Город Z на языке CZ. Война и Донецк в романе Владимира Рафеенко
Реалии прифронтового Донецка и город Z как его фантасмагорическое отражение: роман современного украинского писателя Владимира Рафеенко «Долгота дней» вышел на чешском языке. Где проходит граница между украинским и русским мирами для уроженца Донецка, который раньше писал только на родном русском? Поможет ли его книга услышать в Праге эхо выстрелов на Донбассе? Каким увидел город Франца Кафки создатель магического реализма сегодняшней украинской литературы?
Роман, ставший лауреатом литературной премии Вышеградской четверки «Восточное партнерство» и опубликованный издательством Větrné mlýny, с русского оригинала перевели украинистки Тереза Хланёва и Екатерина Газукина. Владимир Рафеенко, прозаик, поэт, филолог-русист, покинул родной город – он живет в Киеве и сегодня пишет не только по-русски, но и по-украински.
– Что вы почувствовали, когда услышали свой текст, звучащий на чешском языке?
– Для меня очень важно, что текст существует на каком-то еще европейском языке, помимо русского и украинского. Меня переводили и на немецкий, и на голландский, и на польский, но это были отрывки, новеллы, а не самостоятельное высказывание, однако я все-таки автор крупных форм, так что для меня этот перевод – необыкновенное счастье, и мне было очень приятно сегодня услышать его чтение.– Как вы представляете себе своего чешского читателя, который сейчас возьмет вашу книгу?
– Книга рассчитана на самый широкий круг – это может быть и студент, и человек в возрасте, любой, кто интересуется не только медийной информацией, а способен воспринимать ее через художественные тексты, человек, который любит и понимает мир.
– Сегодня здесь прозвучал девиз: «Литература может и должна менять общество», и надежда, что ваша книга может повлиять на ситуацию на востоке Украины. Вы согласны с такой миссией?
– Я не рискну быть настолько наглым по отношению к реальности. Все-таки литература – это литература, искусство – это искусство, так что я воспринимаю свою работу и труд моих коллег, и ныне живущих, и давно умерших, как создание неких «машин культуры», благодаря которым человек восстанавливает в себе человеческое, то есть, пройдя через текст, способен ощутить себя больше человеком. Ощутить не только свою животную часть, а нащупать в себе некое дыхание среди ужасов современной жизни, не только военной, но и любой иной.
– Тем не менее, ваша книга – именно о войне. Можно ли, находясь в Праге, осознать, что не так далеко отсюда идут боевые действия, звучат выстрелы, взрываются мины?
– Думаю, нет. Приобщенность к тем смыслам, эмоциональная напряженность, которая присутствует у нас там, непонятна даже людям, живущим в той же стране, но на другом ее краю. Именно художественное воссоздание реальности помогает человеку восстановить смыслы, которые через медийные средства не восстанавливаются, войти в трагедию и комплекс обстоятельств сердцем. Именно невербальная функция искусства и литературы представляется мне самой важной, работающей в любом контексте, с любыми проблемами.
– Критики говорят о вашем магическом реализме, продолжающем традиции Гарсиа Маркеса. Сегодня также прозвучало имя Ханса Кристиана Андерсена. А такой пражский писатель как Франц Кафка не появлялся перед вами, когда вы писали роман?– Кафка – это культурный базис для каждого образованного европейского человека. Разумеется, он был читан и перечитан, и я использовал созданный им инструментарий. Так что в глубине там присутствует и Франц Кафка, который относится к числу моих учителей. Так мыслить и видеть мир европейцам помог именно он.
– Вы в Праге впервые?
– В 2015 году я был здесь проездом по пути в Брно, когда Украина стала гостем «Месяца чтений». Так что я в первый раз имею возможность походить по улочкам Праги, подышать городом. Конечно, он просто неимоверный, поразительный.
– То есть вы будете искать здесь Кафку, который, прожив здесь всю свою короткую жизнь, о Праге не писал и, по-видимому, ее не любил?
– Наверное, я иначе чем он воспринимаю город, который для меня наполнен удивительным шармом и очарованием. Такое впечатление, что, идя по улицам, видишь судьбы людей. Возникают сюжеты, которых у тебя никогда раньше не было. Это город с очень насыщенной атмосферой – архитектура, люди, говор, тени, полутени… Это – такое творческое «прохождение» через город.
– Следует ждать, что вслед за городом Z появится город P?
– Чтобы город вошел в текст, в нем нужно прожить не один месяц, а лучше не один год.
– В вашей книге присутствует и юмор. В своем выступлении вы говорили, что грустное и смешное стоят рядом, и без одного нет другого. Не бродил ли рядом с вашим текстом Ярослав Гашек?
– Вы называете имена, знакомые и любимые с детства, однако тот смех и тот ужас, который присутствует в жизни, о которой я писал, существенно отличается от созданного Гашеком. Это абсолютно другая война, другая культура, другие времена – в чем-то более смешные, в чем-то куда ужаснее.
– У вас есть слова: «Украина перемалывает город Z». Он – зернышко, попавшее между двух жерновов?
– Метафора города Z – о том, что он оказался и жертвой, и причиной войны, как жертвой и причиной оказались такие его русскоязычные жители, как я. Ведь я родился и прожил там всю жизнь, и меня никто никогда не попрекал русским языком. Я получал литературные премии в России, говорил и писал исключительно по-русски. В сельском конгломерате чаще встречалась украинская речь, а у меня разговорного украинского языка до приезда в Киев не было. Потом Россия объявила, что нужно спасать русскоязычное население и под этой маркой ввела силы, это сделало меня и других жителей и жертвой, и причиной войны. Надо так понимать, что если бы там не было русскоязычных, то и войны бы не было, но ведь это неправда. Причины и основания войны, конечно, не в языке. Такой проблемы никогда не было, и все мы – кто лучше, кто хуже – понимаем и разговариваем на двух языках. Это касается и востока, и запада страны. Проблема всегда поддерживалась искусственно – как местными элитами в эпоху независимости, так и Советским Союзом. Разделяй и властвуй.– Разумеется, граница между русским и украинским миром проходит не по языку, и вы тому яркий пример. А где она пролегает, и почему ваш город оказался посередине?– Не по вине города и людей. Если брать это в историческом контексте, то туда после войны для восстановления города и шахт привозили очень много специалистов из России. Многие бежали во время сталинских репрессий – условия работы в шахтах были настолько чудовищными, что человеку, которого в другом месте давно бы уже арестовали, здесь позволяли работать. Все это создало обстоятельства, благодаря которым оказалось возможной проведение такой операции со стороны России. Однако хотя регион был преимущественно русскоязычным, русская культура была абсолютно непонятна. Пели украинские, белорусские, украинские песни, праздновали христианские праздники украинского извода. Украинская ментальность прорастала через русский язык. Граница возникает естественным образом, потому что здесь Украина, а там Россия, потому что у нас цветут абрикосы, а в России нет. Мне гораздо понятнее люди, которые живут во Львове, чем люди, которые живут в Москве. Русская культура – это очень видно по ее литературе – больше сконцентрирована на функциональных качествах человека. Все эти психологические тонкости героев Достоевского, эта «социальщина», довлеющая русскому сознанию – это социальный, механистический взгляд на человека. А украинская ментальность – это, прежде всего, метафизический взгляд.
Роман с чертом — вот это и есть Украина! Любовь с метафизикой, с бытием, со смертью! А отнюдь не границы, прочерченные неизвестно кем и непонятно с какими целями. «Долгота дней»
– Это Гоголь?
– Совершенно верно. В русском языковом материале он воплотил реальную человеческую ментальность. Это другой взгляд, не хуже, не лучше, но иной. Для украинца важнее метафизические вещи, ощущение себя как единицы бытия, а не как части социума, политической системы. Возможно, с этим связан больший хаос, а России присуща большая централизация.
– Вы продолжаете писать по-русски, и вас переводят на украинский язык?
– В следующем месяце выходит роман, который я написал по-украински, но это не значит, что я полностью перехожу на украинский язык и прекращаю писать по-русски, просто я освоил украинский настолько, что могу писать на двух языках.
Была империя и сгинула. Ее закат совпал с детством и юностью. Можно было иногда попечалиться, глядя в раскрашенные картинки слайд-шоу, именуемого памятью. Там мама и папа. Пляж на косе, лето в росе, руки в малине. Молоко в треугольных пакетах. Ряженка в стеклянных бутылках. Политбюро. Пластилиновые дятлы из кукольных советских мультфильмов. «Долгота дней»
– Я понимаю, что вы писатель, а не политик, и все же хочу спросить – что будет дальше?
– Я настроен очень пессимистически. Я не пророк, но не могу не думать об этом. Донецк – город моего детства, я там прожил и большую часть жизни. Даже если представить такое чудо, что границы между Россией и Украиной будут восстановлены на прежнем месте, я не представляю, как восстанавливать город и регион. Ведь его хозяева, которые находятся там пять лет, разрушили промышленность, выпилили половину заводов и вывезли металл в Россию, перестали откачивать воду из шахт, и она начала поступать в горизонты питьевой воды. Как говорят профессиональные геологи, еще несколько лет – и ситуация будет необратима. Регион, при всех его замечательных плодородных землях, будет ни к чему не пригоден. Заводы выпилили, а воду отравили. Это и есть «великая цель», которую они преследуют? Уже не говоря о социальных вещах – отравить воду – одно, отравить души людей – совсем другое.
– Европа достаточно делает для прекращения конфликта?
– Если бы Европа хотела, то давно бы его прекратила. Для этого существуют инструменты, которые вижу даже я, не будучи политиком. По ряду причин, в том числе экономических, Европе не хочется в это вкладываться, кто-то не хочет ссориться со своими бизнес-партнерами…
Visegrad Eastern Partnership Literary Award – премия стран Вышеградской четверки, то есть Чехии, Словакии, Венгрии и Польши, была учреждена в Братиславе, в университетое им. Я. А. Коменского. Первым лауреатом в 2014 году стал украинский писатель Игорь Бабков. В 2015 году премия была присуждена азербайджанскому писателю Акраму Айлисли. Его роман «Каменные сны» об армянских погромах в Баку привел к травле автора на родине.
Как будет по-чешски kolorad, ukrop и vatnik?
О новом лауреате литературной премии стран Вышеградской четверки и работе над переводом романа «Долгота дней» «Радио Прага» беседует с украинисткой Терезой Хланёвой.
– Почему жюри остановило свой выбор на этом произведении?
– В этом году было четырнадцать книг-номинантов – из Украины, Беларуси, Молдавии, Грузии и Армении. Азербайджан «выбыл из игры», потому что нам просто не удалось установить с ними контакт. Свою роль тут сыграл скандал с азербайджанским писателем Акрамом Айлисли. В числе претендентов было много книг из Украины. Помимо Владимира Рафеенко, в шорт-лист попал Сергей Жадан с романом «Интернат». Должна признаться, что сделать окончательный выбор нам было очень сложно, и жюри, состоящее из представителей стран Вышеградской четверки, долго взвешивало все «за» и «против». В итоге, именно роман Рафеенко мы сочли наиболее оригинальным и интересным и решили представить автора, который пока неизвестен в Чехии. Но главное, что это хорошая литература. И реалистический уровень текста, и его фантастическая, ирреальная, абсурдистская плоскость очень точно показывают ужас этой войны.
– С какими трудностями вы столкнулись при работе над чешским текстом?
– Сложность состояла в том, что текст наполнен множеством аллюзий. Автор опирается на реалии Восточно-Европейского региона, России, Украины, на русскую культуру. Там множество деталей, о которых обычный чешский читатель не имеет представления. Нам приходилось решать, как переводить неологизмы, появившиеся на фоне войны, до какой степени сохранять внутренние выражения и насколько их дополнительно разъяснять. В книге содержится достаточно большой справочный аппарат, с помощью которого мы хотели помочь тем читателям, которые заинтересованы в более глубоком прочтении. Оттуда они узнают об исторических личностях, культурных артефактах, культурных клише и дополнят этим то, что отсутствует в переводе. Однако один абзац к авторскому тексту нам пришлось дописать, и это не был перевод как таковой, – иначе передать смысл было просто невозможно. Это своего ребус для читателя – найдут ли они то место, которое мы дописали.– Что значит современная украинская проза для сегодняшней чешской культуры?
– Украинская литература уже давно заняла в чешской культуре определенное место, однако чаще переводятся авторы Западной Украины. Если мы посмотрим на список переведенных книг, то это будут писатели из Ивано-Франковска, Львова, возможно, из Киева, однако, что касается Восточной Украины, то в книжном формате вышел только Сергей Жадан. На тему войны был переведен лишь «Аэропорт» русскоязычного писателя Сергея Лойко. В этом году выйдет перевод Артема Чеха, имеющего военный опыт. Однако у нас еще не был переведен автор, который бы описывал непосредственно Донецк, Донбасс, опираясь на собственное прошлое обычного человека. В романе самой войны не так много – там мало стреляют, и хотя люди погибают, это происходит не на поле битвы. Показана жизнь за линией фронта, что не делает ее менее трагичной и даже более жестокой, поскольку у этих людей нет выбора, будут или нет они умирать, погибая волею случая. Это – другой взгляд на воюющую Украину.
– Поменялось ли в последнее время отношение к украинцам, которых немало живет и работает в Чехии?– Думаю, да. Многое изменил Майдан, когда Украина возглавляла все новостные сводки. С тех пор эта тема немного отступила на второй план. Однако, хотя это звучит достаточно цинично, именно Майдан и война привлекли интерес к украинской литературе и культуре. Сейчас в Праге проводится столько мероприятий, связанных с Украиной, что я просто не успеваю на все ходить.
О сложностях работы над текстом рассказывает Екатерина Газукина, второй автор перевода.
– Что оказалось самым труднопереводимым?
Как только дверцы фургона распахнулись, оттуда выскочили четыре колорадских жука, каждый размером в две с половиной собаки Баскервилей. Выставив вперед мускулистые среднегруди, размахивая, как саблями, кинжалами боковых обоюдоострых ног, они меньше чем за пять минут нашинковали человек пятнадцать из числа ни в чем не повинных Z-граждан. Кровь смешалась с гречкой, пшенкой, рисом и каменной солью. «Долгота дней»
– Самым сложным было решить, как переводить реалии, мемы, связанные с сегодняшней жизнью на востоке Украины, – «укропы», «ватники», «колорады» и так далее.
– Вы работали над переводом вместе с украинисткой Терезой Хланёвой, которая сказала, что вы «страховали» ее при разборе русского текста. Как вы распределили обязанности?
– Роман состоит из двух плоскостей. Я делала перевод основной части, а Тереза переводила вкрапленные в роман реалистические новеллы. Потом мы обменивались текстами, читали их и перечитывали, сверяли с оригиналом, иногда заглядывали в украинский перевод. Также мы тесно сотрудничали с автором и много с ним консультировались.
Цель Вышеградской премии – не только открывать культуру своих соседей, но и нечто большее, уверен глава Института восточноевропейских исследований Карлова университета Марек Пршигода. «Учитывая, что наш сегодняшний гость приехал с Донбасса, я хочу выразить одно пожелание от лица присутствующих здесь филологов, которые несмотря ни на что верят, что культура, литература могут влиять на общество и вносить свой вклад в возвращение мира на восток Украины. Хотя разум подсказывает, что сделать это будет непросто, сердцем хочется верить в то, что ваши литературные тексты повлияют на умы, что люди перестанут ненавидеть друг друга, а вражда прекратиться».