«Тех, кто с нами воюет, я не могу назвать русскими»
«Хорошо, что мой дедушка, прошедший всю Великую отечественную, не дожил до того дня, когда в Украину вторглась российская армия», – говорит Елена. Пять дней назад она с двумя детьми приехала в Прагу, оставив в Одессе мужа, дом, всю прежнюю мирную жизнь. Беженкой себя Елена считать не хочет и надеется вскоре вернуться назад.
– Как вы встретили день вторжения? У вас были предчувствия надвигающейся беды?
– Об этом много сообщали в новостях – что российские войска стоят вдоль нашей границы. Россия говорила, что это учения. Скажу честно, мы верили России, думали, что нас просто попугают присутствием вооруженных сил. Но 24 февраля, в 5 часов 10 минут утра, я проснулась от звуков выстрелов. Было четыре выстрела. Одесса – веселый портовый город, и у нас часто запускают петарды, устраивают салюты, но не в пять утра. Сразу появились паника и страх. Заснуть мы не могли, и пока я не покинула Украину, я вообще не спала.
– У вас большая семья?
– Муж и двое детей: сыну дошкольнику шесть лет, а девочке десять.
– Ваш муж остался в Одессе?
– Муж пока остался дома. Он не мог покинуть Украину, в том числе и по морально-этическим причинам. Пока он работает как волонтер: мужчины грузят песок в мешки, укрепляют блокпосты. На подъездах к нашему красивому городу теперь очень много блокпостов, стоят противотанковые ежи, которые я видела только на фотографиях времен Второй мировой войны. Памятник дюку Ришелье обложен мешками с песком. Мешки и ежи стоят пред зданием Одесской оперы, который я считаю самым красивым театром в мире.
– Вы решили эвакуироваться сразу же после начала военных действий?
«Самое безопасное место в квартире при взрыве – коридор»
– Я до последнего не хотела эвакуироваться. Меня уговаривала сестра, которая живет в Праге. Знаете, «мой дом – моя крепость»… У меня дом, животные, огород, сад, я такая домохозяйка. Я уехала, чтобы увезти от этого страха детей, которые пока не понимают, что происходит.
– В Одессе используются бомбоубежища? Мы все видели фотографии Киева, как люди там прячутся в метро.
– В Одессе многие жаловались, что, хотя бомбоубежища в городе есть, они старые и не приспособлены для использования. В телеграм-каналах теперь сообщают: «Воздушная тревога! Все в укрытие! Спускайтесь в подвалы или используйте "правило двух стен"». Что такое «правило двух стен»?.. Если вы живете в панельном доме, то должны укрыться за двумя стенами: первая внешняя стена, где окно, и вторая между комнатой и коридором. Если возле вашего дома будет взрыв, стекла полетят на вас, и вы должны быть защищены от осколков. В ванной комнате прятаться не стоит ни в коем случае: там может отколоться плитка или прорвать трубу с горячей водой, то есть самое безопасное место – это коридор. Еще я научилась делать «коктейли Молотова».
«От того, что русские воюют с украинцами, а немцы и румыны нам помогают, мой дед сейчас в гробу переворачивается»
– То есть с их помощью вы собрались отражать атаку российских войск?
– Да. Именно так. Теперь я знаю состав «коктейля Молотова».
– Вы думали, что когда-нибудь вам придется воевать с российской армией?
– Никогда. Я не думала, что братские народы – хотя сейчас об этом можно говорить только в кавычках – могут воевать между собой. Слава Богу, что мой дедушка, Царствие ему Небесное, не дожил до этого! Он умер, когда ему было 95 лет, прошел всю Великую отечественную войну, у него три ордена. Он даже написал про войну книгу. Он ненавидел войну, ненавидел фашизм. Если бы я ему сказала, что русские воюют с украинцами, а немцы и румыны нам помогают… Думаю, он сейчас в гробу переворачивается. Это просто не укладывается в голове. Я никогда не думала, что в XXI веке по нашим городам будут ходить танки, и в нас будут стрелять ракетами.
– Среди ваших знакомых в Одессе встречались те, кто бы поддерживал политику Владимира Путина?
– Путина никто не поддерживал. Мы живем в своей стране, у нас свои правила, свои законы. Мы их знаем, мы их выполняем.
– Как вы относились к России раньше и как относитесь теперь?
– Странное чувство… К России, к ее культуре я отношусь очень хорошо. Мы этим вскормлены, это русские писатели, художники. В Москве живет моя двоюродная тетя. Очень часто родственники из России приезжали в Одессу, на море, гостили у нас по пол-лета. Мы часто ездили в Москву зимой. Я вообще люблю всех и каждого.
– Сейчас ваше отношение к России изменилось?
– К моим родственникам нет, они нормальные адекватные люди, бывали у нас, видели, что нет никаких ни бандеровцев, ни террористов, ни националистов. А тех, кто с нами воюет, я не могу назвать русскими. Мне кажется, это не русские, а какая-то фашистская нация. Нет, я не могу назвать их русскими. Я в ужасе, потому что это – молодые ребята 2000, 2002, 2004 года рождения. Они родились уже при Путине и с молоком матери впитали этот путинизм, этот фашизм. По-видимому, им с рождения промывали мозги пропагандой. Я не вижу в них русских. Я не понимаю, как молодые люди могут пойти войной на соседнюю страну, что-то нам навязывать с оружием в руках в XXI веке, когда все толерантны, Европа договаривается, объединяется. А славяне стреляют друг в друга.
– Я слышала, что одесситы даже точно отмеряли в городе расстояние – куда может долететь снаряд, выпущенный российским военным кораблем. Вы опасались нападения с моря?
«Никто никогда к нам плохо не относился из-за того, что мы говорим по-русски»
– Да. Еще до войны, до 24 февраля, мы гуляли вдоль берега, и по всему горизонту были суда. Мой муж – он моряк – сказал, что это военные корабли. Что отмеряли, сказать не могу, поскольку я просто домохозяйка, и в этом не разбираюсь.
– На каком языке говорят в Одессе?
– Я говорю по-русски. Я розумію українську мову, но говорю по-русски. Никто никогда ничего мне по этому поводу не сказал. И не только в Одессе. В этом году мы много путешествовали по стране, были и в Западной Украине, и в Киеве. Никто никогда к нам плохо не относился из-за того, что мы обращались к людям на русском языке. Притеснений никаких нет. Документация ведется на украинском, а общаемся мы по-русски. Украинский язык я учила с пятого класса, читала украинскую литературу. То есть это не было внезапным – вдруг мы должны говорить по-украински. Все шло постепенно, естественно. Мы живем в Украине, и это национальный государственный язык.
«Люди бежали из Донецка, потому что российские военные там просто бесчинствовали»
– Вероятно, вы знаете тот пакет претензий, который предъявляет Россия? «Украина восемь лет бомбит Донбасс, убивает донбасских детей, и если бы российская армия не вошла в страну, на следующий день укро-фашисты напали бы на Россию».
– Это просто пропаганда. Когда в 2014 году образовались ДНР и ЛНР, вся эта клоака, как мы их называем, в Одессе появилось очень много беженцев из районов Донецка и Мариуполя. Люди бежали оттуда, потому что там ввели военное положение, российские военные просто бесчинствовали, беспредельничали. Моя знакомая из Донецка – сейчас она живет в Одессе рядом с нами – ехала там с ребенком в машине. Российские военные их остановили, высадили ее и ребенка, сели и уехали, обосновывая это тем, что «действует военное положение». Почти все, у кого была хоть какая-то возможность, оттуда уехали.
– Вы ехали через Румынию. Сколько времени вы добирались из Одессы до Праги?
– В обычное время поездка до румынской границы занимает четыре часа. Мы ехали часов шесть, поскольку много блокпостов. Там стоят наши молодые мальчики, некоторые даже с охотничьими ружьями. Они извигнялись, что все было долго. Меня это так растрогало, буквально до слез. Я думала: «Они там стоят, рискуют ради нас рискуют своей жизнью». Вообще, все очень доброжелательны, помогают друг другу. В условиях военного положения люди стали как-то ближе, роднее, сплотились: пропускают без очереди в магазинах, помогают. Все понимают, что мы одна страна, неважно какой мы национальности.
«В условиях военного положения люди сплотились»
Мы выехали в 7 утра 3 марта. Границу с Румынией перешли пешком, потому что на машине там можно провести не одну ночь: очень много людей, автомобилей, фур. Я шла с двумя детьми, с чемоданами, с рюкзаками. Мы были закутаны в пледы, потому что было холодно. И в таком виде мы переправились на пароме в Румынию. Там нас очень радушно встретили волонтеры: детям раздавали игрушки, предлагали еду, пледы, перчатки. Всё было очень хорошо организовано, были разбиты палатки, чтобы мы не ждали на улице, там были вода, кофе, чай. Спрашивали, встречает ли нас кто-то, можем ли мы доехать, если нет, организовывали транспорт до города. До Констанца нас везли на такси. В Румынии нас поселили чужие люди – мы их не знаем, они нас тоже, просто волонтеры дали ключи от квартиры, где были все предметы первой необходимости, продукты. Там мы провели сутки и на автобусе добрались до Праги.
– Здесь вам, вероятно, проще – у вас в Праге есть родственники. А как проходит ваше взаимодействие с чешскими структурами? Вы зарегистрировались как беженцы?
– Не как беженцы. Я не хочу быть беженкой, я хочу вернуться домой! У меня не виза беженца, она называется по-другому – «виза безопасности»… Родственники нас привозили, мы стояли в огромных очередях, но в результате нам оформили эти визы, страховку на год – это важно, потому что у меня двое маленьких детей. Также мы оформили получение финансовой помощи. Моя двоюродная сестра живет в Праге, мама – в Великобритании, а я живу в Одессе, у меня свой двухэтажный дом, собака, хозяйство, машины, и я хочу жить там. У нас в Одессе – всё очень хорошо. Было до недавнего времени.
– Вы не боитесь, что российская армия полностью захватит Украину, и ваша страна лишится независимости?
– У них ничего не выйдет. Наши Збройні Сили України не дадут этого сделать.
– Сейчас много говорят об угрозе нанесения Россией ядерного удара. Вы думали об этом?
– Я очень боялась. Это самое страшное.
– Рано или поздно война все равно закончится. Как вы считаете, сможет Украина поддерживать с Россией какие-то отношения?
– Когда тебя бьют, убивают, к таким людям сложно относиться по-хорошему. Но я надеюсь они там одумаются, очнуться прозреют, прочистят свои мозги, и все станет, как было раньше. Я очень на это надеюсь.
