Вспоминая пражанина Аркадия Аверченко

Среди русских писателей-эмигрантов, нашедших после революции убежище в Чехословакии, одним из первых на память приходит имя Аркадия Аверченко. Недавно исполнилось 135 лет со дня его рождения, и мы хотим вспомнить этого выдающегося сатирика, который провел в Праге последние годы своей жизни и покоится здесь, на Ольшанском кладбище.

Аркадий Аверченко|Фото: Wikimedia Commons, public domain

В одном из интервью писатель признался: "Я вам скажу по секрету – (этого не надо опубликовывать): я прямо-таки влюбился в Прагу, но не признаю любви без взаимности. И пока Прага не высказалась в отношении меня, я скрою свое чувство в глубине сердца". Путь Аверченко в Чехословакию был тем же, как у многих других эмигрантов. После прихода к власти большевиков, уничтоживших его детище – журнал «Новый Сатирикон», писатель с трудом пробрался через Россию и оккупированную немцами территорию Украины в Крым, где работал в газете «Юг». В ноябре 1920 года, за несколько дней до того, как Севастополь был взят красными, Аверченко на одном из последних пароходов смог вырваться в Константинополь. Оттуда перебрался в Софию, затем в Белград. Наконец, в июне 1922 года он приехал на гастроли с группой артистов в Прагу.

3 июля в зале им. Бедржиха Сметаны Муниципального дома с большим успехом прошел его первый творческий вечер, после чего Аверченко отправился в двухмесячное турне по городам Чехословакии и... остался в этой стране. Здесь он мог много публиковаться, писал рассказы и фельетоны для газеты Prager Presse, основанной президентом Т. Г. Масариком. Здесь он, наконец, почувствовал почву под ногами. Всегда любивший комфорт, Аркадий Аверченко смог поселиться в отеле «Злата гуса» на Вацлавской площади. Можно сказать, что в Праге он нашел если не второй дом, то, во всяком случае, теплую атмосферу и покой. Так, в 1922 году он писал из Берлина для Prager Presse: «По Праге очень скучаю, потому что она милая, и потому, что здесь никто не понимает чешского языка, – зря, что ли, я учился!»

Зал им. Бедржиха Сметаны Муниципального дома, Фото: Архив Муниципального дома

У Аркадия Аверченко появились в Чехословакии не только поклонники, но и друзья. Защитой авторских прав писателя занимался директор пражского бюро «Русспресса» и один из основателей Союза русских писателей и журналистов в Праге В. Ф. Швиговский. Из местных писателей и журналистов, подружившихся с Аверченко, можно назвать В. Червинку и А. Несса, переводивших на чешский язык его произведения. В ноябре 1922 г. сразу несколько чешских театров в Остраве и Праге поставили пьесу Аверченко «Игра со смертью» в переводе Червенки. В Виноградском театре премьера прошла с огромным успехом, публика рукоплескала автору, а в газетах появились многочисленные восторженные рецензии.

К сожалению, жизнь Аркадия Аверченко, которая, казалось бы, начала налаживаться, оборвала болезнь и смерть. В начале 1925 года ему пришлось пойти на операцию по удалению глаза. Затем его состояние резко ухудшилось, и 28 января его в полубессознательном состоянии поместили в клинику при Пражской городской больнице с диагнозом «ослабление сердечной мышцы, расширение аорты и склероз почек». 12 марта 1925 года на 44-м году жизни Аркадий Аверченко скончался. На могиле писателя на Ольшанском кладбище, справа от входа в храм Успения Богородицы, и сейчас можно увидеть цветы, которые приносят туда почитатели его таланта.

Могила А. Аверченко на Ольшанском кладбище, Фото: открытый источник|Фото: Gampe, Wikimedia Commons, public domain

Без преувеличения можно сказать, что творчество Аркадия Аверченко стало полноправной частью чешской культуры 20-х годов ХХ века. С 1922-го по 1925-й на чешском и русском языках вышло более 20 сборников юмористических рассказов писателя, а роман «Шутка мецената» был опубликован уже после кончины Аркадия Аверченко. Ранее, в 1921 г., в Константинополе вышел сборник «Записки простодушного», с подзаголовком: «… о нашей жизни, страданиях, приключениях, о том, как мы падали, поднимались и снова падали, о нашей жестокой борьбе и о тихих радостях». Второе издание, вместе с циклом «Я в Европе» о жизни в Чехословакии, было издано в Праге и Берлине 1923 году. Мы предлагаем вам два рассказа из этого сборника – «Чехи» и «Кнедлики», написанные на основе пражских впечатлений писателя. Читает Антон Каймаков.

ЧЕХИ

Нет на свете человека деликатнее и воспитаннее чеха... Он ласков. Он заботлив. Он внимателен. Невозмутим. Всегда прекрасное расположение духа. Исключительно любит нас, русских.
Я никогда не видел, чтобы чех в обществе вышел из себя. А для меня нет ничего приятнее, как взвалить на свои плечи самую трудную задачу в мире... Поэтому я решил вывести чеха из себя...
Трое чехов и я – мы сидели в углу ресторана и дружелюбно попивали пиво. Я подстерег паузу, обвел компанию хитрыми глазами и неожиданно сказал: – Мне ваше правительство не нравится. Будь я на месте чеха – я бы съязвил:
– Зато у вас, у русских, хорошее правительство! Вместо этого чех кротко возразил:
– Видите ли, у нас правительство еще молодое. В будущем оно сделается старше, опытнее и, вероятно, не будет делать тех ошибок, которые вы имеете в виду.
– И Прага мне ваша не нравится, - сказал я, втайне приготовив руку для защиты на случай удара по голове со стороны соседа.
– А мне кажется – город красивый, – деликатно возразил мой сосед.
– Что толку, что красивый! Трубочист! Если трубочист, покрытый сажей, будет Аполлоном Бельведерским – все равно сквозь слой сажи красоты не видно.
– Прага – старый город.
– И напрасно. Надо бы помоложе. И потом, господа! Как вам не стыдно? Как можно на спящего человека наваливать 5 пудов?!
– Кто на вас навалил 5 пудов?! – испугался мой сосед с другой стороны.
– Помилуйте! А перины, которыми вы накрываетесь?! Внизу перина, сверху перина; получается огромный пирог, в котором тоненькая прослойка фарша, – полураздавленный плоский человек. Мне всегда снится, что на меня обрушился глетчер и засыпал меня миллионом пудов снегу!.. Это не постель, а обвал в горах! Утром горничная долго должна искать маленькое сморщенное задохшееся существо, чтобы с помощью массажа и искусственного дыхания пробудить его к жизни!..
– Зимой под периной теплее, – робко возразил чех. – Впрочем, действительно, с непривычки, может быть, неприятно...
– Неприятно!.. Это даже неэстетично!! Вообразите молодую, хорошо сложенную женщину под этой горой! Каковы получаются у нее контуры? А? А как у вас подают водку в ресторане? Вы видели хоть одного кельнера, который, несмотря на все ваши мольбы, подал бы вам водку перед обедом?! Он всегда норовит притащить водку к сладкому!! Это разве порядок?!
– Это, вероятно, потому, что наш национальный напиток – пиво...
Я кричал, жестикулировал, выдумывал самые тяжелые вещи - чехи были неизменно вежливы, кротки и безмятежны. Я головой бился об эту каменную стену деликатности, я охрип и, наконец, не найдя больше других недостатков, ворчливо сказал:
– И потом мне совершенно не нравятся ваши...
Я боюсь даже написать произнесенное мною слово, потому что - едва это слово прозвучало - с моими компаньонами произошла разительная, волшебная перемена... Лица их налились кровью, глаза засверкали негодованием, и мужественные кулаки, как молоты, застучали по безвинному столу:
– Вы у нас в Чехии гость! – загремели голоса. – И поэтому невежливо говорить в Чехии такие вещи! Если вам не нравится - уезжайте к себе в Россию!
Господи! За что они так на меня напали? Ведь я только сказал, что мне не нравится такая простая вещь, как...
Нет... страшно. Лучше я напишу это слово завтра.

КНЕДЛИКИ

"Кнедлики"!!!!! Вот то слово, которое привело в возмущение и ярость моих друзей-чехов...
– Позвольте, господа, – оправдывался я. – Ну, что в них хорошего? Что такое – кнедлики?! Это вареный, тяжелый, как свинец, хлеб, который кирпичом ложится в желудке. Ведь если я буду есть кнедлики каждый день – у меня в желудке будет кирпичный дом!
– У вас не в желудке кирпич, – кричал мой сосед по столу, – а в сердце у вас кирпич! Да ели ли вы когда-нибудь настоящие кнедлики?!
А другой чех – самый деликатный – сказал:
– Я и забыл, что мне нужно домой...
– Позвольте! – забеспокоился я. – Вы же говорили, что у вас свободный вечер...
– Да, но я не думал, что он так печально кончится.
– Пойду и я, – встал другой.
– И я!!
Я остался в грустном одиночестве...
– Ничего не поделаешь - придется обедать одному. Кельнер, дайте обед!
На первое мне дали суп с кнедликом; на второе - "вепшово печенье" с кнедликом; на десерт - кнедлик с яблоком внутри. Смотрел я на эти три невинные штучки, лежащие передо мною нетронутыми, и думал:
– Неужели такой пустяк может повести к международным осложнениям и к разрыву дипломатических сношений?..
Забыл сказать: потребованную мною к предобеденной закуске водку кельнер подал вместе с кофе...
Побрел я грустно домой, разделся и подполз под перину... Может быть, здесь людская ненависть не отыщет меня!