Самородок из Остравы для чешской фолк-сцены незаменим. Продолжение
Сегодня мы продолжим рассказ о замечательном чешском барде Яромире Ногавице и о том, что общего между ним и Карелом Крылом. О его "виртуалках", продолжающих традицию "розгласок", ожидании пощечины и Моравии, о которой, кроме него, никто так не пел.
«Как будто бы я выплюнул ядовитую слюну»
Я приветствую в гостях «Радио Прага» нашего второго гостя, Иржи Черного.
- Именно вы представили Ярека Ногавицу, чьи критические настроения в отношении властей беспокоили последних, впервые на официальной сцене в марте 1982 года, в рамках фестиваля «Фолковая карусель» в Остраве-Порубе. Вы признались как-то, что Ногавица «цепляет» вас каждым своим альбомом, каждую минуту. Я не буду перечислять всех альбомов, поскольку их на счету плодовитого автора порядка пятнадцати, но думаю, что уместно было бы вспомнить, как он сам охарактеризовал некоторые из них:
«Mиккимавзолей» – альбом скорее журналисткий, описательный, фотографический, реагирующий прямо на повседневность. Я должен был вложить в него все острое, болящее, что давило меня. Чтобы избавиться от этого. Как будто бы я выплюнул ядовитую слюну. Потом пришло расслабление, успокоение, примирение и я записал Divné století («Странное столетие»). Это было после запоев, вскоре после революции («бархатная» революция 1989 года – прим. ред.). Я осознал это недавно. После того как на меня все набросились и хотели из меня сделать чуть ли не врага всего народа (речь идет об обвинении в недоказанном сотрудничестве с STB – прим. ред.) я, чтобы как-то защититься, чтобы справиться со всем этим, взялся за «Икара». Альбом, схожий своей остротой, некомпромиссностью и жёстскостью с «Миккимавзолеем». И только после того как я эту глыбу отвалил, я выдал некое подобие «Странного столетия», альбом Tak mě tu máš («И вот я пред тобой»). Более нежный, живописный, спокойный».
— Что трогает вас в творчестве Ногавицы в последнее время?
— Меня в творчестве Ногавицы с самого начала интересует, и не просто интересует, но особенно радует, его чешский язык. И развитие этих способностей продолжается, он пишет не только песни, но и перевел три либретто Лоренцо да Понте к моцартовским операм. Он использует богатейший словарный запас чешского языка, избегает повторов, хорошо рифмует, а что касается последнего этапа его творчества, на мой взгляд, в нем отражается и способность достойно встретить старость. Он все-таки родился в 1953 году, и сейчас сталкивается с другими проблемами, чем когда был на 30-40 лет моложе. Он тем самым находит понимание не только у своих сверстников, но в определенной мере и у нашего более старшего поколения, потому что Ногавица находит красоту в таких вещах как верность, в силе воспоминаний, в отношениях. Он сам излагает это очень просто, но рассказывать об этом, наоборот, очень сложно.
До Ногавицы о Моравии никто так не пел
— Какие из альбомов Ногавицы, по вашему мнению, самые сильные, «настоянные»?
— Для меня, при всем моем уважении к записанным им другим альбомам, самыми сильными являются «Mиккимавзолей» и «Странное столетие» — я чаще всего возвращаюсь именно к ним. В «Странном столетии» он опередил свое время в контексте размышлений о единой Европе, поскольку в этом альбоме он уловил самое существенное в Северной Моравии, которая, конечно же, является моравской, но одновременно также чешской, польской и еврейской, и где уже отчасти также проявляется влияние Украины или России. Это все было и доныне присуще Моравскому краю, однако до Ногавицы об этом почти никогда так никто не пел. И он, может потому что много ездит по миру – к слову, в Италии и других странах он удостоился престижных наград, чувствует эту особенность Моравии сильнее других бардов.
Послушаем, как Ярек Ногавица поет о том, что было бы, родись он сто лет тому назад в Тешине, в чешско-польском пограничье.
Крыл и Ногавица
— Вы выступали с программами, посвященными Карелу Крылу (бард-оппозиционер умер, не дожив до своего 50-летия в Мюнхене, за два дня до смерти он был в Праге) и Яреку Ногавице, как и ряду других выдающихся, причем не только чешских, личностей фолк- и иных сцен во многих чешских клубах. И нередко подчеркивали, что Ногавица является в бардовской традиции достойным продолжателем Крыла, но последний, в отличие от Ногавицы, более интересовался политикой. Напомню, что Крыл, которого называли «поющей совестью антикоммунистического сопротивления», стал вынужденным эмигрантом после вторжения 1968 года.
После несколько лет длившегося душевного подъема в связи с надеждами на «бархатную» революцию он, наконец, был разочарован распадом Чехословакии, общественной ситуацией и политической самопрецентацией. Тут мне вспоминается строка из песни Ногавицы «Я слишком стар, чтоб верить в революцию». Отмечали вы и то, что характером оба они не просты и оба очень нервны, при этом на сцене ими выверивалось каждое слово, адресованное слушателям. Что еще общего между этими двумя феноменами чешского фолка моравского происхождения, что роднит их, а в чем они отличаются?
— Это хороший вопрос, но чтобы обстоятельно ответить на него, нам понадобилось бы очень много времени, потому что общего у них очень много — почти всё. Взять, к примеру, отношение к чешскому языку. Оба они в этом предельно, я сказал бы, прямо-таки по-профессорски точны, не полагаясь на то, что они в качестве исполнителей могли бы произвольно укоротить или удлинить песенную строку на один слог при помощи вокальной техники. Не тут-то было, они на такие компромиссы не были падки. Обоим также присущ большой дар мелодии. Как говорится, хорошая музыкальная школа научит вас всему, кроме искусства сочинить сильную мелодию. Однако это им было дано богом — точнее, Карелу Крылом — богом, а Ногавицу, поскольку он не принадлежит к верующим, его этим наделили гены или судьба.
Общее у Крыла и Ногавицы очевидно и в своеобразном тяготении к Востоку. Несмотря на то, что оба они с юных лет хорошо знали рокенрольную музыку и даже исполняли ее и писали для этих песен тексты, но если искать источники их вдохновения, то мы найдем их в чешской музыке. Прежде всего, в чешских народных песнях, или в польской и русской музыке, что не наблюдается у других чешских поэтов-песенников. Роднит их и подход к публичному выступлению на сцене.
Барды по большей части довольно разговорчивы, выходят на сцену, устанавливают контакт с публикой. А что мы видим или видели на концертах Крыла Ногавицы? Выходят на сцену, здороваются и начинают петь. Для них концерт — это концерт, что-то очень серьезное. Ярек даже несколько раз говорил — не имеет смысла делать вид, что слушатели и я — одно и то же, равны друг другу. Хотя бы уже по той причине, что им приходиться платить за то, что они слушают меня, тогда как мне за это, наоборот, платят. То есть оба этих барда с особой серьезностью воспринимают свое творчество. Тем не менее, Ногавица написал также прекрасные песенки для детей, очень веселые, или о спорте, футболе и прочем.
А чем они отличаются друг от друга? У Ярека меньше пафоса, и хотя и у него есть песни исторические и историзирующие о гуситах, князе Вацлаве и прочем, он намного реже связывается с историей, в отличие от Крыла.
— Нет ли у вас задумок относительно того, чтобы собрать в одну книгу ваши наблюдения, знание творчества и жизненного пути Ярека Ногавицы, поскольку вы все-таки на некоторых жизненных перекрестках стояли плечом к плечу с ним?
— Нет — во-первых, у меня уже нет уже в запасе такой энергии, а во-вторых, Йозеф Раувольф написал о нем довольно серьезную книгу, содержательную и точную с фактографическoй точки зрения. Мне как публицисту все еще интереснее писать и вообще заниматься тем, что более ново для меня самого, а новая музыка не заставляет себя ждать. В период нормализации и тоталитарного строя, когда бывало Ногавица был и под запретом, я написал для одного самиздатовского журнала довольно длинное эссе о Ногавице «Покорность непокорившегося». Я думаю, что наиболее существенное из того, что я о нем думаю, мне, возможно, в этом эссе тогда удалось сказать.
Дополню, что эссе вышло в 1986 году и подтолкнул публициста к этому размышлению о Ногавице железнодорожный рабочий Станислав Зарыбницкий, огромный поклонник песен Ногавицы, ставший и составителем первого самиздатовского сборника его текстов.
Потребность в пощечине
В творчестве остравского барда есть и менее известная широкой публике категория там называемых «виртуалок». Одну из них LETÍ VZDUCHEM FACKA («В воздухе пощечина летит») я перевела для наших слушателей.
В воздухе летит пощечина
На крыльях чайки приближается
Где ее пристанище
Кому она достанется
В сей стране прекрасной
Полно достойных адресатов
Я знаю минимум троих
Кому она придется впору
Летит она как эхо века
Мал да удал дар человеку
Что где-то ждет ее услады
Как Господа пощады
Летит летит мельканье крыльев
Где пребывает где поселилась
Тот кто ее сейчас поймает
Как будто бы воды прозрачной выпьет
И стар и млад хотят
Быть пламенем ее объят
Над землей ах боже закружит
Кто меня так кто же заслужил
— Вы написали книгу «Определенная степень пощечины» — я, признаться, ее еще не читала, но знаю, что в книге есть упоминание о Ногавице. Это случайное совпадение или пример некой синхронизации мыслей?
— Нет, нет, это совершенно случайное совпадение, в моей книге речь шла о пощечине, которая когда-то имела место в одном политическом споре в Словакии, но вообще меня эти «виртуалки» очень интересуют, что касается их тематического содержания. Для меня интересно то, что он таким образом высказался по ряду тем. Ногавица в этом продолжает традицию жанра, получившего широкое распространение в чешской публицистике еще до войны, традицию «розгласок» Эдуарда Басса (rozhlásky от rozhlás – чешск. радио, комментарии к разным актуальным событиям в стихах в юмористической форме), публиковавшихся в газете Lidové noviny. Мне эти «розгласки» (радийки — пер. ред.), когда я их позже прочитал, в общем-то, понравились, хотя фельетоны Чапека я читал все-таки с большим удовольствием.
Аналогично я подхожу и к «виртуалкам» Ногавицы — мне все-таки больше по душе его песенное творчество. В нем его личность проявляется более целостно.
— Чем Ярек Ногавица незаменим для чешской бардовской сцены?
— Мне кажется самым главным у него совершенно непрерывное соединение мелодического таланта с интересным песенным репертуаром, отличными текстами и естественной манерой выступления. Все это было присуще также Грехуте, Окуджаве, Высоцкому, Галичу, Доновану (шотландский бард Донован, напомним, некогда принимал участие в паломничестве The Beatles в Индию), Дилану. Для чешской фолк-сцены Ногавица незаменим. Интересно, что в Польше записано несколько альбомов, на которых польские певцы и актеры исполняют исключительно репертуар Ногавицы,
— заключает свой рассказ Иржи Черны.
А мы прощаемся с вами песней Ikarus в исполнении Ярека Ногавицы из одноименного авторского альбома 2008 года.
