Александр Кацапов – русское фуэте чешского балета
Собрание ролей Александра Кацапова – своего рода балетная хроника Чешского национального театра последних двух десятилетий: Высоцкий, Брель и Крыл – одним словом, Поэт, ставший его коронной ролью, Иван Грозный, Петруччо, Ромео, Эдип, «злой гений» фон Ротбарт, Вальмон, матушка Симона – комическую партию в «Тщетной предосторожности» традиционно исполняли мужчины. Всех образов не перечислить. Неотъемлемая часть этой творческой летописи – страницы классических и современных шедевров, созданные выдающимися мастерами – Джорджем Баланчиным, Иржи Килианом, Матсом Эком, сотрудничество с талантливыми хореографами Петром Зуской и Либором Вацуликом.
Пируэт длиной в двадцать лет
Александр Кацапов дебютировал в петербургском Государственном театре, где в течение трех лет танцевал Принца в «Щелкунчике», избранника Жизели Альберта, шекспировских героев, Петрушку и другие сольные партии. Переехав в Чехию в 1997 г., со временем начал выступать в качестве солиста, а потом и премьера в Национальном театре, окна которого выходят на Влтаву. Сегодня талантливый 43-летний танцовщик по-прежнему востребован как артист, одновременно работая педагогом-балетмейстером. Мы беседуем с выпускником Академии Русского балета, носящей имя «великой и ужасной» Агриппины Вагановой.
– В то время, в 1997–1998 гг., вы, вероятно, думали, что Прага станет лишь неким перевалочным пунктом, и вскоре вы отправитесь дальше. Когда вы почувствовали, что вам здесь действительно хочется остаться, поставить все на «чешскую карту»?– В 2002 году к нам пришел Петр Зуска ( хореограф и танцовщик, сотрудничающий с рядом европейских балетных трупп, худрук балетной труппы до 2016/2017 г. - прим.), и я решил задержаться здесь еще на несколько лет. Потом меня, как говорится, затянуло: состоялись новые премьеры, произошла большая перемена в репертуаре, меня начали интересовать современные постановки, я получал приглашения из других театров... В итоге, я так никуда и не уехал, и, вдобавок, у меня здесь появилась девушка (со своей женой я развелся) – первая солистка Национального театра Никола Марова. Работа меня очень привлекала; я уже знал, что именно будет в репертуаре нового сезона. Когда вам исполняется 27–28 лет, вы понимаете, что все жаждут «вливания свежей крови», и поэтому устроиться в те или иные труппы крайне проблематично. А здесь меня начали любить, узнавать, появилась своя публика...
Высоцкий, станцованный на сцене
– Мне как стороннему наблюдателю кажется, что «взросление» ваших героев проходило относительно плавно. Спектакль «Соло для троих», вдохновленный судьбами и песнями трех бардов – Владимира Высоцкого, Жака Бреля и Карела Крыла востребован в Национальном театре более десяти лет и идет до сих пор, судя по программе. Вы еще задействованы в этом спектакле?– В прошлом сезоне состоялось последнее «Соло для троих», его я тоже оттанцевал, как и премьеру. В планах нового руководителя балета данная постановка по-прежнему значится, но будет перенесена в стены пражского Сословного театра. Пока мы не знаем, как она там приживется, так как сцена Сословного немного скромнее по размерам, чем здесь. Сейчас я, конечно же, танцую меньше, но у меня по-прежнему остались роли возрастного характера – например, Вальмон в «Опасных связях». Как известно, это персонаж не для мальчишек.
– Вы работаете в Праге уже двадцать лет – исполнилась ли на подмостках чешского Национального театра ваша заветная мечта, касающаяся сценического воплощения какого-то конкретного образа?
– Безусловно. Помимо того, что я перетанцевал большую часть классического репертуара, меня также часто приглашали на роли в современных постановках. Для меня огромной радостью и счастьем было танцевать в спектакле «Кармен» выдающегося шведского хореографа Матса Эка. Таким образом, моя мечта осуществилась.
Прага в ожидании Килиана
– Зрителям наверняка запомнился и образ вашего царя в «Иване Грозном», за который вы были удостоены театральной премии «Талия»; также вы воплотили в жизнь идеи всемирно известного хореографа Иржи Килиана с самыми «золотыми», как подчеркивал Нуреев, ушами... Немногим, в отличие от вас, посчастливилось присутствовать при восстановлении его балета «Симфониетта» на музыку Яначека. Что вам принесло знакомство с его творчеством?
– Это, в первую очередь, разнообразие движений. В отличие других хореографов, он очень музыкален, его язык невероятно богат, непредсказуем, сложен; каждая нота должна быть передана с максимальной точностью – иначе страдает хореография. На следующий сезон у нас запланирован вечер Килиана, который будет состоять из четырех его произведений. Для нас это огромный подарок, так как его спектакли здесь давно уже не шли. Моя роль в данном мероприятии будет несколько иной – я буду педагогом-репетитором, ассистентом.«Нет повести печальнее на свете…»
– В каких ролях вы сейчас заняты?
– В настоящий момент я танцую в «Ромео и Джульетте» под руководством Петра Зуски. Моя роль – отец Лоренцо, один из главных персонажей этой постановки. Далее – спектакли «Вальмон» и «Тщетная предосторожность».
– Трагедия «Ромео и Джульетта» с вашим участием – особая история. Начинали вы с Ромео, затем играли Меркуцио. Насколько мне известно, в один из вечеров даже была пролита настоящая кровь – вы поранили себе ладонь и отправились в больницу На Франтишку... Невольно вспоминается шекспировское, хотя и не из «Ромео», «Кто этот окровавленный?» Как это произошло?
– Да, совершенно верно. У вас замечательная память! Рука у меня и по сей день иногда побаливает, поскольку тогда был поврежден сустав. На самом деле кровь была пролита не раз: однажды во время поединка на шпагах одна из них переломилась и часть ее угодила мне прямо в глаз... Тогда я снова поехал в упомянутую вами больницу.«Хотя б дожить до возраста Плисецкой, не то что танцевать...»
– Лет десять назад у вас была своеобразная установка – преодолеть 80-летний сценический рубеж Майи Плисецкой. Когда вы осознали, что тело … требует пересмотра представлений, более щадящего к нему отношения? Где вообще находится физический предел первого танцовщика главной сцены страны? Каково ваше назидание будущим преемникам?
– Как говорится, мы предполагаем, а Бог располагает. Сейчас я себя отлично чувствую, получаю огромное удовольствие от нахождения на сцене. Три года назад, когда мне было 39 лет, у нас танцевали один из сложнейших балетов Джорджа Баланчина. Тогда меня определили в первый состав. Премьеру я станцевал, но сначала, конечно же, очень этому противился, просил ассистентку из Нью-Йорка, чтобы она меня туда не включала. Однако ей было нужно, чтобы танцевал именно первый солист. В итоге, спустя несколько спектаклей, мои колени сказали «нет», начались боли в спине... Так что я вообще буду рад, если доживу до возраста Майи Плисецкой – не говоря уже о танце... Это вряд ли.
«Это все мама …»
– Многим балеринам, в отличие от мужчин, дано прожить на сцене более длительный отрезок времени. Это связано с иной физической нагрузкой, множеством различных поддержек, не говоря уже о том, что приходится поднимать и балерин, у которых «тяжелая кость»?
– Да, безусловно, вы сами ответили на свой вопрос. Женщины на сцене никого не поднимают, в отличие от нас. Именно поэтому мы, так сказать, быстрее изнашиваемся: отказывают колени, спина. Как бы там ни было, все это очень индивидуально. Я, например, считаю себя железным человеком, ведь многие мои коллеги уже давно перестали танцевать. В этом отношении я неимоверно благодарен своим родителям, от них я унаследовал хорошие гены. Моя мама, которой сейчас 64 года, до сих пор бегает марафоны при температуре минус шестнадцать. Не только в России, но и в Чехии, когда сюда приезжает, и вообще везде. Я горжусь ею.
– Почему именно балет стал вашим призванием, вашей судьбой?– Потому что мама настояла на своем. Балетом я совершенно не хотел заниматься, но она меня заставила. Так и пошло...
«Вальмон», подогнанный по фигуре
– Меня интересует и ваша работа с чешским хореографом и режиссером Либором Вацуликом. С ним у вас было очень много совместных проектов, в том числе Liftboy. Что вам принес этот опыт? И работа с настолько значимыми для вас хореографами и постановщиками, как уже упомянутые Зуска и Килиан?
– С Иржи Килианом мы в зале мало встречались, так как обычно сюда приезжал его ассистент. Он сам к нам заглядывал лишь на последние репетиции, оставался на премьеру. Я очень хорошо знал его маму, которая посещала наши спектакли. Я был ее любимцем. Иногда я чувствовал себя немного неловко оттого, что когда Килиан звонил домой, она только обо мне и говорила.
Либор Вацулик и его балеты помогли мне раскрыть все то, что во мне есть. Можно сказать, что карьеру танцовщика я сделал именно благодаря своему актерскому мастерству, хотя техника, безусловно, также важна – если артист заикается, это брак. Я признателен Вацулику еще и потому, что хотя наши первые встречи с ним были довольно прохладные, и он меня даже немножко недолюбливал, со временем я стал чаще участвовать в его постановках: тот же «Иван Грозный», «Total Eclipse», или «Полное затмение» – балет о «проклятых французских поэтах», и «Вальмон», который он подогнал специально под нашу «природу» – под меня и Терезу Подаржилову. Музыка Шуберта и Васкса, потрясающие костюмы...
В отсутствие кнута
– Ваши поклонники и знатоки современной чешской сцены знают, что вы являетесь выходцем из русской школы. Становление было непростым: вы как-то упомянули, что ваш учитель использовал также некие садистские методы. Позже вы этому дали положительную оценку, сказав, что «благодарны за такое ученичество». Известны и другие случаи бесконтрольной власти педагога над учащимися. Где лежит та грань, переступив которую, можно искалечить душу и тело подростка?
– Сейчас я на это смотрю как на отличную закалку, я прошел хорошую школу. Сегодня совершенно другие методы, люди стали мягче, и результат – соответствующий. Я не знаю, в каком состоянии сейчас педагогическая работа в Академии Русского балета, но здесь все друг друга жалеют, лелеют... Однако должен быть и кнут, и пряник.– Военный дриль, вы полагаете?
– Безусловно, это же академия, и если вы хотите чего-то добиться, нужно в чем-то себя ограничивать … железные тиски, но, конечно, в нормальных рамках, без физического насилия и психического террора. Но, в принципе, я не жалею о том, через что прошел. Благодаря этому опыту я стал к себе более требовательным.
– Удается ли вам поддерживать связь с вашими российскими коллегами по балетному цеху в Санкт-Петербурге или теми, кто, как и вы, решили переехать в Чехию?
– К сожалению, с большей частью своих знакомых я общаюсь лишь посредством Фейсбука и Вконтакте. Реальных встреч нет. Тем не менее, у меня тут есть несколько друзей из России, которые не имеют к балету никакого отношения, но остаются его большими поклонниками. Я их часто приглашаю на премьеры. А в труппе у нас сейчас почти нет русских, она состоит, в основном, из иностранцев, поэтому все уроки и репетиции проходят на английском языке. Есть у нас и одна восходящая звезда из Кишинева, наполовину русская – Алина Нану.
Без «шуматохи»
– Оставшись жить в Чехии и узнавая ее культуру, историю, быт, людей, что вы больше всего цените в этой стране?
– В Чехии мне нравится то, что в целом в стране и в Праге очень спокойно, я чувствую себя – тьфу-тьфу – безопасно; здесь низкий уровень преступности. Чехи нам близки, но в то же время более сдержаны, прохладны. Еще мне нравится отсутствие «шуматохи», которую я постоянно ощущаю, приезжая в Санкт-Петербург: вечно кто-то куда-то рвется, все движется. Здесь течение жизни более спокойное.
– А любимые места, где вы отдыхаете душой, в Праге или других чешских городах у вас есть?– Да, разумеется. Зимой я часто езжу на Шумаву или в Крконоше. Беру с собой своего сына, которому исполнится уже семь лет, и раза три за зиму мы куда-нибудь «сматываемся». Сейчас я, конечно, мог бы уже кататься на лыжах, но так как этому не учился, то, боюсь, что для моих ног это было бы фатальным. В основном, мы катаемся на санках, или же совершаем длительные прогулки на свежем воздухе.
А в Праге я люблю ходить на обеды в рестораны, открывать для себя вкус новых блюд. Сейчас, например, появилось очень много итальянских ресторанов. Из чешской кухни мне особенно нравится жареный сыр и маринованный камамбер, который идеально подходит к пиву,
– смеясь, завершает свой рассказ Александр Кацапов, признавшийся, что по выходным также любит посещать выставки.