Чешский ХХ век Павла Тигрида
Легендой чешской журналистики и двух волн эмиграции называли Павла Тигрида современники. Писатель, публицист и политик, большую часть жизни он прожил вдали от родины, которая всегда оставалась для него центром притяжения и точкой отсчета.
27 октября 2017 г. Чехия отмечает 100-летие со дня рождения человека, чья судьба может служить символом сопротивления коммунистическому режиму.
Среди его самых известных книг – «Политическая эмиграция в век атома», и «Карманный путеводитель по собственной судьбе для интеллектуалки», – острый и жесткий взгляд на историю страны: «сентиментальный марксист Дубчек», «эра репрессий и тьмы Новотного», скепсис по поводу «Пражской весны» – «тоталитарное не может быть полулиберальным». Главное зло, уверен Тигрид, – застой в обществе: «Может быть, и хорошо, что русские вторглись в нашу страну – от этого все пришло в движение».
Его ХХ век был долгим – от голоса на ВВС чехословацкого правительства в изгнании в годы Второй мировой до министра культуры во времена Гавела. Он ушел из жизни в 2003 г., в восемьдесят пять лет. Встретив «бархатную» революцию уже на склоне жизни, он, тем не менее, счел своим долгом работать над строительством нового государства, в 1994 г. заняв пост министра культуры.«Я думаю, что человек должен отвечать на вызовы, и если он считает, что способен работать, то должен эту работу взять на себя. Мне было интересно быть советником и министром, в то время как мои друзья в Пражском Граде и правительстве уже засыпали. А мне было любопытно узнавать, как все это крутится, как обслуживается власть. Как я за кого-то голосую в правительстве, а он голосует за меня. Если Бог мне даст еще возможность заниматься журналистикой, то и на нее это повлияет. Я видел всю эту кухню».
Будущий Тигрид – Павел Шёнфельд родился в 1917 году в Праге, в еврейской семье. Никто из его родственников, оставшихся во время оккупации в Чехословакии, не пережил Холокост. В одном из интервью писатель вспоминал, как он вместе со своим другом в 1939 году покидали страну: «У меня была «Ява», на которой я ездил по Праге. Мы были молодыми и дерзкими – в гестапо притворились словаками, и один глупый гестаповец выдал нам разрешение, которое было для Словакии и для Польши одинаковым. Поскольку у нас был мотоцикл, то мы сели и поехали через Германию в Голландию».
Он исправлял грамматические ошибки президенту Бенешу
В Лондоне Павел Шёнфельд начал пользоваться своим псевдонимом Тигрид, который в 1945 г. официально станет его фамилией, – это прозвище он получил еще в гимназии, на уроках географии, по названию реки Тигр. Там он начал работать на BBC, в программах чехословацкого правительства в изгнании Эдварда Бенеша.«Мы ничего еще не знали. Сколько нам тогда было лет? 22–23–25… Мальчишки на ВВС. Мы ничего не знали, да нас никто ни во что и не посвещал. Однако, к счастью, у молодежи есть особый нюх – некоторые вещи нам просто не нравились. Господин президент говорил в нос, страшно занудно. Мы кое-что исправили в его тексте, поскольку это было грамматически не правильно. Мы решили, что должны написать протокол и передать ему наши замечания. Тогда выступления записывались на пластинки, и все это длилось достаточно долго. Я представлял президента, который сидел напротив меня. Он любил играть в футбол, так что мы стучали там скрепками. Начальник его протокола наклонился ко мне и прошептал: «Дайте ему выиграть!». И я малодушно позволил ему это сделать, хотя забивал он плохо…»,– вспоминал Павел Тигрид в интервью уже в 1990-е г.
До 1948 года Тигрид работал в министерстве иностранных дел Чехословакии, однако приход к власти коммунистов вытолкнул его в новую эмиграцию. Вновь ему пришлось уезжать в последний момент, когда ловушка едва не захлопнулась, – приказ госбезопасности о его задержании попал на пограничные пункты всего через пару часов после того, как Тигрид пересек границу. В 1967 г. в ЧССР ему будет вынесен заочно приговор.
О Павле Тигриде вспоминает обозреватель «Радио Свобода» Ефим Фиштейн.
– При встрече с ним сразу было понятно, что имеешь дело, как сказали бы раньше, с человеческой глыбой. Он был похож на скалу и производил очень мощное впечатление. Мы познакомились осенью 1980 года, после того как я уехал из Чехословакии в Австрию, а оттуда большая группа выехала в Германию, где в деревне Франкен проходили регулярные встречи чешских и словацких политэмигрантов, на которых обсуждались судьбы страны, ее будущее, социальные, экономические, политические, проблемы, даже вопросы культуры.
Враг номер один для режима ЧССР
К тому времени Тигрид уже был большой величиной. Когда я жил в Чехословакии в 1970-е гг. и работал переводчиком при различных делегациях, то был поражен, когда в музее Министерства внутренних дел увидел экспозицию о «врагах народа», где самый большой стенд был посвящен именно Тигриду. Он считался врагом номер один. В эмиграции он работал на радио «Свободная Европа», потом уехал в Париж, где начал издавать журнал Svědeství – «Свидетельство», который стал центром эмиграции.– Был ли Тигрид как-то связан с русскими эмигрантами?
– Связи были по Парижу – его знала жившая там жена Андрея Синявского Мария Розанова, он был очень заметной фигурой. Тигрид хорошо знал труды Солженицына, хотя лично с ним никогда не встречался. Позднее, в 1983-84 гг., вместе с Владимиром Буковским и другими эмигрантами, он станет одним из основателей антикоммунистического Интернационала сопротивления.
Отличие Тигрида от других чехословацких политэмигрантов состояло, прежде всего, в том, что он никогда, в отличие от них, не разделял коммунистических взглядов, и это служило предметом его постоянных споров с активистами «Пражской весны». Он всегда говорил и писал, что ошибочно искать будущее Чехословакии в социализме, с каким бы лицом он ни был. Он был убежденным антикоммунистом и оказался исторически прав.
Ошеломительно человеческий
Он был душой встреч эмигрантов, объединяя все волны эмиграции своим безусловным авторитетом. Это был очень веселый, живой человек, живой ум, причем ошеломительно человеческий. В нем чувствовался животный интерес, аппетит к жизни. Он был прекрасным собутыльником, человеком, умевшим ценить женскую красоту и обаяние, и вместе с тем страстным оратором, не поддававшимся, однако, соблазну дешевого популизма.
– Знавшие его чехи говорили, что при всем его жизнелюбии он оставался человеком достаточно закрытым, а за внешней веселостью скрывалась определенная меланхолия…
– Разумеется, с возрастом это проявлялось все сильнее. А если бы он дожил до наших дней, то его грусть была бы еще глубже.– Как раз с этим и связан мой следующий вопрос: если бы Тигрид дожил до наших дней, какую оценку он бы мог дать сегодняшней политической жизни Чехии? Это – то, к чему он стремился, что пытался построить?
– Разумеется, нет. Он оценил бы экономические преобразования, потому что Чехия успешно приближается к Западу по своим показателям, но был бы глубоко несчастен из-за потери этических ориентиров, которыми руководствовалась Первая республика Масарика. Думаю, и Вацлав Гавел был бы очень опечален тем, в какой дезориентированности сейчас находится страна.
Остаться до конца капитаном своей судьбы
Но мы сейчас говорим о Тигриде. После работы в правительстве он отошел от дел. Начались связанные с возрастом болезни. Свою жизнь он закончил как мужчина – хотел до последнего остаться капитаном собственной судьбы. Когда у него началась серьезнейшая болезнь, которая не давала в его возрасте никакой надежды, он перестал принимать лекарства и фактически покончил жизнь самоубийством…
– Кем, по вашему мнению, Тигрибд был в первую очередь – писателем, философом или политиком?
– Как это ни парадоксально, но, в первую очередь, он был даже не писателем – хотя и написал несколько книг, включая «Путеводитель для интеллектуалки». На самом деле он был блестящим журналистом, публицистом, организатором культурной жизни. Политиком я бы его не назвал – хотя он и был близок к партии христианских демократов, но никогда ее не возглавлял и даже, кажется, не был ее членом. Он был журналистом в том смысле, как это понималось в Первой республике, и свою активную интеллектуальную работу продолжил и в эмиграции.
– Удивительно, что прожив в эмиграции больше лет, чем на родине, он сохранил прекрасный чешский язык. Вероятно, чешское слово служило центром его жизни.
– У него был блестящий язык, подкупающий своим легким старинным оттенком. Он писал не высокопарным, а именно умным языком, похожим на язык Чапека. Лучшие представители культурной эмиграции способны сохранить такой язык.
Помимо конференции в Остраве, по случаю 100-летия публициста в городе его предков Семилы прошли «Дни Тигрида», а одна из городских площадей теперь там носит его имя.