свои кресла. Оба,погруженные в раздумья, берут свои чашки с кофе. Пьют)
ФК – Общение с такими людьми совращает к самоанализу. Не так ли, Фёдор Михайлович?
ФМ - Вы правы, дорогой Франц. (пауза)
ФК – Сочуствую и завидую его судьбе. Каждый имеет право на свое скверное вино, на свою глупость и на свою грязь под ногтями. И как мне показалось, кроме как «Родился 1 апреля 1929 года в Брно, учился и жил в Праге. Пребываю во Франции»: вся остальная его биография - ложь.
ФМ - Все, в том числе ложь, служит истине. Помните? Тени не гасят солнце.
ФК - Это моя реплика.
ФМ – Не обижайтесь, Франц. Я запутался в цитатах. Это заразно, стало быть.
ФК – Стало быть.
Кафка ставит чашку на столик, встает и подходит к двери, запирает дверь на ключ. Снаружи еще еле слышны суетливые перебивающие друг друга голоса. Франц одной половиной губ иронически улыбается в своем неудавшемся забвении.
P.S.: ФМ – Франц, напомните мне чьими словами мы говорили?
ФК – Общими, как всегда, Фёдор Михайлович. Но, думается мне, спрашиваете вы сейчас не о моей философской позиции, а об авторском праве на порядок и сочетание слов во фразах.
ФМ – Не смешно, но точно.
ФК – Это совсем не трудно. Ибо цитировли мы - и вы, и я, и гость наш - в основном себя. За исключением тех случаев, когда в нашу речь вмешивалась рябь четвертого лица. Назовем его – автор. Он же и благодарит всех тех, кого упамянул и не упамянул на этих страницах.
