Солженицын как зачинщик Пражской весны, борец с коммунизмом и националист

11 декабря 2018 года, в день столетия писателя, Александра Солженицына вспоминают не только в России. «Один день Ивана Денисовича» и «Архипелаг ГУЛАГ» давно стали частью чешской культуры и истории чехословацкого диссидентского движения. Сложную и противоречивую, но безусловно масштабную фигуру Солженицына неоднозначно воспринимают в сегодняшней Чехии. Борец с коммунизмом и тоталитарной машиной или имперец? Непримиримый критик власти, призывавший «жить не по лжи», или реакционер? О том, кем является Солженицын для чешского общества и культуры, рассказывает русист, переводчик и публицист Ян Махонин.

Александер Солженицын v roce 1994 po návratu z dvacetiletého vyhnanství, фото: Evstafiev, CC BY-SA 3.0

– В публикации, посвященной столетию писателя, вы даете ему взаимоисключающие характеристики: «диссидент» и «православный националист», «Солженицын режима» и «Солженицын правды». Что же останется в истории ХХ века – его рассказ о сталинском ГУЛАГе, который он смог донести до всего мира, или его антизападная риторика, широко используемая нынешним российским режимом, с которым писатель был связан в последние годы жизни?

русист, переводчик и публицист Ян Махонин, фото: Лубош Ведрал, ЧРо

– С моей стороны было бы слишком самонадеянно делать такие глобальные выводы – это покажет время. Могу сказать, как вижу его я, – для меня он остается «генералом своей армии», «полководцем» с невероятным талантом тактика, который смог ради противостояния режиму поразительным образом концентрировать все свои силы. В этой его роли я вижу его человеком запоминающимся и до некоторой степени вечным. Что касается литературного творчества, то и в нем, конечно, была необычайная сила, которая требовалась для того, чтобы писать на запрещенные темы. Требовалась выдержка, чтобы продолжать писать, несколько лет не публикуясь, а чтобы пройти этот путь с «Новым миром» и добиться там публикации, требовался невероятный профессионализм. И, наконец, способность собрать весь этот гигантский материал для «Архипелага ГУЛАГ» тоже говорит о масштабе личности. Однако как переводчик Варлама Шаламова я, конечно, несколько пристрастен и считаю, что Солженицын как писатель довольно консервативен. Он не ушел от того типа прозы, который сформировался в России во второй половине XIX века, не стал крупным экспериментатором. Здесь я отдаю предпочтение Варламу Шаламову, и, думаю, в этом я не одинок.

– Если мы заговорили о переводах, то тут возникает вопрос, насколько вообще переводимы его тексты с их нарочито архаичными выражениями, по которым даже составлен словарь «Трудных слов Солженицына». И насколько в Чехии его воспринимают как писателя? Все же он – лауреат Нобелевской премии именно по литературе.

Александр Солженицын после выхода из ГУЛАГа 1953 г., фото: The Gulag Archipelago, Part 3, photo/caption - pg 174-175, Perennial Library, 1976

– Традиция чешской «солженицианы» очень богата – она началась еще в 1963 году, когда был опубликован «Один день Ивана Денисовича», кстати, самым что ни на есть официальным политическим издательством «Руде право». Это был, так сказать, «управляемый процесс». Переводчиком тогда выступил мой отец Сергей Махонин, который был тогда коммунистом, но уже склоняющимся к реформам, коммунистом-либералом. Появление этого перевода имело большие последствия. Сам Солженицын без ложной скромности намекает на то, что именно он стал «зачинщиком» Пражской весны. В 1967 г. перевод его письма Союзу советских писателей был зачитан Павлом Когоутом с трибуны Съезда чехословацких писателей. Неоспоримым фактом является то, что это письмо вызвало большое волнение в среде чешской интеллигенции и довольно жесткую реакцию тогдашнего коммунистического аппарата, и, можно сказать, стало одним из самых важных толчков прихода Пражской весны. Что касается дальнейших переводов, то «Архипелаг ГУЛАГ» «гулял» в самиздате уже с начала 1970-х гг. Потом он вышел в тамиздатовском издательстве Konfrontace в 1974, 1976 и 1982 годах. Дальнейшие издания выходили уже после «бархатной» революции 1989 года. Еще один бестселлер чехословацкого самиздата – это «Бодался теленок с дубом». Это произведение было издано в самиздате в нескольких вариантах – иногда вместе с «Жить не по лжи», иногда с «Письмом вождям Советского Союза».

Чешское издание «Архипелага ГУЛАГ»|Фото: Academia

– Кем были переводчики, бравшие на себя такой труд, – переводить для самиздата огромные по объему тексты?

– Интрига с переводом «Архипелага» достаточно интересна. Он был переведен так называемым кругом переводчиков «Прага», и долго никто не знал, кто они такие, – в самиздатовских публикациях их фамилии не указывались. Уже в 1990-м году, когда «Архипелаг ГУЛАГ» издавали во второй раз, они, несмотря на наступившую свободу, еще не приведены там поименно. И только в издании 2012 года наконец появились их имена, и то не все. Тут необходимо назвать видную переводчицу Людмилу Душкову, поэта и замечательного переводчика Яна Забрану – он, например, переводил Андрея Платонова. Не следует забывать и Яну Нойманову, которая, кстати, – дочь главного редактора довоенной коммунистической газеты «Руде право». Можно сказать, что там собралась элита чешских русистов-переводчиков.

– Как известно, в Советском Союзе за хранение «Архипелага ГУЛАГ» давали сроки. Насколько сурово режим ЧССР карал за распространение Солженицына?

«Бодался теленок с дубом», фото: Academia

– Жестоко преследовались подпольная издательская деятельность и распространение самиздата как такового. За это нередко попадали за решетку. Я сейчас не помню, посадили ли кого-то за распространение конкретно Солженицына, но мне вспоминается другой интересный случай. Недавно я беседовал с одним из самых известных чешских диссидентов – Петром Улем, который впервые сел в 1964 году, причем за троцкизм, – в 1960-е он был молодым левым. Уже в тюрьме библиотекарь сунул ему в руки «Один день Ивана Денисовича». Уль тогда еще не знал даже имени Солженицына, но когда прочел книгу, то, как он выразился, «впал в ступор». Он не мог себе даже представить, что в тюрьме прочтет произведение о самом себе. В целом, конечно, за нелегальную литературу сажали. Например, сегодняшний директор Библиотеки самиздата Иржи Грунторад был в тюрьме за распространение самиздата.

– Известно ли что-то о связях Александра Солженицына с чешской, чехословацкой эмиграцией?

– Хотя сам Солженицын высоко ценил Пражскую весну 1968 года, очень сожалел об оккупации Чехословакии, его опыт общения с чехами и словаками можно назвать, скорее, печальным, и отношения складывались сложно. Еще до эмиграции, в 1960-е годы, один словацкий журналист по фамилии Лихта, побывав в Москве, умудрился забрать у Солженицына рукопись «Ракового корпуса» и продать ее британскому издательству Bodley Head. Это привело писателя в бешенство, поскольку он очень следил за тактикой издания своих работ, а тут кто-то продает его труд без его согласия. В «Бодался теленок с дубом» описана история, как уже в Цюрихе Солженицын познакомился с чехами, которые оказались просто сексотами. В воспоминаниях писатель прямо говорит о том, что с тех пор он старался ограничивать свое общение за границей с чехами и гражданами Чехословакии.

Александр Солженицын, фото: Verhoeff, Bert / Anefo, CC BY-SA 3.0 NL

– Известно ли о том, как Александр Солженицын встретил «бархатную» революцию 1989 года?

– Полагаю, что в то время ему было не до Чехословакии – он, скорее, наблюдал за тем, что твориться в России. Будучи политиком и философом, он видел события в Чехословакии как часть более глобальных процессов. Полагаю, что он их приветствовал.

– Можно ли говорить об эволюции восприятия Солженицына в Чехословакии и современной Чехии – «от диссидента к националисту», как вы это называете?

– Безусловно, изначально он был важен для коммунистов-реформаторов – с 1967 по 1970 год его знало, в основном, поколение Пражской весны, которое даже не предполагало, каких взглядов он придерживается. Это узнавание пришло постепенно. До 1989 года его считали, в основном, автором «Архипелага ГУЛАГ» и человеком, прилагающим невероятные усилия для разрушения коммунистической системы. Это – самое важное. Однако его известная Гарвардская речь стала в чешской диссидентской среде поводом для размышлений. Вацлав Гавел в переписке упоминает, что она «написана из какого-то закрытого православного угла», поскольку даже в эмиграции Солженицын закрывался от западной реальности. То есть появляется определенное критическое отношение к взглядам Солженицына.

«Один день Ивана Денисовича», фото: Leda

– Под вашей статьей о Солженицыне в Aktuálně.cz – не очень много комментариев. Участники форума, как и в России, делятся на сторонников и противников писателя. Насколько Солженицын известен в сегодняшней Чехии?

– Он достаточно известен, после 1989 года его произведения неоднократно издавались. На чешский язык переведено практически все, за исключением «Красного колеса». Если еще в начале 1990-х выходили переводы из самиздата и делались новые переводы, то сейчас это поколение переводчиков уже устало и постарело – до «Красного колеса» дело так не дошло. Кроме того, чешская публика столкнулась с проблемой книги «Двести лет вместе» – у нас тоже колебались, издавать ли эту работу, в которой проявились антисемитские настроения Солженицына. Ранее печатать ее отказывалась YMCA-Press. Все это тоже сыграло не слишком положительную роль в восприятии Солженицына. Однако в чешской традиции переводной литературы он остается классиком и регулярно переиздается – только «День Ивана Денисовича» выдержал с 1989 года уже, кажется, пять изданий.

– И слово «ГУЛАГ» вошло в чешский язык.

– Оно вошло в чешский язык еще в 1970-1980-е годы, возможно, не только благодаря Солженицыну. Это слово настолько укоренилось, что теперь обозначает советский концлагерь вообще, то есть не только систему Главного управления лагерей. Если хотят сказать «лагерь», то говорят «ГУЛАГ» – это немного странно, но это – факт чешского языка.