Чехословакам, казненным на дрезденской гильотине, нацисты давали право на прощальное письмо
Наряду с Берлином-Плетцензее и Бреслау, сегодняшним Вроцлавом, Дрезден являлся одним из нацистских мест казни, где было приведено в исполнение больше всего смертных приговоров в отношении граждан Чехословакии. Большинство из почти девятисот чехословаков, чья жизнь оборвалась под дрезденской гильотиной, активно выступали против оккупации. Однако, перед смертью нацисты оставляли за ними одно право – право на прощальное письмо.
Среди наиболее распространенных «правонарушений», за которые граждане Чехословакии оказывались в нацистском заключении, были измена родине, измена стране, пособничество врагу или прослушивание иностранного радио. Помимо участников движения сопротивления, среди дрезденских жертв в меньшем числе также находились лица, осужденные за экономические и насильственные преступления. После оккупации нацисты ввели в Протекторате немецкие суды, которые занимались именно этими видами правонарушений в сфере уголовного права. Чехов заключали в тюрьму и казнили в Дрездене, потому что там заседал немецкий Народный суд, а в территориальном отношении под дрезденский эшафот спадали, например, окружные суды в Литомержице, Мосте и Чешской Липе, которые располагались на оккупированной приграничной территории. До весны 1943 года, то есть до того, как в Праге на Панкраце было создано место для проведения казней, на дрезденский эшафот отправлялись и обвиненные в пражском Чрезвычайном суде. За исключением периода военного положения после прибытия Гейдриха в Прагу и после его смерти, до весны 1943 года казни в Протекторате не проводились. Нацисты опасались, что судебные процессы над участниками антифашистского сопротивления могут вызвать волнения среди чешского населения, которое, в первую очередь, должно было эффективно и мирно работать на военную промышленность. Именно поэтому процессы и казни чехов были перенесены на территорию Германии.
Чешский историк Павла Плаха из Института по изучению тоталитарных режимов уже несколько лет сотрудничает с историком Биргит Зак, директором Мемориала Münchner Platz в Дрездене, над совместным проектом по документации всех чехословаков, казненных во время Второй мировой войны в Дрездене. Результатом этого сотрудничества стала книга «Сохраните это письмо как память обо мне», в которую вошло сто прощальных писем и записок, написанных гражданками и гражданами Чехословакии перед казнью в тюрьме на улице Георге-Бэр в Дрездене.
Без идеологической цензуры
«При документации судеб чехословаков, казненных в Дрездене, мы постоянно находили письма, которые они написали своим близким непосредственно перед казнью. Мы понимали, что это уникальные и впечатляющие документы, которые рассказывают о том, что эти люди переживали в свои последние моменты. Мы стали собирать эти письма и более детально их изучать. В результате мы выпустили их в сборнике. Мы решили сосредоточиться на письмах как таковых, без каких-либо сопутствующих обстоятельств, как это делали ранее авторы предшествующих сборников прощальных писем. Мы несколько критически относимся к предыдущим выпускам, где делался акцент на политические убеждения авторов писем или же на послании, которое они должны были нести последующим поколениям. Часто эти сборники носили идеологический оттенок, сами письма редактировались, из них исключались некоторые пассажи. Мы же, напротив, концентрируем внимание на письме как целом, показываем их читателю во всей их полноте, ничего не умалчивая, лишь комментируя обстоятельства при которых они появились, и объясняя, почему эти письма таковы, каковы они есть, и почему их писали, так как писали», - рассказывает историк Павла Плаха.
При написании прощальных писем значительную роль играла цензура. Именно поэтому, по словам Павлы Плахой, пассажи политического характера в них – скорее исключение. Авторы писем знали о цензуре, поэтому они избегали определенных тем или пытались их как-то зашифровать. Несмотря на эту самоцензуру, примерно треть дошедших до нас писем демонстрируют как минимум одно или два вмешательства цензора. Большая часть писем была получена авторами издания от родственников казненных или из архивов.
«У более ранних изданий прощальных писем, которые вышли, например, в 1946 году или позднее в период коммунистического режима, как правило, речь шла о подборках из различных тюрем, с каторги, из концентрационных лагерей. Зачастую это не были в действительности прощальные письма, которые люди писали перед казнью, и которые отличались тем, что они на самом деле были последними, и человек уже не ждал на них ответа. Мы же отбирали для нашей книги действительно прощальные письма, написанные вечером или за день перед казнью».
Было право на письмо, но не было сил его написать
Действительно ли каждый заключенный в нацистском плену имел право написать прощальное письмо? Как рассказывает Павла Плаха, не у каждого заключенного были на это силы.
«В случае узников правосудия существовал такой стандарт, но не каждый заключенный воспользовался этим правом. Многое зависело от психического состояния человека. Например, нам известна история учительницы Ружены Войтеховой, которая страдала синдромом Ганзера, или же тюремным психозом. Она была не в состоянии написать письмо близким, и на казнь ее вынуждены были нести. В отношении казненных в Дрездене, нам известно, что большинство написанных писем были впоследствии доставлены родственникам».
Помимо писем, некоторым из осужденных удалось написать и записки, которые они засовывали в карманы брюк или курток, и таким образом они доходили до родных.
«Мы описываем такие случаи в нашей книге. Обычно такие записки попадали к родственникам вместе с вещами казненных. Как правило, в карманах одежды находились небольшие записки или надпись на фотографии, которая была у заключенных в тюрьме, и на которой они написали небольшое послание прямо перед казнью. Известен случай Зденьки Варгуликовой, учительницы из Праги, которая нелегально написала довольно большое письмо. Оно не прошло цензуру, а к семье попало лишь после войны, благодаря тому что одна надзирательница из тюрьмы хранила его у себя до конца войны, а после передала его советским органам, которые затем переслали его родственникам Зденьки Варгуликовой», - заключает историк Павла Плаха из Института по изучению тоталитарных режимов.
